Зал двух стихий таня гроттер
Обновлено: 04.07.2024
Гробынин пылесос с вертикальным взлетом и рюкзак с вещами лежали здесь же, на крыше.
— Привет, несчастная сиротка! — крикнула она. — Чего так долго? Пешком по тучкам шла? Я окоченела.
— А ты бы попрыгала на месте. Очень полезно, — посоветовала Таня, подумав про себя, что Гробыня просто свинья неблагодарная.
— Уже прыгала, теперь вот шоколад трескаю… — сообщила Гробыня. — Ну так как, берешь меня?
— Запрыгивай, что с тобой делать? Не бросать же у лопухоидов, — сказала она.
Склепова попыталась забраться на контрабас сзади, но оказалось, что она взяла с собой столько вещей, что вместе с рюкзаком никак не помещалась. К тому же Черные Шторы, не слишком любившие Гробыню, все время язвительно хрюкали и норовили сбросить ее. Даже заклинание «Дрыгус-брыгус» на них не действовало, потому что было слишком холодно, а искра, которую выбрасывало кольцо, получалась недостаточно горячей.
— Плохо дело, — признала наконец Гробыня. — Придется тебе тащить меня на буксире. Я сяду на свой пылесос, а конец трубы привяжем к твоему контрабасу.
— А так можно? — усомнилась Таня.
— Запросто, — заверила ее Гробыня. — У меня же пылесос не поломан. У него только направляющий талисман все время развязывается. Взлетать он может, а вот в воздухе начинает рыскать.
Если бы вскоре после этого случайный пешеход поднял голову и посмотрел на небо, он надолго лишился бы дара речи. Над Звенигородом неторопливо летел контрабас, которым управляла небольшая темноволосая девочка лет десяти, придерживающая локтем здоровенный чемодан. За контрабасом на длинном шланге тащился пылесос, на котором восседала высокая девица в оранжевой куртке с растрепанными фиолетовыми волосами.
Примерно раз в пять минут испорченный пылесос принимался упрямиться и взбрыкивать, точно норовистый скакун. Тогда девица с фиолетовыми волосами вцеплялась в него обеими руками и начинала вопить: «Стой, Гроттерша! Стой! У меня талисман опять развязался!» или «Ты куда летишь? Ты туда лети!».
— У меня карта в другую сторону показывает! — возражала Таня.
— Плевать на карту! А я тебе говорю, что в эту! — заявляла Гробыня.
Нечего и объяснять, что полет до Тибидохса не доставил Тане никакого удовольствия. Вместо обычных нескольких часов они тащились почти полдня. Причем все это время Гробыня безостановочно ворчала и ругалась. Началось это, когда в полете она попыталась перекрасить ногти из ядовито-зеленого в фиолетовый и ветром у нее выбило кисточку.
Когда в гудящем воздушном потоке они пронеслись над континентом, внизу разом исчезли все ориентиры. Таня смотрела на карту, уже не отрываясь. Тонкий пунктир и красная стрелка уверенно вели их над океаном. Заклинание перехода могло сработать в одной-единственной точке земного шара, где в океане, невидимый для простых смертных, был знаменитый остров магов Буян. Наконец наступил момент, когда кольцо на пальце у девочки потеплело, и на карте вспыхнул вдруг большой остров, похожий на жирафью голову.
— Готовься! Пора! — крикнула Таня, оборачиваясь.
— Эй-эй, Гроттерша! Погоди! — засуетилась Гробыня. — Я еще не настроилась. Дай хоть до трех досчитать!
— Ну, считай! — согласилась Таня.
Гробыня набрала полную грудь воздуха:
— Раз… два… э-э… четыре… пять…
— Неужели пропустила? — удивилась Гробыня. — Тогда поехали заново… Два на веревочке… два на ниточке… два на сопельке… Давай скорее, пока я не передумала! Не тяни! Ой, мама. ТРИ!
Таня прижалась грудью к контрабасу и направила смычок вниз. Ветер ударил им в лицо, рваная пелена туч надвинулась и сразу скомкалась, как мокрая вата, скатанная в сотни шариков. Бурлящий океан становился все отчетливее, все различимее. Уже можно было разглядеть отдельные волны, уже ветер швырял в лицо влажные брызги. Невозможно было поверить, что там внизу остров. Казалось, еще немного, и они на огромной скорости врежутся в бурлящую воду.
— Грааль Гардарика! — крикнула Таня, не различая своего голоса в рокоте океана.
Кольцо дедушки Феофила выстрелило зеленой искрой. Мир завертелся… замерцал… раскололся надвое… Океан и небо слились в единое целое и вновь разошлись… Тане почудилось, что нечто могучее подхватило ее и протиснуло сквозь бесконечно узкую воронку песочных часов.
Внезапно их стремительное падение замедлилось. Из океанской пены выступил большой остров. Седые сердитые волны, бурля и постепенно смягчаясь, накатывали на длинную песчаную косу, узким клином уходящую в океан. Сразу за песчаной косой начинались потрескавшиеся скалы, кое-где поросшие красными соснами с бугристыми, похожими на щупальца спрутов корнями.
Контрабас больше не падал, а снижался широкими кругами. Таня перевела взгляд выше, и у нее радостно защемило сердце. Она увидела колоссальную черепаху с наростами на панцире. Такую огромную и такую родную. Ее невозможно было ни с кем и ни с чем спутать, потому что именно такой черепахой казался с высоты Тибидохс! Там, где у черепахи были складки на панцире, у Тибидохса тянулись короткие и длинные галереи, связывающие множество его частей.
На вершине скалы возвышалась гигантская башня. Это и была знаменитая Большая Башня — главная из пяти башен Тибидохса. Вернее, это раньше башен было пять. Теперь же их оставалось всего три — Большая и две угловые. Другие две только начинали отстраиваться заново. На деревянных лесах, сомкнувшихся вокруг их основания, копошилась нежить. Как следует приглядевшись, можно было рассмотреть даже рыжеватую шерсть на спинах у леших и небольшие оранжевые каски на головах у домовых. В эти каски их наверняка заставил облечься Поклеп Поклепыч, обожавший во всем порядок.
Контрабас сделал еще полкруга, и Тибидохс стал виден со стороны главных ворот — единственного прохода через его защищенные множеством заклинаний неприступные стены.
Над главными воротами крепости, как и прежде, сияла надпись. Буквы надписи переливались, сотканные точно из живого огня.
«ТИБИДОХС — ШКОЛА МАГИИ ДЛЯ ТРУДНОВОСПИТУЕМЫХ ЮНЫХ ВОЛШЕБНИКОВ. БЕЛОЕ И ЧЕРНОЕ ОТДЕЛЕНИЯ».
Только теперь к этой надписи добавилась еще одна, более мелкая, но зато четкая:
«НА ГЛАВНУЮ ЛЕСТНИЦУ ВХОД ВОСПРЕЩЕН!»
У ворот прохаживался одетый в овечьи шкуры мрачный циклоп с секирой. Под его единственным глазом багровел здоровенный фонарь. Должно быть, братья-богатыри Усыня, Дубыня и Горыня опять поленились выучить пароль.
Тане захотелось поскорее оказаться внутри, увидеть Ваньку Валялкина, Баб-Ягуна. Захотелось посмотреть, как изменился Тибидохс за те томительные недели, что она прожила у дяди Германа и тети Нинели. Она направила смычок вниз и стала быстро снижаться.
— Эй, эй, поосторожнее! Не дрова везешь! Мне мои косточки еще не надоели. Они мне дороги как память! — послышался знакомый вопль.
Обернувшись, Таня увидела Гробыню. Девочка из черных магов висела на шланге, болтая в воздухе ногами. Ее барахлящий пылесос куда-то исчез. Гробыня сообщила, что талисман развязался в самый неподходящий момент и при произнесении «Грааль Гардарика» пылесос попросту срезало.
Поигрывая секирой, циклоп загородил девчонкам дорогу.
— Пароль! — рявкнул он.
— Парусник! — сказала Таня.
— Это старый пароль, — заупрямился циклоп. — Нужен новый!
— Запросто! Подбитый глаз! — насмешливо встряла Гробыня.
Поручик Ржевский в чемодане радостно заржал, а циклоп побагровел от злости. Его единственный глаз, окруженный фиолетовым сиянием фонаря, стремительно стал вращаться в орбите и покрылся десятками синеватых прожилок.
— Что? Что ты сказала? А вот этим вот по кумполу не хочешь? — проревел циклоп, занося над головой секиру.
— Девочек нельзя бить, — быстро сказала Таня.
— Даже секирой? — уточнил он.
— Секирой тем более. От Медузии влетит.
Циклоп еще с минуту подумал и грустно опустил секиру.
— А без пароля все равно не пропущу! — сказал он злорадно.
— Тогда позови Сарданапала. Или кого-нибудь из преподавателей, — предложила Таня.
— Не-а, — замотал головой циклоп. — Не буду звать.
— Почему не будешь?
— А потому, что неправильные пароли говорите. Издевательские, — заявил циклоп и обиженно повернулся спиной.
Неожиданно Таня засмеялась и толкнула Гробыню локтем.
— Чего ты? — поморщилась Гробыня.
— Посмотри вон туда! — прошептала Таня.
Склепова посмотрела и тоже стала хохотать. На спине у циклопа мелом было крупно выведено: «Русалочий хвост». Тане показалось, что она узнала почерк Ваньки Валялкина.
— Эй, я вспомнила! Пароль — «русалочий хвост»! — громко сказала она.
Циклоп так удивился, что даже сел на землю.
— Вот и ты тоже… Все почему-то не знают, а потом догадываются, — убито пожаловался он. — Да, точно, «русалочий хвост». Знаете, кто его придумал?
— Поклеп Поклепыч? — легко угадала Таня.
— Угу, он самый. У него теперь все пароли русалочьи. Позавчера была «серебряная чешуя», три дня назад «люмпомпусечка»… У меня от этой «люмпомпусечки» просто язык узлом завязался! Ладно, шут с вами, топайте.
Циклоп неуклюже поднялся и открыл тяжелые ворота. Только теперь, шагнув на первую из множества каменных ступеней, ведущих к Большой Башне, Таня окончательно уверилась, что очутилась в Тибидохсе, в своем Тибидохсе…
Она поднялась на дюжину ступеней, увидела свисающий сверху канат, тяжелое колесо подвесного моста, знакомый скол на дубовых дверях кладовки, и глаза у нее защипало. У Тани появилось ощущение, что она наконец оказалась дома, в том единственном доме, который мог у нее быть.
— Ох, мамочка моя бабуся! — восторженно завопил кто-то хорошо знакомый.
Навстречу ей уже бежали Баб-Ягун и Ванька Валялкин.
Скатерть-самооборонка и куриное заклятие
На следующий день с утра, как и обещала Медузия, в Тибидохсе начались занятия. Ученикам не дали отдохнуть ни одного дня. Перед занятиями Сарданапал и Медузия собрали всю школу в Зале Двух Стихий.
Кругленький Сарданапал был одет в новую мантию. Рядом с академиком Черноморовым, высокая и строгая, стояла Медузия. Поклеп Поклепыч, похожий на нахохлившегося ворона, сидел в стороне на небольшом стульчике. На коленях у него лежала толстая пачка пергаментов. Над пергаментами само собой порхало обдерганное гусиное перо и что-то быстро записывало. Вид у этого гусиного пера был самый что ни на есть кляузный и доносительский. Изредка Поклеп Поклепыч поглядывал на пергаменты и как-то нехорошо усмехался.
— Не нравится мне этот тип. Как ты думаешь, что он там записывает? — прошептал Ванька.
— Не знаю, — честно сказала Таня.
— А я думаю, что наши проступки, которые мы совершили в мире у лопухоидов, — предположил Валялкин.
В этот момент Поклеп Поклепыч с каким-то особым злорадным выражением поднял глаза и взглянул на Таню, что помогло ей окончательно увериться в правоте Ванькиных слов. Обдерганное перо ловко нырнуло в чернильницу и помчалось к очередному пергаменту.
Таня сердцем почуяла, что это за пергамент. Ее пергамент с ее проступками!
Но тут, словно приходя ей на помощь, невидимый оркестр духов заиграл торжественный гимн Тибидохса. Стульчик завуча стал нетерпеливо подскакивать. Поклеп Поклепыч торопливо встал и вытянулся в струну.
— Дорогие ребята! Рад приветствовать всех в Тибидохсе! — сказал Сарданапал.
Ученики стали незаметно подталкивать друг друга локтями, едва сдерживая смех. В то время, как академик обращался к ним с речью, его усы все еще продолжали дирижировать невидимым оркестром. И сам Сарданапал об этом явно представления не имел.
— Я знаю, что многим из вас в мире у лопухоидов было нелегко. Поверьте, нам тоже непросто было решиться на этот шаг. В любом случае, теперь вы снова в Тибидохсе и можете приступить к занятиям… И я очень этому рад… Мы сделали все, чтобы вернуть вас сюда как можно скорее. Несмотря даже на то, что он не до конца еще отстроен… — голос Сарданапала чуть дрогнул.
Усы академика начали было насмешливо прыгать, но длинная, то исчезавшая, то появляющаяся борода грозно шевельнулась, и они сразу притихли.
После Сарданапала слово взял Поклеп Поклепыч.
— Юные маги-недоучки, оказавшиеся в мире лопухоидов без надзора, совершили множество тяжелейших проступков! — визгливо начал завуч, потрясая стопкой пергаментов. — Некоторые… не буду пока называть имен… позволяли себе летать, другие направо и налево использовали заклинания, третьи пытались применять высшую магию превращений. В результате несколько очень добропорядочных лопухоидов до сих пор… э-э… проявляют некоторые странности в поведении. Не так ли, почтенный Семь-Пень-Дыр? Может, вы убедите их перестать лаять и кусать прохожих за ноги. У Зубодерихи это почему-то не получается. Кое-кто другой заколдовал отцовский ремень так, что уважаемый, педагогически грамотный, политически подкованный лопухоид отстегал ремнем самого себя!
— Поклеп! Спору нет: проступки действительно возмутительные. Однако этот тип был наказан за дело! Я уже говорил тебе: никто не заставлял его бить ремнем детей! Пусть один раз побывает на их месте! — перебил его Сарданапал.
Поклеп Поклепыч поморщился.
— Ну хорошо, это вычеркнем… — неохотно пробурчал он. — Между прочим, порой встречались просто вопиющие факты! Кое-кто из здешних любимчиков, например, выпускал из чемодана привидения и разбрасывал направо и налево купидоньи стрелы…
Таня поежилась, сразу поняв, к кому это относится.
Несколько сотен учеников замерли. Тишина повисла такая, что, казалось, слышно даже, как бежит муха по носу у Гуни Гломова. Потом взлетает и перелетает на ухо к Рите Шито-Крыто.
— Однако, к сожалению, если применять зомбирование, этот зал полностью опустеет, поскольку среди вас нет ни одного, кто не совершил бы хотя бы одного серьезного проступка, — неохотно продолжал завуч. — Именно поэтому мы временно отложим это наказание. Я подчеркиваю — ВРЕМЕННО. До первого значительного нарушения дисциплины!
Поклеп Поклепыч грозно потряс пергаментами и отступил. По залу пронесся вздох облегчения. Все слишком хорошо знали Поклепа и не заблуждались на его счет. Дай ему волю, он бы зомбировал учеников даже за пятиминутное опоздание. Однако, по счастью, в Тибидохсе был еще Сарданапал. Должно быть, он заступился за них и на этот раз. Недаром его усы дрогнули теперь так лукаво, хотя лицо по-прежнему оставалось важным и осуждающим.
Медузия сделала шаг вперед. Как всегда, она была очень краткой и конкретной.
— Я уверена, вы серьезно отнесетесь к словам Поклеп Поклепыча. А теперь все классы расходятся на занятия. Учитывая, что два месяца пропущены, расписание составлено очень плотное. Заниматься вам придется с утра и до позднего вечера. Едва ли у кого-то останутся силы на проказы. Кроме того, наш библиотекарь джинн Абдулла просил передать, что будет накладывать на любого, кто не сдаст книги вовремя или, что еще хуже, станет вырывать страницы, тройные проклятия. Так что будьте внимательны. Это все, что я хотела сказать. До встречи на нежитеведении!
Прямо из Зала Двух Стихий классы стали расходиться на занятия. Настроение у всех было неважное.
— Похоже, преподы решили взяться за нас всерьез, — сказала Рита Шито-Крыто.
— Угу, — подтвердила Гробыня. — В бараний рог согнуть! Если не придумать что-нибудь интересненькое, здесь будет тухло, как у лопухоидов.
— Гы! Интересно, как меня заставят заниматься, если я не захочу? — гоготнул Гуня Гломов.
Этот сутулый, похожий на гориллу субьект сидел в первом классе уже несколько лет подряд и до сих пор не мог удовлетворительно превратить табуретку в гуся. Вместо этого у него всякий раз получалось какое-то уродство: то живая табуретка, то гусь с четырьмя ножками. Таня никак не могла уяснить, как Гломов вообще сумел оказаться в Тибидохсе.
— Да, скверное дело. Придавят они нас своей зубрежкой, — грустно сказал Ванька Валялкин.
Баб-Ягун засмеялся и поманил Таню и Ваньку в сторону. Ноги у Баб-Ягуна лишь недавно перестали быть лягушачьими лапами, поэтому Баб-Ягун до сих пор порывался не ходить, а прыгать. Однако ни Таня, ни Ванька Валялкин над ним не смеялись. Попасть под заклинание Поклепа дело нешуточное. Особенно под заклинание, которым он охраняет Исчезающий Этаж.
— Чего такие тухлые? На вашем месте я бы не слишком унывал! — весело сказал Баб-Ягун.
— Почему это? С утра до вечера заниматься. Такого никакие мозги не выдержат, — возразил Ванька.
— Медузия не все сказала. Она умолчала про чемпионат по драконболу. Когда он начнется, никого попросту не засадишь за книги. Поэтому они с Поклепом такие сердитые. Только чур меня не выдавать! Мне бабушка по секрету сказала, — с заговорщицким видом прошептал Баб-Ягун.
Настроение у Тани резко поднялось. И как она могла забыть: Баб-Ягун же предупреждал ее о чемпионате! А раз на носу чемпионат, то придется много тренироваться. Наверняка Соловей О. Разбойник не захочет, чтобы их команда ударила лицом в грязь!
Рядом кто-то кашлянул, привлекая их внимание. Зубодериха всегда появлялась бесшумно.
— Молодые люди! Почему вы не на занятиях? Что у вас сейчас? А ну марш, а то сглажу! — весело прикрикнула она на них.
Первоклассники уставились на часы. Еще в первом полугодии они успели выучить, что часы в Тибидохсе особые — магические, без цифр, зато с небольшими оживающими картинками. Теперь стрелка показывала на закопченный котел, змеящийся вонючей струйкой дыма.
Таня поежилась. Она отлично знала, что означает этот котел: нужно отправляться на практическую магию к профессору Клоппу.
— Ох, мамочка моя бабуся! Если бы вы знали, как я ненавижу этого старикашку! Меня от него просто воротит! — с чувством воскликнул Баб-Ягун. — А тебя, Ванька?
Аудитория, в которой профессор Клопп всегда проводил занятия, находилась под самой крышей узкой круглой башни. На стенах висели пучки магических трав, змеиная кожа, мешочки с ядами и связки засушенных летучих мышей. Все это нужно было профессору Клоппу для приготовления его кошмарных эликсиров и снадобий. На партах стояли закопченные котлы, которые запрещалось мыть. Клопп утверждал, что именно в этой накопившейся за столетия копоти — их главная магия.
Послышался шорох. Сверху, из узкого люка в потолке, спустился веревочный гамак. На гамаке полулежал профессор Клопп, глава «темного» отделения Тибидохса. Его голова походила на редьку, а на лице было столько морщин, что было удивительно, как они все там помещаются. Одет он был в шерстяную жилетку, сверху которой на длинной цепочке висела бронзовая ложка.
— Сдраствуйт, киндер! — сказал он со своим обычным акцентом. — Я вижу, вы все пока жиф и здороф! Но это ненадолго. Уверен, до конца занятий многий из вас будет попадать в магпункт! Хи-хи!
Зал Двух Стихий — столовая Тибидохса, также используемая порой в качестве актового зала. Пока волос Древнира был в целости, синеватая струйка огня разделяла зал на две равные половины: тёмную и светлую. Из зала ведут две лестницы, главная и лестница Атлантов.
Башня Привидений, она же Башня Призраков — ближайшая к Большой Башне.
В зале стоял яркий свет солнца, он был резкий для Тани, так как только что она шла по мрачному коридору. Разноцветные плитки зала сверкали яркими цветами.
Подойдя к своему столу Таня увидела Ягуна и Ваньку, она обрадовалась их присутствию. Ванька как всегда сидел и уминал за обе щеки котлеты. Подойдя Таня поцеловала Ваню в щечку. Ягун посмотрел на него с небольшой завистью, Таня увидела это и обняла своего друга. От неожиданности его пухлые щеки покраснели.
Академик Черноморов прошел в ярко оснащенный Зал Двух Стихий. Все было как всегда. Жарптицы гоняли тарантулов своими пылающими хвостами. Сарданапал посмотрел на преподавательский стол. Он пустовал. "Должно быть, она еще не пришла" - подумал он.
*Лиза зашла в Зал и, встав около двери из него, стала ждать Клару.*
Олеся,
- Ну, вот и я, - улыбнулась Белая Тигрица, зайдя в Зал и найдя взглядом Лизу.
Лиза тоже улыбнулась.- А как ты относишься к одиночеству?- вдруг спросила Зализина.
Олеся,
- Ну, иногда посидеть одна, отключиться от мира и погрузиться в свои мысли - это я люблю. Но постоянное одиночество, когда рядом нет даже любимой кошки - это невыносимо даже для меня, - совершенно искренне ответила Клариссия. Да, от людей и чужой болтовни отдохнуть порой хочется, но полное одиночество в любом случае угнетает.
- Я слышала, тебя называют Белой тигрицей. А почему?- Лиза не хотела казаться назойливой и приставучей. Ей просто хотелось с кем- нибудь, о чём- нибудь поговорить.
Олеся,
- Ну, собствнно, тигрицей за характер "я спокойна, но лучше не трогать", а белой из-за того, что голубоглазая блондинка. Будь я рыжей или брюнеткой, была бы просто тигрицей. Ах, да, ещё из-за извечной футболки с белой тигрицей, - улыбнувшись, ответила Клара. Она, конечно, непрочь была бы услышать как Лиза расскажет о себе, но и на вопросы была не против отвечать.
- Ты не будешь против если я расскажу о себе?- Лиза посмотрела на Клару с едва заметной улыбкой.
- Я начну с того, что тут меня все считают очень упрямой скандалисткой. Я так же не очень люблю Гроттершу. Хотя "не очень"- это мягко сказано. А в детстве я выжила и даже не получила ни одного ожога в пажаре, который сама устроила. Ещё меня очень просто вывести из себя, но иногда я бываю спокойной как стена. Если меня довести до белого коления, то я могу испортить настроение всем на целую неделю. Уф. Ну, вот кажется теперь ты знаешь всё о моём несноснои характере.- Лиза улыбнулась. И так- как устала говорить, задала вопрос, который больше всего её мучил на данный момент: - А что ты думаешь о Гроттерше?
- Весело.- сказала Лиза.- Лично у меня нет не братьев, не сестёр. И родители вместе не живут, а мама из-за этого на меня всё время кричала.- Лиза заметно приуныла.
Олеся,
- Ну, родители и у меня уже давно не вместе, а мама. Если уж она даже на Эльку почти никогда не орёт, то уж точно помягче твоей. - сочувственно пояснила Клариссия, пожалуй, прекрасно понимая каково Лизе в такой ситуации.
- Лично мне с отцом лучше.- сказала Лиза. И добавила: - Может на жилой этаж пойдём? Тут много ушей.
Солнечные лучи проникая сквозь густую крону деревьев с трудом преодолевая шёлк занавески играли на стенах в свои причудливые игры, они были свободны и в то же время как никто другой уязвимы. Что же происходит там за стенами и задёрнутыми занавесками? Этого никто не знает..
Окна осторожно пронзали все те же солнечные лучи, выхватывая лица из спокойной тени. На одной из кроватей все ещё мирно спали. Темные пряди ее длинных волос были разбросаны по подушке, но это выглядело в большей мере привлекательно нежели неряшливо.
Солнечные зайчики пробираются все ближе, приходится с головой накрываться одеялом. Сознание все ещё дремлет, где то отдалённо понимая что пора бы уже просыпаться, все же ухватывается за последние образы.
Четыре, три, два, один.. сначала левый глаз, спустя пару мгновений и правый.
"Какая досада ты проспала" ,-саркастическим тоном промямлил внутренний голос, отдаваясь эхом во всех уголках сознания фраза наконец была воспринята, правда слегка не так как хотелось бы первой, что в общем не суть.
Черт. - широко зевнув, девушка прибоднялась на локтях и посмотрела на часы. - Черт, черт, черт. Ну и почему, спаршивается, она не разбудила меня? - ругалась Рита, натягивая на себя джинсы. .
Наконец, одевшись, Шито-Крыто подбежала к зеркалу, причесала взерошанные волосы и вылетела из спальни.
[Некоторое время спустя]
Хорошенькая, но слегка заспанная, брюнетка неторопливо вошёла в Зал, хмуро бросив взгляд на всю мишуру, которой было украшено помещение к приезду Магфордцев, она прошествовал к своему столику.
Замечательно. Обеда еще нет.. День сегодня будет мерзким. - это было утверждением.
Рита с презрением огляделась вокруг себя и, наколдовав себе кофе в граненом стакане, задумалась.
Интересно. Как там Гробыня с Гуней? Давно от них вестей не слышно было.
Рите сегодня везет. Ей досталась фруктово-ягодная скатерть.
Дальняя двустворчатая дверь с грохотом распахнулась и многоголосый шум в одно мгновение стих. В Зал внесли старинный ларец, окованный металлом. Его несли двое преподавателей - Поклеп Поклепыч с одной и Готфрид Бульйонский с другой стороны .
Дойдя до центра Зала, учителя водрузили ларь на стол. Затем Поклеп чуть пригнулся, присел, как бы опасаясь чего-то, и выпустил искру. В тот же миг ларец распахнулся с мелодичным звоном и в зал ворвались два вихря. Если присмотреться, то можно было заметить, что вихри - это на самом деле два абсолютно одинаковых молодых человека, которые двигались по Залу с такой скоростью, что у детей волосы на голове шевелились.
Не прошло и пары секунд, как вихри сделали круг по Залу и снова исчезли в своем сундуке. А на столах, перед учениками уже были расстелены разноцветные плетеные скатерти с изображением различных яств. Еще мгновение и все что было вышито на скатертях уже стояло на столах и пахло. Раздался мелодичный металлический звон закрывшегося ларца и преподаватели удалились в ту-же дверь, в которую вошли.
Приятного аппетита.
Пенелопа чувствовала себе в Тибидохсе довольно свободно. Никто не рисковал связываться с интуитивной магией, которая волнами выливалась из Пипы к месту и нет, а если кто и был скорбен умом, то быстро все понимал после первого же столкновения.
Змей Времени - странное существо. Свернувшись в кольцо, он лежит где-то в бесконечности, и в великом множестве его чешуек заключены минуты, дни, годы и столетия. Шепчутся, правда, что некогда на змея наложил заклятие сильный черный маг Людвиг Сморкач. Суть этого заклятия состоит-де в том, что в самые лучшие свои минуты время всегда бежит слишком быстро, в минуты же неприятные - растягиваются, как холодные макароны, которые наматываются на вилку и никак не закончатся.
Читайте также: