Приехала мириться с мужем а пришлось решать проблемы его друзей 2

Обновлено: 03.07.2024

Я подошла к окну и отдернула занавеску. В окно барабанил сосед Колька. Лицо перекошенное и помятое.

— Слышь, Колян, — ответила в тон соседу, не до китайских церемоний, в три часа ночи. — Чо надо-то? Ночь уже.

— Катя, машина, машина заводится у вас? — остервенело, стучал Колька в окно. — Пусти!

Я открыла дверь из избы и тихо матерясь пробежала на цыпочках по сеням. Обжигающе ледяной пол, скользкий и одновременно прилипающий. Дернула щеколду и впустила Кольку.

— Кать, надо ехать скорее! — он схватил меня за рукав.

— Да куда? Что случилось? — я совсем замерзла в тонком халате.

— Где Серый? Где? — Колька совсем плохо соображал и не слышал меня. — Буди его!

— Серый твой нажрался. Поссорились мы, — буркнула я.

— И хорошо, — невпопад согласился Колька. — Одевайся, поехали.

Пока я собиралась, пока грела машину, Колька немного пришел в себя и объяснил в чем дело.

— Баб Нюра помирает! — он опять меня дергал за рукав. — Помирает! Священника надо!

Со священниками сейчас туго. Это надо ехать в соседнее село. В таких мелких деревнях церкви рухнули еще при советской власти. Колокола пустили в металлолом, а саму церковь растащили на постройки. И торчит на краю деревни скелет церкви, и то скоро и его не станет под напором снегов и дождей.

— Может, доктора? — не поняла я Кольку. — Священник не спасет ее.

— Поздно доктора, — махнул на меня Колька. — Согрелась уже машина, поехали.

К ночи сильно подморозило. Выкатилась наглая и круглая луна. Колея блестела на свету, словно политая маслом. Главное, не газовать, иначе занесет. А если из колеи в поле выбросит — считай, пропали. Мороз градусов тридцать, ночь и от деревни уже далеко.

— Почему поздно? — спросила я, лишь бы спросить, не молчать.

Баба Нюра наша соседка. Болела уже давно, и понятно, что раз за священником, значит, доктора уже не помогут. Колька — внук бабы Нюры и одноклассник моего мужа. Я в этой деревне — чужая. Приезжаем мы из города редко. Я деревню не люблю. И муж не любит. Вырвался из грязюки, пьянства и безнадеги — теперь и калачом не заманишь. Но тут приехали. Черт дернул. Хотели помириться, наладить отношения на лоне природы, а вышло все только хуже. Разругались окончательно. Ну, я так думаю, что окончательно. Муж, конечно, может иметь свое мнение на этот счет, и возможно решил, что напиться с одноклассниками и с тем же Колькой, что теперь едет со мной — это правильный ход в нашем примирении.

Ну да бог с ним, завтра уеду домой. Пусть примиряется с собой и одноклассниками.

А пока, главное доехать до церкви в соседнем селе, достучатся до попа и вернуться обратно. А там — сами разбирайтесь с бабы Нюрами, Кольками и всем остальным. Я здесь — чужая.

Пока ехали, я Кольку вопросами донимала. Потому что тишина меня сегодня сильно нервировала. Снег, пустая дорога и луна. Тоска. И на душе тоже тоска.

— Коль, а ты бабу Нюру любил, — я спросила и тут же спохватилась, — любишь?

Колька выпустил дым от сигареты в щелку окна, затянулся снова:

— Да хрен ее знает, Кать, — он вздохнул, — странная она старуха. Честно говоря, ее в деревне не любят. Побаиваются.

Он помолчал. Еще раз затянулся. Странно вот, пили они с моим мужем вместе, а Колька трезвый, как стеклышко.

— А что пили-то сегодня? — решила я все—таки уточнить.

— Давно не виделись, — зевнул Колька и прислонился к окну, — накопилось, понимаешь? — Колька вздохнул, выкинул окурок и закрыл глаза.

— Нет, нет, Колька, ты не спи! — я пихнула его в бок. — Я боюсь одна. А почему ты трезвый, а Серега пьяный в драбадан?

— Дык, протрезвеешь тут, с перепуга, — Колька судорожно вздохнул.

— С какого? — я снова пихнула Кольку.

Он что-то нечленораздельно промычал и захрапел.

Сколько я его не пихала, не кричала на него, он не просыпался.

Я доехала до церкви, нашла маленький домишко священника и остановилась. Пихала Кольку, трясла, все безрезультатно. Спал как убитый. Потоптавшись рядом с машиной, я пошла стучать в окно в попу. Не ехать же обратно без него?

Поп на удивление быстро открыл дверь, даже не спрашивая «кто там, зачем пришли?». Был уже в рясе, словно куда-то собирался. Я сбивчиво рассказала про бабу Нюру, что только он ей помочь может. Поп на это как-то не по-божески хрюкнул, чем меня сильно озадачил. Но я сделала вид, что не заметила, рассказала про Кольку, что добудиться не могу, а это его бабушка, и нельзя не уважить ее последнюю просьбу.

Поп еще раз хрюкнул и сел на заднее сиденье машины. Странный. Молодой, щуплый какой-то. Бородешка жидкая.

— А ты, — начал он довольно фамильярно, — сама-то бабку эту знаешь?

— Нет, — я быстро глянула в зеркало заднего вида на попа, мы встретились взглядом. — А что?

— Так, — хмыкнул он, — просишь за нее. Ночью вон поехала, не побоялась. Добрая?

— Нет, — разозлилась я.

— И тебя я никогда в деревне не видел. Ты чья?

— Своя, — с вызовом я посмотрела на попа обернувшись. — Я за Кузнецовым замужем, ну пока точно еще замужем. А завтра посмотрим.

— А, — протянул поп. — Понятно. Чужая.

— Чужая здесь. Не знаешь, что к чему. И зачем за мной послали? Не знаешь, — не спросил, а сообщил он.

— Отпустить грехи рабе божьей Анне, — хмыкнула я, — так у вас говорится?

— Бабка эта уж две недели претставиться не может. За мной уж раза три посылали деревенские. С просьбой, — он словно не слышал меня, — крышу снять.

С этого момента я перестала что-либо понимать. Все получалось вывернутым наизнанку. У попа спрашивают разрешение снять крышу. Три раза за ним посылали, чтобы он к умирающей старушке приехал. Он не ехал. Отказывал. Не поп, а изверг.

Попы, они ж про человеколюбие, про любовь к ближнему? А этот? Старушке умирающей отказывает в милости? Приехать и дать спокойно умереть.

Как-то мне до мурашек стало неспокойно. Страшно. Пьяный Колька спит, храпит самозабвенно. Слюна свисает до воротника полушубка. Поп-перевертыш сидит у меня за спиной, злобно на меня в зеркало пялится. Дорога пустая. Ночь. Страшно.

Так страшно, что захотелось выпрыгнуть из машины на полном ходу, пусть ее в сугроб занесет, по самую крышу, чтобы только поп не смог выбраться. А я добегу до деревни. Всего-то километров пять осталось. А Колька? Кольку жалко.

Я посмотрела на попа:

— А за что вы так старушку не любите? — а сама осторожно левой рукой монтировку у двери проверяю, если что, что б…

— Ты, раба божья, как там тебя, — поп опять хрюкнул, — руками—то за руль держись хорошенько, нечо там шариться.

Я походила еще вокруг дома отца Георгия. Странно. Он же ждал меня. Может быть, вызвали куда по церковной надобности? Поехать домой? Я никак не могла решить уехать или остаться. И спросить-то не у кого. Во всей деревне темные окна. Словно вымерла.

Я побродила по деревне, заглядывая в окна, вдруг кто-то да не спит? Но, думаю, даже если б и нашелся такой, то мне бы все равно не открыли. А нечо по ночам шариться. Свои в такое время дома сидят.

Но зато встают рано деревенские. Поэтому я решила переждать в машине. Авось не замерзну. Устроилась поудобнее на своем водительском сидении и решила подремать.

краткое содержание первой части: Катя приезжают с мужем в его родную деревню, чтобы наладить отношения на фоне природы. Но не получилось. Муж отмечает приезд с одноклассниками, ему не до налаживания отношений. Ночью к ним ломиться друг Колька с просьбой довести его до соседнего села, за попом, умирает его бабушка. Муж не может проснуться и Катя едет вместе с Колькой. Забирают попа. Но он, как кажется Кате, очень странный. А приехав к дому Кольки, поп зачем-то тащит с собой и Катю. Там маленькая старушка, больная, почти при смерти, лежит и просит пить, но никто из семьи к ней не подходит. Кроме Кати. Она не выдерживает и подает старушке стакан воды.

Вот, как обычно с этого-то все и начинается. Воду подала, а бабуська, не оценила доброты Кати и вцепилась не ногтями, а черными волчьими когтями в руку Кати, если б не поп, и не понятно чем бы кончилось.

Приснилась мне, как водится, баба Нюра. Мои поганочки держались из последних сил — только один рядочек отделял бабку от свободы. Она куражилась и плясала внутри круга. Только что платочком не махала. Притопывала и каждым притопом уничтожала мою малюсенькую поганочку.

Я разозлилась. И было такое странное ощущение. Я понимала, что я сплю, но в то же время я могла управлять своим сном. Даже и не представляла, что такое возможно. Просто знала.

Посмотрела на свои руки. Потерла их, разогревая и шепча про себя ругательства, совсем на божеские.

— Ах, старуха! Ну, допляшешься у меня!

Я представила большущий эмалированный таз, какой был когда-то у моей бабушки в деревне, с отколотой по дну эмалью и с синей каемочкой, полный больших ядрено-красных мухоморов. Размахнулась и вышвырнула их всех на бабу Нюру.

Мухоморы плавно приземлялись, используя свои шляпки, как нарядные парашюты, вставали на толстенькие ножки и бежали к милой старушке. Она уже так не радовалась, а грозила мне кулаком и плевалась.

— Ох, Катька! Была б я жива не в жизть бы ты со мной не справилась!

Мухоморчики деловито строились в рядочки и закольцовывали бабу Нюру. Ряд, другой, третий… Когда они собрались в семь рядов, и для надежности еще и взялись за руки, я поняла, что хватит. Пока старушке будет чем заняться. Надолго. Месяца на два.

— Ох, Катька! Ох, сильная ты, на мою голову, — злилась бабка. — Все одно выберусь и до тебя доберусь! Никуда ты от меня не денешься, ведьма!

Вот, я же еще и ведьма! Я усмехнулась и проснулась от стука в окно машины. В машину заглядывала старушка.

— Что, милая, нешто батюшку нашего ждешь? — ласково спросила она.

— Жду бабушка, — согласилась я. — А где он? Уехал, что ли?

— Ой, — вздохнула она, — не знаешь ты… горе-то какое, — не удержалась бабушка и всхлипнула.

— Что, что случилось?

— Горе-то какое, — повторяла бабушка и утирала слезы. — Ведь хороший, хороший батюшка! А сейчас, вот кого нам пришлют на замену?

Я, конечно, ожидала нечто такого, пакости со стороны бабы Нюры, но чтобы так!

— Да, говори уже! — не выдержала я и прикрикнула на бабушку.

Она испугалась и посмотрела на меня укоризненно.

— Напали на батюшку ироды. Шел он, — она вздохнула и промокнула платочком слезы, — в соседнюю деревню. Он всегда ходил пешком, — не удержалась она и всхлипнула. — И в этот раз пошел, соборовать, и не дошел…

— Говори уже! — снова прикрикнула я. — Жив ли?

— Что ты! — она замахала на меня руками. — Жив! Жив! — радостно защебетала она. — Только плох очень, — и она опять заплакала.

— Фу, — выдохнула я. — Вот теперь рассказывай, что случилось с ним.

— Говорю ж, — обиженно пробормотала бабушка, — ироды какие-то напали на батюшку. Кто — не знаем. Милиция пущай ищет, ее это дело. А мы все молимся за него и тебе тоже следовает помолится. Только церковь закрыта, — она строго посмотрела на меня.

Видимо, я так не добьюсь от нее ничего путного. И я решила опять прибегнуть к не очень законному способу. Посмотрела ведьмовским зрением на бабушку. И увидела, как привезли в деревню отца Георгия, на том самом грузовом мотороллере, который попался мне еще в первый раз и я его случайно скинула в кювет. Перепуганный мужичок нашел его по полпути в соседнюю деревню. Почти бездыханного. Порванного в клочья.

Я сосредоточилась на батюшке и даже слышала, как врач, принимавший его в местной больнице перечисляет:

— Сломана рука, сломаны ребра, пробито легкое.

Не только слышу, но и вижу, как при каждом слабом вздохе на груди отца Георгия пузырится красная пена. Лица почти не видно — один большой кровоподтёк. И обморожение.

Но в то же время я знаю, что он выкарабкается. И я ему помогу.

Продолжение следует. 26 мая 2021 ЗДЕСЬ

а пока ждете можно прочитать страшилку Веретено ЗДЕСЬ ОНА УЖЕ НАПИСАНА ВСЯ. Или роман Нехорошая квартира

Анонсы канала в мессенджере Telegram подпишитесь и не пропустите продолжение.

Как только у дома остановились, поп вышел и встал рядом. И на меня смотрит, хорошо из дома выскочила Колькина жена:

— Катя! Спасибо тебе, привезла!

— Колька спит, заснул еще когда вперед ехали, — я вышла из машины, слегка пихнув попа дверцей, — давай помогу тебе его вытащить.

— Нет, — поп схватил меня за рукав, — пошли раба божья со мной, а она сама справится.

Поп мелкий, но сильный. Я упиралась, но он затащил меня в избу. В избе оказалось полно народа. В углу на кровати лежала баба Нюра, маленькая, почти высохшая старушка. Но все родственники стояли молчаливой кучкой у порога.

— Пить, пить, пить… — тихо просила баба Нюра и горестно вздыхала.

Но к ней никто не подходил. И поп тоже. Стоял рядом смотрел на старушку, желваками играл. Губы в ниточку сжал и молчал. Словно решался на что-то.

— Пить, пить, пить… — уже шептала старушка. — Пить, пить, пить… — она тянула к родне тонкую иссохшую руку.

Все молчали и не двигались.

— Да вы что? Совсем рехнулись? — я схватила стакан со стола и протянула бабе Нюре.

— Аааа! — завопила баба Нюра и схватила меня за руку.

Кожу прожгло. Точнее, руку прожгло до самой кости, будто меня схватили раскаленные щипцы. Я смотрела на руку и видела на ней не тонкие восковые пальчики бабушки, а страшные черные когти, они впивались в мою кожу и рвали сухожилия.

«Надо бежать», — думала я и стояла, — «надо бежать», тюкало у меня в затылке, но я стояла, — «бежать», — шептало где-то в животе, — «бежать», — а я не могла отвести взгляд от разорванной в клочья руки.

Что-то меня толкнуло в спину, я стала падать назад себя, но не могла оторваться от созерцания руки. Опрокинувшись на спину, я продолжала смотреть на руку, но видела только потолок избы. Давно не мытый. Грязный. И закопченный. Там, у порога разом загомонили родственники бабы Нюры. Испуганно и с облегчением.

«Бежааать», ныло у меня в голове. Но я лежала.

— Аааа, — вой оглушил меня, и я закрыла глаза. Но открыла от невыносимой вони.

На меня смотрела оскаленная волчья морда гигантских размеров, с красными бельмами. Не знаю как, но она смотрела на меня бельмами. С морды хлопьями валилась пена мне на грудь и капала слюна, прожигая одежду. Нестерпимо воняло чем-то мерзким: болотом, сыростью, горелыми тряпками, гнилью и отхожим местом.

— Она мояяя! — клацала зубами морда. — Мояяя!

Морда полупрозрачна, но вполне осязаема. Она была тяжелая, зловонная и шерстяная. Но через нее я видела бабу Нюру. И это была неумирающая старушка, которой я попала стакан воды. Она смотрела на меня бельмами волка, она шевелила губами, а волчья пасть выплевывала из себя слова.

— Мояяя! — выла мне в лицо баба Нюра, самодовольно и торжествующе. — Мояяя-а-а-ха-ха!

Время замерло. Мы с бабой Нюрой были в пузыре. Я слышала только ее торжествующий вой и свое тяжелое дыхание. Краем глаза я видела кучку родственников, пыталась позвать их на помощь, но они шевелились как полусонные мухи. Вот поп поднимает руку с крестом и это происходит целую вечность. За это время кислотная слюна волка выжгла дыру на моем свитере размером с праздничное блюдо. Я постаралась отмахнуться от нее свободной рукой.

Моя рука двигалась так же медленно, как и у попа. И вид был странный. Рука обросла шерстью до запястья и вместо пальцев были такие же когти, какими баба Нюра рвала сухожилия на второй моей руке. Я превращалась в волка. Точнее моя рука стремительно обрастала волчьей шерстью, я смотрела на это и не могла оторваться.

Очень медленно и с большим усилием между мной и моей рукой появился крест, пузырь оглушительно лопнул и на меня обрушились звуки. Крики родственников, мат Кольки, плач его жены и молитва попа. Все задвигалось в обычном темпе.

— Нет! — между мной и мордой встал поп. — Нет. Отче наш, еже еси… — он быстро забормотал молитву.

А я не могла оторвать взгляд от своей руки. Шерсть с нее отваливалась клочьями, возвращалась кожа, посиневшая, в пупырышках, но моя. Когти рассыпались прахом, возвращались мои, скрюченные, сведенные судорогой пальцы.

Рука стала нормальной, моей рукой, с облезлым маникюром. Странно, только позавчера сделанным, но облезлым. Впрочем, мне все равно. Я закрыла глаза.

Было видно, что ей страшно, но дома было еще страшнее.

— Не бойся, я не кусаюсь, — решила успокоить я ее. — Чай?

— Да, я тут пирожков принесла, — засуетилась она, зашуршала пакетиками, — ты ведь наверняка, голодная!

— Ну, пирожкам точно буду рада! — я старалась разрядить обстановку. — Рассказывай!

Аня мялась и никак не могла решиться.

— Ань, я не ведьма, — вздохнула я, — не бойся. Не приняла я ее силу-то. Перепало, конечно, но я к попу пойду, буду избавляться. Насмотрелась я на вашу бабушку, ну ее. жизнь такую!

Аня еще раз вздохнула и присела за стол:

— Я ведь звонила твоему-то, но он отказался приехать, — она сидела, подперев щеку по-бабьи и горестно вздыхала, — просила помочь пойти искать вас, плакала, что не могу открыть крышку…

— Да и ладно, — беззаботно махнула я рукой и только тут поняла, что и правда «ладно», — все равно разводиться собиралась! Давно надо было. А тут и сомнений больше нет. Слабак и не любил меня никогда.

— Думаешь? Я вот иногда Кольку своего убить готова, но тут так испугалась! До попа ночью побежала звать вас вытаскивать!

— Ты, Анька баба хорошая, своих не бросаешь. А что спросить-то хотела?

— Про дом, — она пригорюнилась. — Страшно жить.

— Про дом, — задумчиво протянула я. — Знаешь, думаю, все хорошо будет. Пока не скажу, как, но будет…

На этом и порешили. Чай пили долго, хихикали как подружки. Хорошая Анька, и почему я раньше с ней не общалась? Странно.

Хоть я и сказала Ане «ладно», про Серегу, но где-то занозой сидело, про то, что он не приехал меня спасать. Поэтому я не поехала в город, а решила остаться, переждать. Переждать себя — посмотреть, что я буду чувствовать и что в итоге решу. Решу. как быть дальше. Жить или не жить с таким мужиком.

И потом, еще есть дело — с отцом Георгием. Надо закончить, то что начали. Хорошо, конечно, баловаться с дорогой, с ведьмиными кругами, но, понимаю, баловство это к добру не приведет. Точно не приведет. Да еще младенчики эти в наследство тоже не радовали.

В общем, надо спокойно пожить, подумать и почувствовать. И найти, наконец, ответ, на национальный русский вопрос «что делать?».

И я легла спать. Даже двери в избу не закрыла. Мне теперь уже ничего не страшно.

Если честно, то где-то далеко внутри, я ждала бабу Нюру, но в то же время я очень надеялась, что замуровала ее в ведьмином кругу навсегда. Потому что надоела она мне порядком. Хотя бабуська прикольная. Но я такой быть не хочу. Точка.

А то не заметишь, как начнешь вместе с этими помощничками гусей воровать и молоко у коров тырить. А то и что похуже. Младенчиков закапывать. Поэтому на завтра я совершенно точно, собралась к отцу Георгию. Решать, что со мной делать.

Я поворочалась и заснула.

На следующий день, утром. Я совершенно точно решила, что сегодня еду к отцу Георгию. Точно. Но проснулась поздно, все никак не могла раскачаться. Потом решила еще поспать, потом прибраться и так целый день. Проваландалась и поняла, что уже почти ночь, а я все еще не выехала.

На следующий день опять все повторилось. Я ходила, как сонная муха и не могла выйти из дому. Так мне было уютно, что тащиться в соседнюю деревню казалось верхом глупости. И опять я поняла, что не съездила к отцу Георгию только поздно ночью.

Тут меня посетила мысль, что, наверное, это неспроста. И я написала себе записку и прибила ее прямо к стене большущим гвоздем. Утром встану и сразу увижу и поеду. Так я решила и плюхнулась в кровать.

Ночью приснилась баб Нюра, она сидела в моем ведьмином кругу и была очень довольная. Ручки потирала и по одной щелкала мои поганочки.

— Ух и сильна ты Катька! — радовалась она, — даже посильней меня, пожалуй! Правильно я тебя выбрала! Вот дощелкаю твои поганки, выберусь и дальше учиться будем. Потому как ты сильная, но еще глупая.

Да, поганочки мои сильно поредели. Но я бесцеремонно велела ей захлопнуться и проснулась утром опять, как сонная муха. Но увидев свою записку, сильно удивилась.

В записке моим почерком было написано «Сиди Катенька дома!». И что самое интересное я даже вспомнить не могла зачем я ее написала. И осталась дома. До позднего вечера.

И когда с меня спала к вечеру дремота и сонливость, я не раздумывая, завела машину и поехала к отцу Георгию. Все, решила я, иначе опять с утра забуду.

Но дорога все время норовила выскользнуть из-под колес. Я остановила машину, и хоть и обещала отцу Георгию, что не буду так больше делать, но закрыла глаза и внимательно посмотрела на дорогу другим способом, просветила все как рентгеном. И конечно! Как раньше-то, я не догадалась! Вокруг моей машины резвились младенчики! Вот кто мне не давал доехать до отца Георгия!

— Сейчас, котики мои, молитву прочту на вас и мухоморами закидаю! — разозлилась я. — А ну, брысь с дороги!

Младенчики утробно завыли и пропали.

Я спокойно докатилась до дома отца Георгия. Там было темно. Неужели уже спит?

Я подошла, не рискуя, воспользоваться своим ведьминским зрением, постучала в окно. Тишина. Я подождала, постучала вновь. Тишина. Может, на службе? Правда, какая может быть служба в двенадцать ночь?

Дошла до церкви. Там было заперто. В окнах темно. Я вернулась к дому. И рискнула посмотреть сквозь стены. Никого. И печь не топлена давно. Тянет холодом. Пропал отце Георгий.

Продолжение следует. 21 мая ЗДЕСЬ

а пока ждете можно прочитать страшилку Веретено ЗДЕСЬ ОНА УЖЕ НАПИСАНА ВСЯ.

Анонсы канала в мессенджере Telegram подпишитесь и не пропустите продолжение.

Я вернулась в деревню. И задумалась. Что мне сейчас делать? Домой к мужу возвращаться не хотелось. Да и не муж он мне более. Сразу вспомнилось: «не жана, она мне боле, не жана!». Прямо про нас. Я живу по принципу «своих не бросают», а раз меня бросили, значит, я вышла из «своих», а может, и не была никогда там.

Изба выстыла, я затопила печку и присела рядом, смотрела на огонь и грустила. Все равно хоть я и понимала, что наш брак давно разваливается, но верить в это не хотела. Потому что, я-то Серегу любила. А вот он меня?

Поленья потрескивали, дом наполнялся теплом. Я смотрела на огонь, а видела там нас с Серегой. Со стороны, как в кино. Вот наша свадьба: я счастливая, все время прижимаюсь к нему, стараюсь обнять, почувствовать, что он рядом, что мы теперь одно целое и он любит меня. Он принимает это, но ответа нет. Ему некогда. Он смотрит, какие подарки нам дарят, сколько денег собрали на конкурсах. Смотрит на моих подруг, оценивающе смотрит. Словно проверяет, ту ли выбрал, не прогадал ли со мной?

Я словно слышу его мысли, точнее, нет, я чувствую то, что чувствует он. Он смотрит на мою подругу, Светку, свидетельницу, и его взгляд задерживается на ее груди. Да, мою грудь не сравнить со Светкиной. Слишком долго Серега смотрит на грудь для новобрачного. Я вижу картинки в его голове, которые проскальзывают в то время, когда он смотрит на нее. И мне эти картинки не нравятся. Потому что нас ждет первая брачная ночь, но в его мыслях эта ночь со Светкой.

Я тряхнула головой, отгоняя эти видения. Может быть, я все это придумываю?

Но, словно подтверждая мои слова, картинка дрогнула и сменилась. Мы отмечаем первую годовщину нашей совместной жизни, здесь в этом доме. На улице лето, шашлыки, друзья. Колька стоит, облокотившись на забор, и лениво ковыряет в зубах. Серега рядом, также поковыривает спичной. Сытый, немного хмельной. Его тянет на откровенность.

— Слышь, Колян, а ты Аньку свою любишь?

— Ну, — мнется Колька, не привык он о таком говорить, — знамо, люблю. Хорошая она баба.

— Хорошая, — задумчиво повторяет Серега, — Моя вот тоже хорошая. Но разве за это любят?

— А за что? — удивляется Колька.

— За сиски, — пьяно ржет Серега. — Вот Светку я люблю, — он хлопает по попе, пробегающую мимо с подносом Светку.

Она довольно хрюкает и шепчет ему «дурак» и идет, раскачивая бедрами.

— Ой, Катюша! — Светка подходит к столу и обнимает меня. — Какая ты счастливая!

Я помню этот момент. Действительно, я наблюдала эту сцену, но не видела хлопка — отвернулась, собирая посуду. Что-то меня тогда кольнуло, а я не поняла. И сейчас просматривая это «кино» мне стало противно. Из-за подруги Светки, из-за мужа. Они обманывали меня.

Я хотела отвернуться, не смотреть больше на это. Глаза щипало, а внутри меня поднималась дикая злость. Я так и не смогла отвернуться. Я продолжала смотреть. И увидела нашу, нет мою квартиру.

Серега отвечает на звонок Ани. Она плачет и просит приехать помочь. А Сереге некогда, он обнимает Светку.

Она шепчет ему на ухо, отвлекая от разговора с Аней. Ему скучно говорить обо мне. Светка встает и идет в ванную. Умывается и мажет лицо моим кремом. Я смотрю в зеркало своей ванной комнаты Светкиными глазами, вижу, как она улыбается, щедро зачерпывает крем и кривляясь, изображая меня, наносит крем, постукивая подушечками пальцев себя по лицу. Я сжимаю, скрючиваю свои пальцы, и Светкины пальцы сводит судорогой. Нанесенный крем расползается черными пятнами на Светкином лице и прожигает ей кожу. Она кричит, пытается смыть и только сильнее размазывает крем.

— Крем омолаживающий, — тихо шепчу я, — сделает вас моложе на десять лет и привлекательней на сто процентов!

Светка кричит, лицо сморщивается, и она выглядит уродливой старухой с молодым телом. Да, роскошная грудь волнительно вздымается под моей шелковой ночной рубашкой. Мы же лучшие подруги. Нам ничего не жаль друг для друга. Даже моего мужа.

— Кать! — из видений меня вырвала Анька. — Кать, я вижу, вроде свет горит, приехала? Голодная поди? Я тебе пирожков принесла!

Я повернулась к Ане.

— Что с тобой? — испугалась она. — Тебе плохо? Кать? — она поставила пироги на стол и бросилась ко мне. — Водички? Что случилось?

Я стряхнула наваждение, мельком взглянула в печь. Ничего там больше нет. Просто огонь. Аня быстро закрыла огненную утробу печи, налила мне в кружку воды, включила чайник и усадила меня за стол. Тормошила меня, болтала без умолку. Я вздыхала, молчала, но постепенно пришла в себя.

— Ой, Ань, — вздохнула я уже нормально, по-бабьи, — голову, что-то повело.

— Конечно! — возмутилась она, — голодная поди целый день сидишь!

— Голодная, — согласилась я. — Задумалась что-то о нашей с Серегой жизни. И забыла поесть. Я ведь его любила, а он…

— Да, звонил мне вчера, Серега твой, — Аня виновато опустила голову. — Кричал, как ненормальный, что ты ведьма. Что он боится тебя, что ты Светку чуть не убила.

— Светку? — удивилась я. — Что-то не припомню, что б мы встречались с ней. Давно не виделись, месяца два уже. Что я такого сделала?

— Сказал, — она серьезно посмотрела на меня, — что ты ее в старуху превратила! — Аня выдержала пару секунд и рассмеялась. — Вот, дурак, впечатлительный.

Я рассмеялась, но внутри все сжалось, неужели и правда я это сделала?

а пока ждете можно прочитать страшилку Веретено ЗДЕСЬ ОНА УЖЕ НАПИСАНА ВСЯ. Или роман Нехорошая квартира

Анонсы канала в мессенджере Telegram подпишитесь и не пропустите продолжение.

Читайте также: