Как хоронили ведьмаков

Обновлено: 04.07.2024

«Витебский курьер n» уже рассказывал о ведьмах, в которых всего сто лет назад верили крестьяне нашего региона. Но, помимо них, существовали и другие люди, «знавшиеся» с нечистой силой – колдуны. Расскажем о них.

У Владимира Короткевича в романе «Колосья под серпом твоим» есть эпизод, когда сын заколол вилами собственного отца, которого все считали колдуном, чтобы не наследовать его магическую силу. Этот эпизод вовсе не был придуман писателем. Такие жуткие вещи всего столетие назад происходили у нас на Витебщине.

Надо отметить, что наши предки проводили четкую грань между ведьмами и колдунами. Ведьмы и ведьмаки считались олицетворением абсолютного зла, существами, от связи с нечистой силой потерявшими человеческий облик, отрастившими хвосты и принявшими уродливый вид. Ведьмы похищали у коров молоко, превращали людей в животных и сожительствовали с демонами.

Колдуны, хоть и имели дело с «нечистиками», но оставались при этом людьми, не подпадали целиком под власть бесов. Колдун не имел приставленного к себе черта, а вынужден был каждый раз вызывать его, объясняя, для чего это нужно. Такой человек мог творить как зло, так и добро.

На Витебщине считали, что колдунам бесы являлись в виде маленьких человечков. В отличие от ведьм, колдуны не узнавали друг друга при встрече. При этом колдуны постоянно враждовали между собой, строили один другому разные магические козни, но всегда умирали естественной смертью, за исключением самоубийств.

Белорусские крестьяне верили, что колдуны способны навести «порчу» не только на отдельных людей, но и на целые семьи, деревни и местности. Главным же колдовским занятием считалось траволечение. Фактически, к колдунам причисляли всех знахарей и практиковавших народную медицину.

Правда, как отмечал Никифоровский, методы магического лечения были губительными для больных, из-за того, что колдуны давали им дурманящие и наркотические средства: борец, белладонну, белену, багун, ведьмину траву и другие. После употребления зелий людям начинало казаться, что они летят по воздуху, танцуют, наблюдают за бесовскими шабашами. Некоторые жертвы на всю оставшуюся жизнь теряли память и рассудок, приобретали «трясучесть тела» (эпилепсию), кривизну лица, глухоту.

Колдуны быстро делались важными в деревне людьми и богатели. Их непременно приглашали на все семейные торжества, усаживали на почетные места, обеспечивали уход, обращались за помощью в лечении болезней людей и скота, просили помочь избавиться от врагов. Ни одна свадьба не обходилась без колдуна – был невероятно велик страх, что другой, более сильный колдун превратит молодоженов и гостей в стаю волков. За услуги платили деньгами, едой, скотом, одеждой.

Но цена колдовского богатства была велика – за помощь «нечистиков» человек расплачивался своей душой. Участь колдунов, доживших до старости, была ужасной.

Как только колдун чувствовал приближение смерти, он обязан был передать свою силу детям или родственникам. Сделать это было нелегко: мало кто хотел вступать в связь с нечистой силой. Колдуны торопились: чем быстрее происходила «передача», тем скорее наступала их смерть, и тем меньше мук приходилось терпеть.

Колдун. Рисунок художника Александра Орловского (1777-1832). Источник: Википедия

Умирающего колдуна начинали терзать бесы. Человеку являлись жуткие образы и картины, он метался по избе, стонал и ревел, просил родных убить его, извергал проклятия. На колдуна могла напасть нестерпимая жажда, которую он утолял горящей лучиной, ему неожиданно становилось холодно, и умирающий требовал льда.

Чтобы облегчить предсмертные муки, родные клали колдуна на середину избы на пол, клали на грудь веревку, которую через открытую дверь протягивали во двор. Считалось, что так душе несчастного будет легче выйти из тела. Для этой же цели открывались печные заслонки, сверлились дырки в стенах и потолке.

Наши предки верили, что душа у колдуна «рогатая», что затрудняло выход из тела. На печь вешался лошадиный хомут, в который, как считалось, запрягались черти и общими усилиями вытаскивали «застрявшую» душу. В этот момент умирающий испытывал нечеловеческие страдания.

Как только «нечистики» получали душу в свое полное распоряжение, они пытались забрать и тело, чтобы съесть на бесовском пиру. Чтобы не дать этому случиться, родственники посыпали труп освященным в церкви маком или солью. Тогда, в бессильной злобе, бесы обращались в ворон и носились над хатой, успокоившись, улетали прочь, унося с собой душу колдуна. Сразу после этого начиналась буря и ненастье, продолжавшееся несколько дней.

Хоронили колдунов тоже по-особому: изготавливали из молодого дерева крест в рост человека, опускали в яму, а сверху на него ставили гроб. Только так тело могло, наконец, обрести покой.

Вера в колдунов и чертей на Витебщине была настолько сильна, что даже после революции, в 1920-е годы, крестьяне ближайших к Витебску деревень видели чертей в районе современного агрогородка Тулово.

Как хоронить ведьмака?

Новелла написана по материалам сборника смоленской этнографии — самобытной, богатой на различные поверья с европейским флером. Сказочные персонажи, обряды, верования жителей западных окраин перекликаются с европейской мифологией.

Старый Игнат отходил. Третьи сутки не вставал с лежанки — закусывал край поддевки, которой заботливо укрывали сыновья, заходился в кашле. Временами из впалой груди вырвался то ли крик, то ли рычание.

— Совсем плох батька-то, — всхлипывал младший из братьев, Касьян.
— Тю, пустомеля, может, еще встанет, — старший Наум к сумеркам от усталости ног не чуял — хозяйство крепкое, догляда требует.

— Сыны, сыны, — позвал отец слабым голосом.
— Что, батька, водички али взвару? — Касьян уже бежал до сенцов с кружкой.
— Подойдите оба, — прошептал умирающий.

В красном свете закатного солнца лицо Игната казалось багровым.

— Помру я скоро, — старик зашёлся в долгом кашле.
— Может, обойдется, батька, — всхлипнул младший.

— Не перебивай, знаю, что говорю. Пришла пора исполнить последний зарок. В деревне не любят меня, не хочу в Уварове лежать. Схороните меня в Хмаре, завтра же поутру поезжай, Наум, сговорись о месте и обо всем, что требуется. Могила пусть будет к вечеру готова. Но это не всё. К могилке, как срок придет, пусть везет меня Голыб.

— Батька, да как же это? Прошка Голыб — беднота деревенская, не нам чета, что люди скажут? Да и враждуете вы, сколько себя помню.

Игнат даже поперхнулся:

— Ишь ты, ишь ты, разошёлся. Командовать будешь после похорон, а пока изволь исполнять. Не то… — глаза старика сверкнули недобрым блеском, — и с того света достану.

Тяжки Прошкины думки, ох и тяжки. Старшую дочку сосватали, а радости нет. На Покров и свадебку затеяли, надо приданое готовить, а в избе — ни холстинки лишней. Бедно живут Голыби. Вроде и в работе споры, а только достаток в окошко глянет, беда уж за порог. Не успели отсеяться — кобылка сдохла, а как крестьянину без лошади? И без того в доме одни бабы, Глашка его только девок и рожает. И на заработки не уйти, не оставить домочадцев без пригляда, и помощи ждать неоткуда.

Не успел о беде подумать, она тут как тут — Наум калитку отворяет.

— Незваный гость пожаловал. С какой нуждой, соседушка?
— Батька отходит.
— Давно пора, черти уже заждались.

— Вот за что ты, Прошка, отца моего честишь? Со всеми он в ладу жил, только ты, сосед, проклятья шлёшь.
— Так все знают, что ведьмак твой батька, знают, да боятся. А у меня с нечистыми разговор короткий, — Голыб перекрестился.

— У меня до тебя дело есть.
— Нет у меня дел с ведьмаковскими отпрысками.
— Зря ты так, батька наказал, чтобы ты его гроб в Хмару отвёз. Мы тебе сто рубликов серебром отсчитаем.
— Иди, иди, пока поленом не отходил. Ишь что удумали, ведьмака везти, разговору быть не может! — Прошка вытолкал соседа и калитку захлопнул.

А в доме Глашка сундук свой перебирает, слезы тайком утирает:
— Стыдно-то как, Прошенька, девку снарядить не можем.
— До Покрова время есть, даст Бог, разрешится как-нибудь.
— Да как разрешится-то, разве клад найдем.
— Ну, не плачь, лучше вечерять собери, пораньше спать ляжем.

Намаялся за день Прошка, а сон не идёт, тревога сердце гложет. Вышел во двор, присел на поленнице. Тихо, будто и живых в деревне не осталось, только ветерок калиткой постукивает.

Поднялся Голыб, калитку покрепче затворить, а то уже не ветерок, ураган с ног валит, шуршит, треплет крыши соломенные, деревья до земли гнёт, гудит, будто скоморох на ярмарке. И собаки ветру вторят, такой вой подняли — жуть, за ними и коровы проснулись сразу во всех дворах, не мычат — стонут.

А ветер все сильнее и сильнее, вот уже и двора не разглядеть, пыльным туманом занавесило.

— Двести рублей, Проша, — прозвучало у самого уха.

Голыб аж подпрыгнул, закрестился часто-часто. Глаза от пыли оттёр, видит — Касьян рядом.

— Ты как пробрался, окаянный?
— Дырка у нас в заборе. Двести рублей, Проша, — повторил он, — отошёл батяня.
— Хоть всего серебром обсыпьте, не повезу, и толковать не о чем. Сами своего ведьмака хороните.
— Так ведь наказ батькин.
— А мне что за нужда, бесовского служки наказы исполнять? Иди прочь!

***
К утру стихло всё, будто и не было ночного урагана, кабы не раскиданные вороха соломы да сломанные ветки, Прошка решил бы, что всё приснилось.

Пока во дворе порядок наводил, кум Захар в калитку стучит:

— Слыхал, прибрался ведьмак-то. Всю ночь скотина бесновалась.
— Как не слыхать, меня сынки его оповестили. Хоронить наказал не в нашей деревне, а в Хмаре. Меня подряжают везти, и после смерти не даёт мне покоя, старый чёрт.

— Я за тем и пришёл, батька послал. Иди, говорит, к Голыбу, чую, беду ему Игнат готовит.
— Так я и не поеду.
— Зря, не поедешь — не упокоишь, будет в деревню возвращаться. Надо ехать, а спастись тебе поможем.

***
К обеду опять гости в дом, оба брата на пороге.

— Езжай, Проша, триста рубликов положим, только езжай, — Наум мялся у порога.
— Езжай, Проша, пожалей нас, страшно нам батькину волю не исполнить, — вторил Касьян.
— Ну что ж, я готовый, только у меня свои условия есть. Перво-наперво, повезу на ваших лошадях, завтра запряжете пару.
— Согласны, о чём речь.
— Гроб с покойником обвяжите покрепче, верёвок не жалейте, иначе не поеду.

Сынки ведьмака лишь головами кивают.

Выпроводил Голыб соседей, сам сел лапотки переплетать, как наказали, чтобы пятку с носком спутать. Глашка по избе мечется, уговаривает отказаться. Молчит мужик, знай, руками проворит.

***
На следующий день долго молился Прошка, а потом — будто решился, обул переплетенные лапти, заткнул за пояс топор и вон из избы.

У соседнего двора вся деревня в сборе, судачат, обсуждают, как сыновья гроб отца веревками обматывают. Заметили Голыба, закрестились, запричитали. А Прошка не оглядывается, подхватил лошадок под уздцы, да повёл прочь из деревни. Помнит наказ батьки Захара: на телегу не садиться, да всю дорогу молитву творить.

Не успела деревня скрыться за холмами, застонал покойничек, зашевелился, по крышке стучит, а выбраться не может. Прошка быстрее припустил. Шепчет молитвы, а сам прислушивается — показалось ли, будто верёвки лопнули? Вот уже и роща впереди, а за ней Хмара, довезти бы. И тут, как на грех, споткнулся Прошка, упал, да вместо молитвы бранью разразился, а как поднялся, покойник уж во весь рост на телеге стоит.

Спрыгнул Игнат и давай по земле рыскать, следы высматривать, Голыб ждать не стал, помчался к роще во весь дух. Бежит, оглянуться боится, увидел сосну покрепче — полез, до самой верхушки добрался. А Игнат уже под деревом, рычит, в ствол вцепился, а влезть не может. Прошка за ветки держится, Бога поминает.

Совсем худо, покойник гнёт сосну, как тростинку. Гнёт и воет: «Слезай, ворог мой, слезай. Вместе в загробный мир уйдём». Зажмурился Голыб, страшно смерти в глаза смотреть, и не сразу понял, что дерево трясти перестали. Посмотрел вниз, стоит какой-то странник в одежде незнакомой: сапоги со шпорами, шляпа, сабля из-за пояса торчит.

— Слезай, зачем на дерево забрался?
— Ведьмак убить хочет.
— Нет никакого ведьмака, слезай.

Прошка осмелел, спустился на землю, а сам крестится, да на незнакомца поглядывает — вдруг это сосед в новом обличье. А тот лишь усмехается:
— Пойдем, покажешь, где твой ведьмак.

Что за диво: гроб пустой, крышка на дороге валяется, а Игната нигде не видно. Глядь, из-под телеги ноги торчат. Вытащили они колдуна — мертвец мертвецом, лишь желваки устроили пляску на восковом лице. Уложили его обратно в гроб, закрыли, а незнакомец достал саблю, да надсёк крест на крышке.

— Езжай, мил человек, больше не встанет.

Захотел Прошка поблагодарить, а незнакомца и след простыл, будто и не было. А только случилось всё, как сказал: до Хмары довёз, сдал священнику, да обратно отправился. А на вырученные деньги не только приданое справили, но и скотинкой обзавелись.

Как хоронить ведьмака?

И. М. Прянишников, «На Лысой горе», фрагмент, 1879 г.

В красном свете закатного солнца лицо Игната казалось багровым.

Игнат даже поперхнулся:

А ветер все сильнее и сильнее, вот уже и двора не разглядеть, пыльным туманом занавесило.

Пока во дворе порядок наводил, кум Захар в калитку стучит:

***
К обеду опять гости в дом, оба брата на пороге.

Сынки ведьмака лишь головами кивают.

Смерть колдунов и ведьм

Умирали и ведьмы, и колдуны страшно, так как считалось, что им черт не дает умирать. Потому ведьма и колдун перед смертью старались передать свои знания другому, так как оставить их при себе — грех. В случае трудной смерти поднимали «кочет», передние стропила крыши, вбивая под него клин или «конь снимали» («конек» — украшение на передних стропилах крыши). Считалось, что, если заглянуть сквозь это отверстие внутрь избы, можно было увидеть, как черти терзают душу колдуна.

Ни в коем случае нельзя было встретиться с умирающим ведьмаком взглядом. Если считалось, что встретиться с остановившимся взглядом любого покойника — очень опасно, поскольку мертвый мог «увести за собой» (и именно поэтому практически у всех народов погребальный обряд требовал, чтобы покойникам закрывали глаза или вообще лицо), то посмотреть в глаза умирающего колдуна — просто смертельно. Во взгляде чародея сосредоточена сила, способная навредить не только людям, но и действующая не хуже любого природного катаклизма, от которого может произойти какое-нибудь стихийное бедствие.

Так, С. Максимов приводит рассказ о некоем колдуне из Орловской губернии Брянского уезда, дочь которого, повинуясь взгляду умершего, положила в его гроб свежей сжатой ржи. Тотчас же после похорон грянул гром, откуда ни возьмись явилась черная грозовая туча с градом — и выбила все посевы. С тех пор каждый год в день похорон этого колдуна стало постигать «Божье наказание» (самое удивительное, как пишет фольклорист, что действительно в 1883, 1884 и 1885 годах град при грозе побивал хлеб лишь в одной этой деревне), так что крестьяне наконец решили миром разрыть могилу и вынуть гнилой сноп. И только тогда, как утверждали в деревне, всё успокоилось.

После смерти колдуна от его трупа распространялся страшный смрад, и тело в тот же день разлагалось.

Еще в народе считали, что если над колдуном или ведьмой три ночи подряд читать Псалтырь, то каждую ночь умерший чародей будет подыматься из гроба и стараться схватить отчитывающего его. Если не испугаться, стоять в кругу, обведенном стальным ножом, и продолжать чтение молитв, то на третью ночь ведьмак умрет по-настоящему и никогда уж больше не будет пугать живых. Этот сюжет хорошо нам известен из повести «Вий» Н. В. Гоголя.[21]

Погребали колдунов и ведьм по христианскому обряду, как и прочих умерших естественной смертью крестьян, но иногда хоронили их поздно вечером. Это бывало тогда, когда родственники умершей, боясь «посещения ее из могилы», просили священника прочитать над нею «заклятые молитвы», а потому желали, чтобы было поменьше народа при исполнении этого обряда.

Часто ведьма после смерти приходила по ночам к своим домашним и занималась хозяйством, как при жизни. Чтобы избавиться от этих ужасных посещений ведьмы, ее прибивали к гробу колом или по крайней мере осиновыми кольями прибивали крышку к гробу. Также поступали и с начавшими «гулять» по ночам колдунами.

А главу эту нам бы хотелось закончить украинской сказкой «Остап купеческий сын отчитывает панночку», в которой рассказывается, как именно умирали ведьмы и как именно их отчитывали.

«В некотором государстве жил-был купец, у него был сын Остап. Выучился Остап грамоте и нанялся к одному богачу r работники. Хорошо он работал на него три года, получил за все это время жалованье и собрался домой.

Идет он дорогою, а навстречу ему нищий плетется — и хром, и слеп, и просит святой милостыньки Христа ради. Купеческий сын отдал убогому все заработанные деньги и пришел домой ни с чем; а тут несчастье — отец помер, надо хоронить да долги платить. С ног парубок сбился, но управился с делами и даже отцово дело продолжать стал: за торг принялся.

Вскоре прослышал он, что двое его дядьёв нагружают корабли товарами и хотят за море ехать. «Дай, — думает, — и я поеду! Авось дядья возьмут меня с собою» Пошел к ним проситься.

Дядья обещали. «Приходи, — говорят, — завтра!» — а назавтра чуть свет распустили паруса и уехали одни, без племянника.

Остап запечалился, но мать его была умная женщина и говорит ему:

— Не кручинься, сыночка! Ступай на рынок, найми себе приказчика — только постарей выбирай; старые люди — бывалые, на все догадливые. Как наймешь приказчика, изготовь корабль и поезжайте вдвоем за море. Бог не без милости!

Остап купеческий сын послушался, побежал на рынок, а навстречу ему седой старичок:

— Куда спешишь, добрый молодец?

— Иду, дедушка, на рынок, хочу нанять приказчика.

Купеческий сын согласился и принял старика в приказчики.

Изготовили они корабль, нагрузили товарами и отвалили от берега. Ветер был попутный, корабль ходкий, и прибыл Остап в чужестранное государство в то самое время, как дядьёвы корабли в пристань входили.

В том государстве обмерла у царя дочь, а была она страшной ведьмой. Вынесли ее в церковь и каждую ночь посылали к ней по одному человеку на съедение. Много народу погибло, царь-отец с дочкой-ведь-мой сделать ничего не может: сила ее чар была больно страшная.

«Что же делать? — думает царь. — Этак, пожалуй, и царство мое не устоит». Думал-думал и выдумал: вместо своих людей посылать к дочери приезжих из иных земель. По его указу какой бы купец ни явился у пристани — должен наперед перебыть ночь в церкви, а потом, коли уцелеет, — может и покупать, и продавать, и назад ехать.

Вот новоприезжие купцы сошлись на пристани и стали судить да рядить, кому прежде в церковь идти. Кинули жребий, и доставалось на первую ночь идти старшему дяде, на вторую ночь — младшему дяде, а на третью ночь — Остапу купеческому сыну.

Дядья испугались и давай просить своего племянника:

— Голубчик Остапушка! Переночуй за нас в церкви; что хочешь — то и возьми за послугу, спорить не будем.

— Постойте, я спрошусь у дедушки.

Пошел к старику.

— Так и так, — говорит, — дядья пристают, просят за них потрудиться. Как ты, дедушка, присоветуешь?

— Ну что ж — потрудись; только пусть они за то по три корабля тебе дадут.

Остап купеческий сын передал эти слова своим дядюшкам, они согласилися:

— Ладно, Остап! Шесть кораблей — твои.

Когда наступил вечер, старичок взял Остапа за руки, привел в церковь, поставил возле гроба и начертил круг:

— Стой крепко, из-за черты не выходи, читай Псалтырь и ничего не бойся!

Сказал и ушел, а Остап купеческий сын остался один в церкви, развернул книгу и начал псалмы читать. Как только пробило двенадцать часов — подымается крышка с гроба, встает царевна и подходит прямо к черте. «Я тебя съем!» — грозит, рвется вперед, кричит на разные голоса, и по-собачьи, и по-кошачьи, а переступить черты не может. Остап читает, на нее не смотрит. Вдруг петухи запели, и царевна бросилась в гроб как попало, только платье ее через край повисло.

Поутру посылает царь своих прислужников: «Ступайте в церковь, приберите кости» Прислужники отперли двери, заглянули в церковь — а купеческий сын стоит живой перед фобом да все Псалтырь читает.

На другую ночь было то же самое; а на третий день вечером взял старик Остапа за руку, привел в церковь и говорит: «Как только ударит двенадцать часов, ты, не мешкая, полезай на хоры. Там стоит большой образ Петра-апостола, стань позади него — ничего не бойся!»

Купеческий сын принялся за Псалтырь и читать стал, как и в прежние ночи. Ровно в двенадцать часов видит — крышка с фоба подымается. Он тогда поскорей на хоры и стал позади большого образа Петра-апостола. Царевна выскочила да за ним. Прибежала на хоры, искала-искала, все углы обошла — не могла найти. Подходит к образу, глянула на лик святого апостола и задрожала; вдруг от иконы глас раздался: «Изыди, окаянный!»

В ту же минуту злой дух оставил царевну, пала она перед иконою на колени и начала со слезами молиться.

Остап купеческий сын вышел из-за образа, стал с нею рядом, крестится да поклоны кладет.

Поутру приходят в церковь царские прислужники, смотрят — Остап купеческий сын и царевна стоят на коленях и Богу молятся. Побежали они к царю и доложили о чуде произошедшем.

Царь обрадовался, поехал сам в церковь, привез царевну во дворец и говорит купеческому сыну: «Ты мою дочь и все царство избавил; возьми ее за себя замуж, а в приданое жалую тебе шесть кораблей с дорогими товарами».

На другой день их перевенчали; весь народ пировал на свадьбе — и бояре, и купцы, и простые крестьяне.

Через неделю после того собрался Остап купеческий сын домой ехать; распростился с царем, взял молодую жену, сел на корабль и велел выходить в море. Бежит его корабль по морю, а вслед за ним двенадцать других плывут; шесть кораблей, что царь подарил, да шесть кораблей, что у дядьев выслужил.

На половине пути говорит старичок Остапу купеческому сыну:

— Когда ж станем барыши делить?

— Хоть сейчас, дедушка! Выбирай себе шесть кораблей, какие полюбятся.

— Это не все; надо и царевну поделить.

— Что ты, дедушка, как ее делить?

— Да вот разрублю надвое: тебе половина да мне половина.

— Бог с тобой! Этак она никому не достанется; лучше бросим жребий.

— Не хочу, — отвечает старик, — сказано — барыши пополам, так тому и быть!

Выхватил меч и рассек царевну надвое — поползли из нее разные гады и змеи. Старик перебил всех гадов и змей, сложил царевнино тело, сбрызнул раз святою водою — тело срослось, сбрызнул в другой — царевна ожила и сделалась краше прежнего.

Говорит тогда старик Остапу купеческому сыну:

— Бери себе и царевну, и все двенадцать кораблей, а мне ничего не надо: живи праведно, никого не обижай, нищую братию оделяй да молись святому апостолу Петру. — Сказал и исчез.

Купеческий сын воротился домой и жил со своею царевною долго и счастливо, никого не обижал и бедным завсегда помогал».

Глава третья Круг жизни ведьм и колдунов

Глава третья Круг жизни ведьм и колдунов Пространство жизни человека отмечено тремя основными вехами — рождением, созданием семьи и смертью.Помимо этого, в древности жизнь крестьянина была буквально расписана по дням — ибо только в строго регламентированном обществе

Сила колдунов — во зло

Сила колдунов — во зло Исходя из законов вероятности и широты человеческой натуры мне кажется возможным, что, если в культуре существует некая методика, насколько бы ее ни одобряло общество, всегда найдутся люди, которые испробуют ее. Что бы ни было изобретено

9. Лапландия — страна сказок и колдунов

9. Лапландия — страна сказок и колдунов В середине того же 1920-го А. В. Барченко закончил одногодичный курс петроградской Педагогической Академии. Его дипломная работа была посвящена одной из наиболее загадочных проблем психологии и, по воспоминанию Э. М. Месмахер,

Преследование ведьм и колдунов

Преследование ведьм и колдунов Христианские пастыри не ограничивались только поучениями и запретами; они требовали предания обличаемых за колдовство строгому суду и казням… Как сжигались музыкальные инструменты и волшебные книги, так подобную же участь испытывали и

Александр Мень — защитник колдунов и магов

Александр Мень — защитник колдунов и магов (22 января 1935 — 9 сентября 1990)Александр Владимирович Мень — протоиерей Русской православной церкви, богослов, проповедник, автор книг по богословию, истории христианства и других религий, по основам христианского вероучения,

Александр Иванович Колдунов (СССР)

Александр Иванович Колдунов (СССР) Александр Колдунов родился 20 сентября 1923 г. в деревне Мощиново Монастырщинского района Смоленской области в семье служащего. В РККА с 1941 г. Окончил Реутовский аэроклуб, а в 1943 г. — Качинскую военную авиационную школу лётчиков.С мая 1943 г.

Колдунов Александр Иванович

Колдунов Александр Иванович Крестьянский сын из смоленской деревеньки Мощиново, он был рожден, чтобы стать маршалом, всю жизнь верил в свою судьбу — и в кабине истребителя, пронесшего его между сотен смертельных трасс, и на скользкой служебной лестнице, встречая не

Чермоз — город колдунов

Чермоз — город колдунов Среди нескольких поселков, деревень и сел, отмеченных пермскими исследователями для изучения (Олени, Молебка, Шаля, Чермоз, Чердынь) Чермоз сильнее остальных оброс мифами, легендами и рассказами местных жителей о втречах на болотах со странными

Страна богатых колдунов

Страна богатых колдунов Первые свидетельства о богатой стране Биармии на Севере связаны с волной экспансии викингов во времена конунга Харальда Прекрасноволосого (850–933 года). В связи с ухудшением ситуации в Норвегии, многие землевладельцы отправились искать счастье в

Читайте также: