Эрик буш прототип
Обновлено: 04.07.2024
«Публикация без купюр – это когда опубликовали, но не заплатили», – шутит автор. В его книге «Отсебятина» много лёгкого искристого юмора, но много и интересных сведений о журналистско-писательской среде, позволяющих по-новому взглянуть на произведения Сергея Довлатова, с которым он был знаком.
Для Владимира Мельникова, журналиста, автора реприз и монологов, выступавшего в разные годы с Михаилом Задорновым, Константином Мелиханом, Юрием Стояновым и многими другими, эта небольшая книга стала первой. Несмотря на то что удивительных, забавных историй, случавшихся в жизни с ним и его друзьями, уже давно хватило бы на том объёмом с «Войну и мир».
– Всё началось в 1974 году в Таллине, когда я ходил в клуб «Сверстник» при газете «Молодёжь Эстонии», – вспоминает Владимир Мельников. – «Молодёжь Эстонии» находилась в Доме печати на седьмом этаже, а на шестом располагалась «Советская Эстония». И вот, я помню, спускаюсь с седьмого этажа (в этот день почему-то сломался лифт – в Эстонии тоже такое иногда случается), и на шестом этаже стоит огромный бородатый мужчина, сумрачно смотрит на меня и спрашивает: «Ты кто?» Я говорю: «Юнкор». Он потирает руки: «Вот ты-то мне и нужен». И я немедленно был послан за пивом. Это был Довлатов. Он маялся с похмелья, и, естественно, шесть этажей пройти вниз, а потом снова вверх ему было весьма тяжело. Так в 14 лет я оказал посильную помощь будущему великому писателю.
Окончив факультет журналистики Ленинградского университета, Владимир Мельников вновь вернулся в Таллин и начал работать в газете «Молодёжь Эстонии».
– Вокруг меня в те годы ссорились, писали доносы, влюблялись, занимали до получки прототипы довлатовских рассказов, – объясняет Мельников. – Прошло время, и я наткнулся на место в рассказе Довлатова, где он восклицает: «Где он теперь, диссидент и красавец, шизофреник, поэт и герой, возмутитель спокойствия – Эрнст Леопольдович Буш. » Я подумал: а почему бы не рассказать людям, что случилось с этими людьми, что было на самом деле, а что Довлатов придумал?
Владимир Мельников отмечает, что половина его «Отсебятины» – это в некотором роде «нон-фикшн», то есть чистая правда: лишь слегка где-то усилены интонации, сгущены краски. Но если человек это говорил в жизни – он то же самое говорит и в его книге.
Несколько более сложные и проблематичные в этом смысле отношения с реальностью были у самого Сергея Довлатова. И одна из причин, побудивших Владимира Мельникова написать свою книгу о персонажах любимого автора, в том, что сегодня появилось мнение, будто прототипы персонажей Довлатова трудно распознаваемы.
– Те реальные люди, которых я знал, хорошо угадываются, и более того, описанное в книгах Довлатова им было абсолютно «по плечу», потому что они и в жизни были яркими, многогранными, – объясняет Мельников. – И Довлатов не то чтобы пересочинял их судьбы – это была некая матрица, куда он помещал себя и своих друзей. Так вырастала вторая действительность, которая в чём-то могла повторить жизнь, а в чём-то быть самостоятельной.
Порой великий писатель был жесток.
– Я знаю, сколько трагедий было в реальной жизни после выхода в свет произведений Довлатова, – говорит Мельников. – В одном из рассказов в книге «Компромисс» идёт речь о том, как к герою Довлатова приходит женщина и просит найти ей мужчину. И рассказчик начинает перебирать своих таллинских знакомых, называя фамилии реальных людей, которые якобы могли бы подойти этой женщине. «Шаблинский, конечно, ас, но грубый, Розенштейн дачу строит, вконец обессилел. Гуляев – блондин. У Мити Кленского – триппер», – написано у Довлатова.
Легко себе представить, каково было читать эти строки самому Кленскому – собкору газеты «Правда» в Таллине, городе в общем-то небольшом, где все друг друга знают.
– Только ленивый не звонил Кленскому и не спрашивал, вылечил ли он с тех пор это заболевание, – вспоминает Мельников. – До сих пор при назывании фамилии «Довлатов» Кленский становится злым, красным и ругается матом.
130-страничное издание «Отсебятины», снабжённое иллюстрациями, вышло тиражом 1000 экземпляров. Последнюю страницу книги украшают благодарности и скромное резюме: «Автор надеется, что книга найдёт своего читателя. А то и двух».
«Где он теперь, диссидент и красавец, шизофреник, поэт и герой, возмутитель спокойствия, - Эрнст Леопольдович Буш?!» (в «Компромиссе десятом»).
Да здесь, от Нью-Йорка далековато, но от Москвы близко: в Санкт-Петербурге. Если освободить Буша от кое-каких колоритных черт и рижско-таллиннской биографии, в нем без каких-либо оптических приспособлений и не прищуривая глаз можно увидеть Александра Семеновича Кушнера, питерского земляка Сергея Довлатова (он же поэт) [1]. По поводу рижско-таллиннской биографии превентивно замечу: в начале десятого «компромисса» Довлатов ясно дает понять, что из Ленинграда, перед знакомством с Бушем, он никуда не выезжал или что действительная локализация сюжета с Бушем связана с Ленинградом. В следующей констатации: «Мы быстро проскочили невзрачные северо-западные окраины Ленинграда» (направляясь из Ленинграда в Таллинн).
У антропонима Александр (6) Кушнер (8) конечное числовое значение 5, у антропонима Александр (6) Семенович (2) Кушнер (8) конечное числовое значение 7 [2].
При первых двух упоминаниях у антропонима «Э. Л. Буш» конечное числовое значение 7, двукратное упоминание приводит к 14, или к 5. Третье упоминание героя «компромисса» осуществлено в форме «Бушу» с числовым значением 8.
Вербальные связи – с привлечением числовой энигматики.
Фамилия Буш при посредстве немецкого «der Busch» («куст») отсылает к двум проблемным в смысловом отношении стихотворениям Кушнера. Первое из них «Два голоса», 1972 г. Актуализируемые Довлатовым строки:
- Ты, дорожные знаки
подносящий к плечу,
я сегодня во мраке
словно ангел, лечу.
К моему изголовью
подступают кусты.
Помоги мне! С любовью
не справляюсь, как ты [3].
Из предшествующих цитируемым строк можно понять, что «лирический герой» Кушнера направляется куда-то в поезде. У его плеча оказываются дорожные знаки. Допустим. Но как к его изголовью подступают кусты? Герой едет по горам? Оговорки на этот счет нет. Нескладно здесь и со знаками. «Ты, дорожные знаки, подносящий к плечу» тому, кто ангел, - кто он, который «Ты»? О ком ты, читатель, подумал? Вот и я о Нем же. И оба ошиблись. У героя Кушнера своя логика. «С любовью не справляюсь, как ты» - это о чем? Она справляется с любовью или не справляется? Тотальное нагромождение белиберды [4]. После слов «не справлюсь, как ты» идет следующий текст:
- Не проси облегченья
от любви, не проси.
Согласись на мученье
и губу прикуси.
Бодрствуй с полночью вместе,
не мечтай разлюбить.
я тебе на разъезде
посвечу, так и быть.
Он ей фонариком с полочки посветит – «так и быть». Почему «так и быть», если он «не справляется», а она пришла или придет на разъезд? В полночь. Оценка этого же стихотворения проведена Довлатовым в том, как Галина, пятая жена Буша, видимо, вышедшая к разъезду и прикусившая губу, произносит «голоса», - «говоса» (слово «голоса» имеет конечное числовое значение 5) [5]. Когда она же вместо «булочки» произносит «бувочки», то ее словечко следует читать как «був очки» (напоминание об очках Кушнера). «И голоса незримых» (в «Компромиссе» «незримые»), и лебеди на Кадриоргском пруду – из поэзии Ахматовой. У Довлатова: «Лебеди скользили по воде, как два огромных черных букета». Он подразумевает букеты тюльпанов. У Ахматовой: «Это были черные тюльпаны, | Это были страшные цветы». В многочисленных упоминаниях лебедей в поэзии Ахматовой они белые. Буш задумывается об охоте на редких черных лебедей в мае, двухстрочное стихотворение Ахматовой о тюльпанах было написано тоже в мае [6].
Второе стихотворение «мастера отточенных смыслов» было написано в 1975 г. Называется «Куст»:
Евангелие от куста жасминового,
Дыша дождем и в сумраке белея,
Среди аллей и звона комариного
Не меньше говорит, чем от Матфея.
Так бел и мокр, так эти грозди светятся,
Так лепестки летят с дичка задетого.
Ты слеп и глух, когда тебе свидетельства
Чудес нужны еще, помимо этого.
Ты слеп и глух, и ищешь виноватого,
И сам готов кого-нибудь обидеть.
Но куст тебя заденет, бесноватого,
И ты начнешь и говорить, и видеть [7].
(Стихотворение процитировано полностью.)
Вот такое евангелие – от куста - однажды высветилось в сумраке и без фонарика. Допустим, куст тебе заменяет Евангелие. Но почему нужно быть бесноватым, чтобы куст тебя задел? Не поленись, читатель, загляни в десятый «компромисс», в сюжет «отъезд из Ленинграда», и ты увидишь, как Довлатов оценил экскурсы своего земляка то ли в кусты, то ли в кустарное богословие.
Однако «Буш» не один только «куст», «Буш» еще и «пустота» (в татарском языке «буш» - «пустой» [8]) – в «Стакане»:
Поставь стакан на край стола
И рядом с ним постой.
Он пуст. Он сделан из стекла.
Он полон пустотой [9].
Цитируется начало стихотворения, которое по достоинству могло бы быть оценено, кроме Довлатова, еще и пародистом Александром Ивановым, написавшим по поводу другого творения тонкого ценителя стаканов: «Когда ж, допустим, твой стишок | Изящной полон чепухи, | То поступаешь ты, дружок, | Как Кушнер, пишущий стихи» [10]. «Компромисс десятый» начинается с эпизода выпивки, повествователь вспоминает рассказ Тофика Алиева, в котором перечисляются бытовые предметы: рояль, альков, серебряные ложки, картины, «разный хлам», покрышки старые, брезентовый чехол (Кушнер не в одном стихотворении беззастенчиво описывает и маркирует вещи - при поддержке критиков, так же беззастенчиво дурачащих читающую публику восклицаниями: «Транс-цен-ден-тально!»).
Проекция Буша на Кушнера при помощи Галины не ограничивается специфическим Галиным произношением. Галина тесно связана с Кушнером через формант «нер» его фамилии. Этот формант актуализирует имя бога спокойного моря древних греков Нерея и нереид, среди которых известна и Галена, она же Галина, «спокойная», (поэтому Буш – «возмутитель спокойствия»), сестра Мурены и рыб-Веретен. В домике Буша и Галины есть аквариум с рыбкой-меченосцем, которого Галина дрессирует. Любовь к песням и танцам – характерная черта образа жизни нереид, Буша и его пятой жены.
Довлатов: «Кажется, я не сказал, что он был маленького роста». Не сказал он и о манере Буша застенчиво хихикать при любом общении.
Место, которое я не разгадал: «Мы спустились в холл. Инвалид-гардеробщик за деревянным барьером пил чай из термоса. Буш протянул ему алюминиевый номерок. Гардеробщик внезапно рассердился: Это типичное хамство – совать номерок цифрой вниз. Буш выслушал его и сказал: У каждого свои проблемы. ».
В преддверии Дней Довлатова, которые пройдут в Таллине в конце августа, давний друг писателя, коллега по работе в газете «Советская Эстония», худрук «Дней» Елена Скульская рассказывает о главных героях «Компромисса».
Безусловно, Таллин имеет не меньшее право на проведение таких «дней», чем Петербург или Нью-Йорк. Именно в этом небольшом эстонском городке с 1972 по 1975 Сергей Донатович работал журналистом. В августе сюда постараются приехать друзья Довлатова - Валерий Попов, Самуил Лурье, Андрей Арьев, Александр Генис и другие. «Нас немного осталось по естественным причинам», - шутит Елена Скульская.
Нам, живущим в Петербурге, таллинский период жизни Довлатова знаком, в первую очередь, по сборнику рассказов «Компромисс» - историй из его журналисткой жизни. У персонажей «Компромисса» в большинстве своем есть реальные прототипы. «Я думаю, что в «Компромиссе» нет ни одной истории, которая бы не происходила в реальности, - замечает Скульская. – Многие пытались разобраться, что в этих историях подлинно, а что нет. Но любая правда – это только версия событий.
Как мы впервые услышали истории из «Компромисса»? Их передавали по радио «Свобода», которое у нас не глушили. Так что герои рассказов могли встретиться на улице».
Генрих Туронок, редактор «Советской Эстонии», у Довлатова комичная фигура, «елейный, марципановый человек»: журналист постоянно ввязывается с ним в идеологические споры, а как-то даже зашивает редактору штаны.
«Я готовил развернутую информацию о выставке декоративных собак. Редактор, любитель животных, приехал на казенной машине - взглянуть. И тут началась гроза.
Туронок расстроился и говорит:
- С вами невозможно дело иметь.
- Вечно какие-то непредвиденные обстоятельства…»
«На мой взгляд, Туронок не был столь смешным и ярким, - вспоминает Скульская. - Конечно, редактор советской газеты не мог обладать такими острыми рапирами, чтобы сражаться с Довлатовым. Помню такие истории: я отдавала редактору статьи, в которых стояла какая-нибудь цитата из поэзии. Тот всегда спрашивал про автора строк, жив ли он. Если да – цитату убирали. Сергей потом объяснял мне логику Туронка: вдруг этот поэт сбежит, а мы его опубликовали! Даже строчку «Коммунисты, вперед» Александра Межирова пришлось убрать. Туронок сказал мне тогда: «Лилечка (так меня тогда называли), вы не знаете, на что способна богема…»
Туронок долго работал редактором после ухода Довлатова, умер в Москве от рака мозга».
Миша Шаблинский в «Компромиссе» - приятель Довлатова, журналист промышленного отдела «Советской Эстонии», ловелас.
«Как обычно, не хватило спиртного, и, как всегда, я предвидел это заранее. А вот с закуской не было проблем. Да и быть не могло. Какие могут быть проблемы, если Севастьянову удавалось разрезать обыкновенное яблоко на шестьдесят четыре дольки.
Помню, дважды бегали за «Стрелецкой». Затем появились какие-то девушки из балета на льду. Шаблинский все глядел на девиц, повторяя:
- Мы растопим этот лед. Мы растопим этот лед. »
«На самом деле он Рогинский. Миша - уникальный человек, который абсолютно снисходительно относится ко всему, что пишут или писали о нем. Он был ярким персонажем в Таллине – циничный, с огромным чувством юмора. То, что он вошел в историю через тексты Довлатова, ему всегда было приятно. Рогинский тоже будет принимать участие в Днях Довлатова. Мне кажется, что Миша такой и есть, как в «Компромиссе». Сейчас ему 76 лет, он ничего не пишет. Долгое время работал журналистом, потом - успешным издателем. Кстати, выпустил книгу Довлатова, и хвалится, что был первым, кто выплатил гонорар жене Довлатова Елене».
Митя Кленский, журналист отдела спорта, в тексте о нем есть одна нелицеприятная деталь – про триппер.
«А Кленский обладал поразительным методом воздействия на женщин. Метод заключался в том, что он подолгу с ними разговаривал. Причем не о себе, о них. И что бы он им ни говорил: «Вы склонны доверять людям, но в известных пределах. » - метод действовал безотказно и на учащихся ПТУ, и на циничных корреспонденток телевидения».
«Довлатов в «Компромиссе» изменил только его имя. Кленский уже на протяжении многих лет борется за свою медицинскую чистоту, - рассказывает Скульская. - Насколько я знаю, он был примерным семьянином. «Зачем Сережа написал, что у меня триппер, которого никогда не было?» - все удивлялся он. Поэтому когда речь заходит об установке памятника Довлатову, он высказывает сомнения в нужности. Сейчас Кленский - крупный общественный деятель».
Эрик Буш – коллега Довлатова, который говорил стихами, написал выдуманное интервью с капитаном корабля и заснул в кабинете генерала КГБ.
«Однажды Буш поздно ночью шел через Кадриорг. К нему подошли трое. Один из них мрачно выговорил:
Как в этой ситуации поступает нормальный человек? Есть три варианта сравнительно разумного поведения.
Невозмутимо и бесстрашно протянуть хулигану сигареты.
Быстро пройти мимо, а еще лучше - стремительно убежать.
И последнее - нокаутировав того, кто ближе, срочно ретироваться.
Буш избрал самый губительный, самый нестандартный вариант. В ответ на грубое требование Буш изысканно произнес:
- Что значит - дай? Разве мы пили с вами на брудершафт?!»
«В реальности Буша звали Михаил. На мой взгляд, практически весь литературный герой Буша выдуман Сережей, - считает Елена. - Но он действительно был очень ярким человеком, его тихое убедительное бормотанье завораживало. Из газеты его все время выгоняли за вранье – он очень многое выдумывал. Но журналистский слог у него был поэтическим. Стихов, правда, не писал и не говорил ими. Когда я пришла в газету, он работал внештатным автором. Как-то ему дали задание: описать, как красиво плавают лебеди на пруду в парке. Он принес изумительный текст, я его даже помню. Но надо же было случиться тому, что именно в то время чистили пруд! Даже в этой заметке он все придумал. Кроме того, Буш постоянно «открывал» выставки великих художников. Приходил в редакцию: «Есть сенсация». Все: «Миша, врешь!» Но, в конце концов верили, и он опять приносил выдуманные заметки.
Когда Сережа вышел из зала после редколлегии, на которой его вынудили написать заявление по собственному желанию, мы толпились в коридоре. Он сразу отрезал: «Не подходите ко мне, это может быть опасно», но мы все равно его облепили. Сережа подошел к Бушу: «Миша, я уволен из редакции. Может, вас теперь возьмут на штатную должность» И это была не ирония.
Буш как-то позвонил мне: «Я вот думаю, если Сережа называет меня под настоящей фамилией, не имею ли я право на часть гонораров?» Конечно, он шутил. Буш умер лет 10 назад».
Сам Сергей Донатович скончался 24 августа 1990 года. «И я ушел. Вернее остался» - эта фраза, выдернутая из контекста того же «Компромисса», как нельзя лучше подходит к литературе Довлатова.
Дни Довлатова в Таллине
25 августа пройдет выставка «Сергей Довлатов: от автора» и кинопоказы. На следующий день - литературный симпозиум и спектакль «Читаем Довлатова». 27 августа – экскурсия по «довлатовским» местам в Таллинне и вечер памяти писателя.
Войти
Авторизуясь в LiveJournal с помощью стороннего сервиса вы принимаете условия Пользовательского соглашения LiveJournal
Компромисс с прототипами («Интимный город» Кристины Давидянц)
Мне понравился фильм о Довлатове, снятый в Эстонии. В нём нет общих мест. Читаются отрывки из «Компромисса» (голосом, похожим на голос Довлатова), и герои произведения (или их прототипы, кто как считает) эти отрывки комментируют. Комментарии разные. Некоторые, особенно те, кто выведены под своими именами, серьёзно обижены на автора. Другие даже польщены. Третьи, при некотором разочаровании, что в «Компромиссе» им уделено мало места, как бы говорят: пронесло. Довлатовская Марина, оказавшаяся не Тамарой Зибуновой, как я раньше думал, а совсем другой женщиной, тепло вспоминает своего друга. Судя по фотографиям, она была очень хороша в молодости. А Тамара, увы, говорит «компромеНтирует». Интервьюирует прототипов грустная эстонка, едва говорящая по-русски. Напоминает молоденькую журналистку Эви, которая в «Компромиссе» говорит Довлатову: «Не пей так много. А то не можешь делать секс».
Когда-то я работал в Лицее. Директор Лицея, бывший партийный начальник, писал стихи, читать которые было невозможно. Он издал сборник и часть тиража пустил на подарки. Накануне 8 марта, когда у меня шёл урок, завуч по воспитательной работе принесла стопку книжек в аудиторию: «Читайте, девочки, все стихи о любви». Дома жена спросила: «А ты не дал ногой по этим книгам, как Буш?». Эрнст Буш упомянут в фильме, но его самого, к сожалению, нет. А меня очень интересует: выбил ли он ногой «блядский поднос» с кофе у жены главного редактора газеты «Советская Эстония»?
В самом конце, когда идут титры, голос Довлатова (а это уже точно он) диалектически отвечает на вопрос, как соотносятся герои с прототипами: «Все литературные персонажи, как я себе представляю, с одной стороны, с кого-то списаны, с другой стороны, прямого отношения ни к кому из реально действующих людей эти герои не имеют. Так было в старину и так примерно всё происходит и сейчас. Реальных прототипов ни у одного из героев нет, все они на кого-нибудь немножко похожи».
Читайте также: