Петр мамонов о вере и смерти самое важное

Обновлено: 02.07.2024

Жизнь моя стала меняться кардинально, радикально, совсем в другую сторону. Результаты, конечно, мизерные. Но это не важно. Богу нужно моё устремление. Куда я гребу? А результат — не моё дело. Моё дело – идти в эту сторону. Я вижу, что там любовь, там свет, там правда. Лучше умереть за правду, чем от водки. Кто выпивал, знает, как это бывает.

Нужно ставить себе такой вопрос: зачем я живу? И честно на него себе отвечать. Всё получится! Давайте так жить. И будет хорошо. По-настоящему хорошо. А не какие-нибудь там сласти. Я всё пробовал. Очень хотелось. Человек ведь хочет блаженства.

В наших генах осталась память, когда Адам общался с Богом напрямую. Вот как мы с вами сейчас общаемся. И эта память в нас есть. Мы хотим блаженства. Почему и хочется все эти наркотики, кайфы… Блаженство! Не просто счастья хочу… Блаженства. Но там его нет. Дьявол ничего дать не может, потому что у него ничего нет, объяснили мне мудрецы.

И когда я завязывал со своими делами, я твердил себе: «Там ничего нет, там нет». Пятнадцать лет я себе это говорил. А дьявол нашёптывал: «Давай, выпей, сейчас будет…» Но там нет!

Так во всём — в спорах, в настаивании на своей правоте. Там нет истины. И в спорах никакая истина не рождается. Но в каждом конкретном случае приходится думать. Нельзя же для семи миллиардов людей на каждый конкретный случай написать закон.

Есть вера, есть Бог, есть Евангелие… Включай голову и думай, как тебе поступить. А то спрашивают: «А как надо?» Не знаю. Думай! Молись! Чтобы только не против любви. Иногда и двинуть надо по морде хаму. С любовью. И это тоже по-христиански. И родину защищать надо, и убивать надо… Но надо думать каждый раз: где любовь?

У меня был случай, когда я только завязал с водкой, встречаю мужика, который говорит: «Дай на пиво». Отказал ему. Потом думаю, дай куплю ему пожрать. Вижу, что он в запое, не ел ничего. Колбаски купил, хлебушка.

Вот так. Подумал. Включил мозг. Не отшил, но выпить не дал. Мелкий вроде бы случай. А это труд. Дал-то я ему два рубля, а блага невыразимые. А у меня внутри такое. Где я такое куплю?

И вот если из таких мелких событий и складывать свою жизнь, то она изменится. И люди, и всё вокруг у меня изменилось.

Меня часто спрашивают, что делать, чтобы молодое поколение правильно жило. Всё находится в наших семьях. Вместо того, чтобы искать ответ на вопрос, что нам делать с нашими детьми, нам надо подумать, что нам делать с родителями? Надо в себя смотреть.

Один вдруг стал в храм ходить. Спрашиваю, что вдруг так? Говорит, мать у него постоянно орала, а тут стала в храм ходить, и в доме воцарилась тишина. И вот этот Вася тоже в храм пошёл. Только так.

Ещё один важный момент — где призвание, там и служи. Например, у меня актёрская работа. Я человек публичный. Вот я и рассказываю со сцены. А кому-то это надо делать молча. Если он рот откроет — будет только хуже.

У меня в деревне сосед живёт, он плотник. Он мне на день рождения табуретку вырезал. Пришёл, говорит: «Николаич…» Поставил табуретку и ушёл. И я смотрю на эту табуретку пять лет уже. И это чудо. Он ничего не сказал. Вырезал и принёс. Я смотрю и любуюсь. Вот он Бог где.

Ответственно надо жить и на своём месте изо всех сил работать. По заповедям Божьим. Не тырить и не гонять бесконечно чаи. Пришёл на работу, чайку попил, глядишь — уже обед, опять чай попил и — домой… Не знаю, как сейчас. Я давно в трудовых коллективах не работал. В советское время так было.

Как Аркадий Райкин говорил: «Пятого и двадцать пятого». Заработная плата. А за что?

А дети всё это видят и будут точно такими, как мы. Как говорят святые отцы, по наследству передаются не только физические болезни, но духовные тоже. А если дедушка был наркоман? Чего ждать? Какие будут дети?

Поэтому будем стараться. У нас получится! Бог же есть. Он же видит наши старания. Он поможет.

Сколько ты не додал собственным детям, столько тебе придётся за них молиться. Ровно столько же. Делаю я это? Нет. А надо хотя бы полчасика в день. Проси, проси, проси. Господу надо, чтобы мы изо всех сил просили.

Бог ревнив. Ему надо, чтобы шло от сердца. Он хочет всего человека. Если так, то всё даст. А если расслаблено просить, то ничего не будет. Не надо обольщаться.

Друзья, если было полезно, ставьте лайк. Подписывайтесь на канал . Будет над чем подумать! Все статьи канала здесь смотри в себя.

У меня однажды родилась идея сделать такую постановку: выйти на сцену и просто стоять часа полтора. Что будет? Помидорами закидают, прогонят со сцены или что? Что будет?

Я часто задумываюсь: а кто я вообще такой?

Я часто пересматриваю свои старые телеинтервью, постановки, ранние музыкальные выступления и спрашиваю: это я? Да, это Пётр Мамонов. Но, надо заметить, что это совершенно другой человек. Иногда люди задают вопросы про моё прошлое, а я даже этого не помню.

Кто я? А с другой стороны, причём здесь я? Если и есть какой-то настоящий «я», то я — Божий. Я чувствую свою причастность.

Я знаю, что нам уготовано четыре жизни: первая — в материнской утробе, вторая — земная жизнь, третья — это жизнь души без телесной оболочки, а затем мы обретём новое тело.

Получается, что когда стряхнётся моё тело, это и будет подлинное моё «я». Это и будет стержень новообразующей плоти. То есть моим новым телом будет исключительно моя суть.

Понятия не имею, кто я такой. Хотя именно познание себя — это начало великой мудрости. Кто я, и что после меня останется? Может быть, кинокартина «Остров». А ведь уже целая жизнь прожита.

Митрополит Антоний Сурожский говорил, что мы живём, перекатываясь из прошлого в будущее. Мы совершенно не умеем жить сейчас.

Что я хочу для себя сейчас? Я хочу поделиться с вами тем, что понял. А что же понял я? Бог — всюду. Бог — всё. Бог — во всём.

Кто-то хочет быть с Богом, а кто-то жаждет от него справку получить — «разрешение». Одна бабушка спросила у священника: можно ли внукам гостинцев купить? И всеми нами любимый отец Димитрий Смирнов ей ответил: «Нельзя!»

И она не купила.

Всё вокруг — Господь. И большое, и мелкое — всё Бог. Я обращаюсь к нему за помощью, вплоть до мелочей. Даже прошу очки найти. И так во всём.

Что необходимо, чтобы это понять? В прекрасном фильме «Вердикт» герой замечательного актёра Пола Ньюмана даёт ответ: «Если веры не имеем, но будем поступать, как будто веру имеем, то вера придёт».

У меня есть опыт веры. Было время, когда я обращался к Богу по серьёзным вопросам. Пятнадцать лет просил у него помощи завязать с некоторыми пагубными привычками. Год не употребляешь, потом опять. И так постоянно. И когда я, наконец, попросил, что больше не хочу никогда в жизни, Господь помог.

Живший в четвёртом веке в египетской пустыне преподобный Авва Амон четырнадцать лет беспрестанно просил у Бога помощи в преодолении своей гневливости.

А иной человек жалуется: «Столько уже молюсь, а всё — никак…» Святой человек четырнадцать лет молился.

Господь хочет всё сердце человека. Вера — это когда занято всё сердце.

Меня наш деревенский батюшка иногда журит: «Что же вы так, Пётр?» А я отвечаю:

— Сейчас сладко, а потом горько будет.

Это как закон брошенного камня — или вниз летит, или вверх. Без остановок. Нет никаких промежуточных результатов.

Недаром в Евангелие написано: «Блаженные нищие духом». Что же это такое — «нищие духом»? Это когда ничего нет: ни благодати, ни Духа Святого.

Все наши поступки, дела, мысли, намерения залиты милостью Божьей. Как сказал Иисус: «Милости хочу, а не жертвы».

Преподобный Исаак Сирин писал:

«Никогда не называй Бога справедливым. Если бы Он был справедлив, ты давно был бы в аду. Полагайся только на Его несправедливость, в которой — милосердие, любовь и прощение».

Что такое милосердие? Когда испытываешь любовь ко всему, к любой твари. И даже к ненавистникам. Бог и о демонах печётся, пишет Исаак Сирин.

Милостивое сердце. Имею ли я что-то подобное? Имею, когда плачу о чём-то. Значит, есть во мне милость Божья. Малюсенький кусочек. Радостнотворный плач, как его называют святые отцы.

Хотя бы пять секунд я могу поплакать этим радостнотворным плачем.

Друзья, если было полезно, ставьте лайк. Подписывайтесь на канал. Будет над чем подумать! Все статьи канала здесь смотри в себя.

…Пят­на­дцать лет я у Гос­по­да про­сил, что­бы завя­зать кое-какие вред­ные при­выч­ки. И толь­ко когда я ска­зал: «Гос­по­ди, я не хочу делать это­го нико­гда и буду изо всех сво­их щеня­чьих сил ста­рать­ся это­го не делать!» – тогда Гос­подь дал. Гос­подь рев­нив, Он хочет все наше серд­це чело­ве­ка – вот это о том, о чем мы говорим.

О смысле жизни

…Когда в 45 лет я стал зада­вать­ся вопро­сом «зачем?» – у меня было все: сла­ва, рабо­та, жена, дети, день­ги. Но мне в какой-то момент ста­ло неза­чем жить. Я поте­рял смысл жиз­ни. Про­чи­тав прит­чу о блуд­ном сыне, я пла­кал. Меня про­би­ло, если гово­рить совре­мен­ным язы­ком. И посте­пен­но я стал караб­кать­ся вверх, стре­мить­ся к гор­не­му, читать молит­во­слов. У меня остал­ся мой пер­вый малень­кий молит­во­слов, где я отме­тил галоч­кой, с каки­ми молит­ва­ми, види­те ли, я согласен.

И так, «кома­ри­ны­ми шаж­ка­ми», как гово­рит один мой зна­ко­мый свя­щен­ник, в Цар­ство Небес­ное. Ведь бла­го­дать может нахо­дить­ся в трех немы­тых тарел­ках. Поэто­му если уда­ет­ся каж­дый день делать какие-то малень­кие шажоч­ки в сто­ро­ну Бога, жизнь скла­ды­ва­ет­ся и начи­на­ет менять­ся очень серьез­но. Появ­ля­ют­ся новые зна­ком­ства, новый круг обще­ния, новые инте­ре­сы в жиз­ни, новые при­выч­ки, увле­че­ния. Как ска­зал Пуш­кин: «При­выч­ка свы­ше нам дана: Заме­на сча­стию она».

В чело­ве­ке все – при­выч­ка. Очень важ­но, к чему мы при­вы­ка­ем. А при­вы­ка­ем мы к тому, что любим. Я позна­ко­мил­ся с тво­ре­ни­я­ми пре­по­доб­но­го Иса­а­ка Сири­на, кото­рый открыл мне, что Бог есть любовь, и свет этой люб­ви зали­ва­ет нас, и Отец бежит нам навстре­чу и вру­ча­ет пер­стень, знак сынов­не­го досто­ин­ства. Это сме­ло все мои жиз­нен­ные уста­нов­ки. Все у меня изменилось.

Кто я?

…У меня была такая мысль, когда я зани­мал­ся теат­раль­ны­ми вся­ки­ми про­ек­та­ми, у меня была мысль сде­лать такое шоу: встать на сцене мол­ча, непо­движ­но, и пол­то­ра часа про­сто­ять. Это очень труд­но сде­лать, тем более акте­ру: вот она сце­на, зал… Что будет? Будут ябло­ка­ми кидать тух­лы­ми, или будут апло­ди­ро­вать, или кри­чать? Ухо­дить – вряд ли, будут ждать, что будет, а ниче­го не будет. Я вдруг вспом­нил это, и это как бы при­бли­жа­ет­ся к отве­ту на вопрос: а вот кто я? Смот­рю ино­гда свои про­шлые какие-то интер­вью, спек­так­ли, вот эти пес­ни ран­ние… Это я? Вро­де я. На самом деле, это какой-то дру­гой совсем парень.

…Я думаю: раз­ни­ца есть ли меж­ду мной тем и нынеш­ним? Вро­де бы огром­ная раз­ни­ца, а на самом деле ее почти нет. И вот я вижу, что чело­век – это луч. Нача­ло есть и нет кон­ца. Если я есть какой-то под­лин­ный, то я Божий, Божие созда­ние. Навер­ное, вот это чув­ство при­част­но­сти. И вот мы сей­час сидим – не толь­ко Гос­подь наш Иисус Хри­стос рядом сто­ит, но в каж­дом ато­ме воз­ду­ха – Бог, и вот это пора­зи­тель­ное какое-то чувство…

…Я под­час забы­ваю, что нам обе­ща­но, а нам обе­ща­но, что будет четы­ре жиз­ни. То есть пер­вая в утро­бе мате­ри; вто­рая здесь; тре­тья – душа без тела после смер­ти; а потом нам будет дана новая плоть… И то, что от меня оста­лось, вот это щепоть, когда стрях­нет­ся все – оста­нусь я…

…Я ста­ра­юсь учить­ся, и до сих пор учусь, и не научил­ся прак­ти­че­ски ниче­му, ста­ра­юсь жить не по чув­ствам, а по зако­ну, пото­му что чув­ства могут быть разные.

…Бла­го­дать – это толь­ко то, в какой мере я вышел на этот свет, вот и все. Поэто­му отку­да я знаю, кто такой я? Вооб­ще, это нача­ло пре­муд­ро­сти – позна­ние себя, виде­ние сво­их гре­хов как песок мор­ской, что я вооб­ще, такой вот, Петя знаменитый…

О справке от Бога

…В раз­ные пери­о­ды жиз­ни я себе отве­чал на этот вопрос – что нам надо от Бога – очень по-раз­но­му. Нача­лось все с дет­ства, когда я не хотел ниче­го, когда я в четы­ре года про­сы­пал­ся, видел солн­це, маму любя­щую, это все пре­крас­но, и я бежал по этой ули­це, под этот трам­вай, и оста­но­вить меня было нель­зя, я бежал. Что я хотел? Ниче­го. Мит­ро­по­лит Сурож­ский Анто­ний нам пишет очень инте­рес­но, что мы живем, пере­ка­ты­ва­ясь из про­шло­го в буду­щее, мы не уме­ем жить этим момен­том. Давай­те я отве­чу, что я хочу в дан­ный момент. Я хочу, что­бы вы меня поня­ли, я хочу, что­бы зри­те­ли меня поня­ли – не столь­ко меня, а что­бы они поня­ли то, что понял я. А что же понял? Я понял, что Бог – это, вот, всю­ду Бог. Поэто­му, что я хочу: да я хочу с Ним быть!

Что значит «вера без дел мертва»?

…Еще я хочу о вере ска­зать, что для меня очень важ­но… Ска­за­но: «Вера без дел мерт­ва». Сижу я в деревне, все у меня рабо­та­ет, все поти­хонь­ку, ниче­го вро­де доб­ро­го я не делаю, думаю: а как же вера, какие дела делать? То есть думаю: какие же дела? И совер­шен­но ясно Гос­подь мне дает понять (опять же по Сво­ей мило­сти): мои дела – это мои гре­хи, вот насто­я­щие под­лин­ные дела веры. Исправ­лять, кор­че­вать свои все гадо­сти, кото­рые я пре­крас­но знаю. Не надо обо­льщать­ся, я их пре­крас­но знаю, и вот мимо это­го я про­бе­гаю – зна­чит вера моя мертва.

О духовной жизни

…Я как-то задал отцу Дмит­рию вопрос, кото­рый меня силь­но мучил. Гово­рю: а как вот, что ж вот этот отре­зок пути, вот как, что, спа­се­ние где нахо­дит­ся. Он мне, как все­гда, очень муд­ро и чет­ко отве­тил, объ­яс­нив все. Он гово­рит: «Важен зазор». Зазор меж­ду тем, что ты есть, и что ты, и кем ты ста­ра­ешь­ся быть. Богу не важен резуль­тат, Богу важен наш век­тор, зазор.

О блаженстве и кайфе

…Я всю жизнь хотел не про­сто сча­стья, не про­сто удо­воль­ствия, я хотел бла­жен­ства. Пото­му что с Ада­мом и Евой, как я уже гово­рил мно­го раз, и как отцы нам гово­рят, Адам и Ева в раю обща­лись с Богом напря­мую, как мы с вами, и вот это было бла­жен­ство, и вот это в генах у каж­до­го из нас сидит. Поэто­му геро­ин, поэто­му вод­ка… И вот я про­бо­вал, про­бо­вал, и понял, что там это­го нет. Где же оно есть, оно где-то долж­но быть! И вот Бог мне открыл­ся, как я уже тыся­чу раз рас­ска­зы­вал, и у меня пошло это, пошло, поти­хонь­ку пошел опыт веры. Я про­сил и полу­чал. Пус­кай вот так, кро­хи, пус­кай за эти два­дцать пять лет это было минут десять, но я это пом­ню. Когда чело­век веру­ю­щий попро­бо­вал, что такое Дух Свя­тый – «при­ди и все­ли­ся в ны и очи­сти ны от вся­кия сквер­ны» – мы же молим­ся так, вот что это такое, и тогда все­го меня это зали­ва­ет, и я об этом пом­ню… Пони­ма­е­те, ум надо вклю­чать, ум – страж серд­ца. Сна­ча­ла ум…

Какая у Бога мера?

…Любую вещь кра­сит мера – ска­за­ли муд­рые. Какая у Бога мера? Да ника­кой, у Бога нет меры, Он бес­ко­не­чен. Вот что меня очень при­влек­ло как люби­те­ля насто­я­ще­го кай­фа – что нет потол­ка. Тут мож­но без кон­ца уве­ли­чи­вать бла­го­дать, вот этот свет в себе. Мера долж­на быть в каких-то наших чело­ве­че­ских про­яв­ле­ни­ях, в поступ­ках, в словах.

Случай с молитвой «Об умножении любви»

…Бог про­ща­ет и исце­ля­ет нас толь­ко Бог и Его бла­го­дать. Поэто­му молить­ся надо, Гос­подь нам дает алго­ритм этот в Еван­ге­лии: «Моли­тесь за оби­жа­ю­щих вас и доб­ро тво­ри­те тво­ря­щим вам напа­сти». Если мы через силу начи­на­ем за них – вот серд­це все в огне, и я прав, и как он мог, – но через силу начи­на­ем молить­ся, молим­ся день, десять дней, месяц, год, два, три, десять лет, вдруг видим: а в серд­це это­го нет… У меня была очень слож­ная исто­рия с род­ствен­ни­ка­ми, ну, как обыч­но… Хоро­шие люди, но всех испор­тил квар­тир­ный вопрос. Встре­ча­юсь я со сво­им бра­том, надо встре­тить­ся по это­му делу, слож­но­му очень, запу­тан­но­му, и он прав, и я прав, вот это все… А у меня молит­во­слов с собой, и я думаю: дай-ка я «об умно­же­нии люб­ви и иско­ре­не­нии вся­кой зло­бы», – помни­те, там несколь­ко коро­тень­ких молитв Иоан­ну Пред­те­че? Про­чи­тал, смот­рю – и он идет с улыб­кой ко мне, я ему объ­я­тья рас­пах­нул и гово­рю: «Лешень­ка, мой доро­гой…», и он так, и такое у нас было! Мы об этих про­бле­мах забы­ли, о дру­гом ста­ли гово­рить – вот! А даль­ше опять, опять пошло-пошло. У меня было, я знаю это, и эти мину­ты я пом­ню. И толь­ко так – с надеж­дой на Бога и труды…

О жертве и молчании

…Совесть – глас Божий в нас… Совесть и стыд – все это мож­но в себе сжечь, а мож­но воз­гре­вать. Воз­гре­вать как: через то, что вхо­дит в наши гла­за уши. Тяже­ло, милый мой, – а кто обе­щал, что будет лег­ко? Как Анто­ний Сурож­ский: уми­рал один сол­дат и гово­рит: я толь­ко пере­жи­ваю за то, что я в коме сей­час буду уми­рать дол­го еще, я буду один. – Не бой­ся, я буду с тобой, дер­жать буду, что­бы ты чув­ство­вал руку. И он про­си­дел два дня, дер­жа его руку. И когда не можешь пожать ее – зна­чит ты ушел, до тех пор, пока я буду чув­ство­вать твое пожа­тие, буду дер­жать, и вот он сидел с ним. Я думаю, что у него были в этот момент раз­ные мыс­ли, но он сидел и руку дер­жал. А мыс­ли будут раз­ные. У меня у мамы была похо­жая ситу­а­ция, она пять лет лежа­ла после инсуль­та без дви­же­ния, и не мог­ла ни раз­го­ва­ри­вать – ниче­го. Но я, конеч­но, не смог с ней все вре­мя сидеть, я нанял сидел­ку, но я хоть день­ги эти давал, я за это рабо­тал, но я при­ез­жал каж­дую неде­лю, сидел с ней, поти­хо­неч­ку молит­ву ей читал, что-то делал, свою малень­кую меру, но что-то делал вот в эту меру. И сей­час я вспо­ми­наю – до того, как она лег­ла уже окон­ча­тель­но, она была про­сто боль­на, и вот я с ней пару меся­цев жил каж­дый день. А боль­ные, как пра­ви­ло: «не то», и «это не то», и «это не то». И тяже­ло было, ска­жем пря­мо, тяже­ло силь­но, тяже­ло с утра до вече­ра. Но это было луч­шее вре­мя моей жиз­ни, это были луч­шие два меся­ца в моей жиз­ни, когда я себя пере­си­лил. У меня совесть отно­си­тель­но чиста – хотя не очень чиста, я бы мог боль­ше с мамоч­кой сидеть, мог бы боль­ше ей дать.

Ничего не бояться

…Про­сто­та – она в этом заклю­ча­ет­ся, что «верую, верую, Гос­по­ди! Не бой­ся, толь­ко верь». Когда пре­одо­ле­ва­ем что-то, когда насто­я­щая боль, болезнь – кон­ча­ет­ся «я», пони­ма­е­те, кон­ча­ет­ся «я», а если кон­ча­ет­ся «я», все­ля­ет­ся Бог. И что зна­чит «любовь изго­ня­ет страх» – это Бог изго­ня­ет страх, Бог – это любовь. Это о том, что Бог все­ля­ет­ся в серд­це, и пере­ста­ет быть страх.

…Мы можем очень мно­гое, а с Богом вооб­ще все можем. Мы можем, смот­ри­те, что мы можем – мы можем самое глав­ное сде­лать. Был жад­ный – стал доб­рый; был пья­ни­ца – стал трез­вый; осуж­дал – пере­стал; раз­дра­жал­ся – перестал.

О любви

…Иса­ак Сирин: «Дре­во жиз­ни есть любовь Божия». То есть вся наша жизнь, все наши мыс­ли, помыс­лы, поступ­ки, шаги – все покры­то боже­ствен­ной любо­вью. Что такое милость – это любовь. Что такое «Гос­по­ди, поми­луй!» – это люби меня, Гос­по­ди, воз­лю­би меня тако­го, про­сти меня! Здесь всё. «Гос­по­ди, поми­луй!» – здесь и про­ще­ние, и вера, и надеж­да, и любовь, здесь весь Гос­подь. Гос­по­ди, помилуй!

…Все долж­ны быть свя­ты­ми. Ну как, долж­ны – кто хочет. Гос­подь же не гонит ста­до хлы­стом впе­ре­ди себя. Он идет и зовет – кто хочет, идет с Ним.

…Каж­дую ночь нуж­но зада­вать себе про­стень­кий вопро­сик: я про­жил сего­дняш­ний день – кому-нибудь от это­го было хорошо?

…Зачем мы живем? Дол­гие годы я никак не отве­чал на этот вопрос – бегал мимо. Был под кай­фом, пил, драл­ся, твер­дил: «Я глав­ный». А под­лин­ный смысл жиз­ни – любить. Это зна­чит жерт­во­вать, а жерт­во­вать – это отда­вать. Схе­ма простейшая.

…Любовь – это не чув­ство, а дей­ствие. Любовь – это вымыть посу­ду вне очереди.

…Не бой­тесь смер­ти, но опа­сай­тесь поте­рять близ­ких. Боль­ше не бой­тесь ничего.

О том, что значит фраза «Всегда радуйтесь»

…Все­гда радуй­тесь – это дру­гая радость, радость о Духе Свя­том, о мире душев­ном, а не такая дурац­кая: выпил – и радуй­ся. А если любишь толь­ко себя, какая тут радость?

Вот как такую веру обре­сти и такую рья­ную целе­устрем­лен­ность, что­бы забыть свои «хочу» посто­ян­ные? Ради Гос­по­да наше­го, Кото­рый жив и с нами рядом вот здесь сидит и слу­ша­ет меня, греш­но­го, ока­ян­но­го. Я столь­ко дур­но­го Ему сде­лал, так Его оскорб­лял, а Он все про­ща­ет: я все еще жив…

«Хочется стоять перед Богом в молчании»

…В мол­ча­нии хочет­ся сто­ять перед Богом, в мол­ча­нии. Мол­ча­ние. Пото­му что, ну, что я Ему ска­жу? Вот какие-то вещи такие, какие-то под­лин­ные вещи в себе при­умно­жать, и тогда всё сла­дит­ся. Все сла­дит­ся, все то, о чем мы гово­ри­ли, о всех наших слож­но­стях. Посто­ять перед Богом мол­ча, но перед Богом. Знать, что Он видит нас всех насквозь, все­гда, и любит нас таких, какие мы есть. Таких вот ужас­ных, безум­ных, боя­щих­ся, малосильных.

О памяти смертной

…Все мы, и я в том чис­ле, живем под­час так, как буд­то мы нико­гда не умрем. Я думаю, что вот поеду в Воро­неж, вер­нусь обрат­но. Как буд­то меня не может сра­зить инфаркт, как буд­то не упа­дет самолет…

Рань­ше не заду­мы­вал­ся о смер­ти, а потом стал думать – что будет после того, когда я умру? Что я там буду делать? Вот он гроб – четы­ре стен­ки, свер­ху крыш­ка. В кино я четы­ре раза ложил­ся в гроб и выска­ки­вал отту­да. Режис­сер спра­ши­вал: «Страш­но?» Да не страш­но, про­сто ответ­ствен­ное такое дело.

Я пом­ню, как пяти­лет­ним маль­чи­ком, в то вре­мя, когда все дети начи­на­ют о смер­ти думать, лежал в кро­ва­ти и с ужа­сом раз­мыш­лял: «Как это так, меня не будет, а вот это вот все будет – и лес, и аль­бом для марок…» А потом я пере­стал об этом думать, насту­пи­ла сле­пая, дур­ная, дли­тель­ная пау­за. Лет на 40! И сей­час мне так жал­ко, что эта пау­за была. Конеч­но, какой-то опыт я извлек. Жаль толь­ко, что в моло­до­сти было столь­ко сил, столь­ко бы я мог сделать!

О жизненных итогах

…Что после меня оста­нет­ся? Может быть, несколь­ко сти­хо­тво­ре­ний и фильм «Ост­ров». А жизнь про­жи­та, 70 лет. Что я понял к сво­им 70 годам? Жизнь, конеч­но, вели­ко­леп­на. Но это очень ответ­ствен­ная вещь.

…Я всю жизнь хотел быть самым кру­тым. Ну и что, я Бога нашел, Он мне открыл­ся? Но Я его искал, и я вижу, что кру­че это­го ниче­го нет, ну ниче­го про­сто не лежа­ло рядом…

Про смерть

Иса­ак Сирин пишет: «Долог наш путь, труд­на наша доро­га. Но бла­га, обе­щан­ные нам, невы­ра­зи­мы». Будет смерть, будет веч­ная жизнь, будет сто­я­ние перед Богом, будешь ответ перед ним дер­жать. И вот ради это­го сто­ит жить, что­бы потом веч­но быть в све­те. Ведь Бог – это не покло­ны и све­чеч­ки. Это как сол­неч­ный шар. Свет все­гда горит, а мы порой отхо­дим от него.

Кто верит в слу­чай, не верит в Бога. Жиз­нью и смер­тью рас­по­ря­жа­ет­ся толь­ко Он. И заби­ра­ет чело­ве­ка лишь в двух слу­ча­ях: если исправ­ле­ние его уже невоз­мож­но или чело­век готов, и это луч­ший момент в его жиз­ни. Я был у отца Димит­рия Смир­но­ва за месяц до его смер­ти. Его вози­ли уже на катал­ке, у него ноги отка­за­ли. И я ему ска­зал: «Да вы весь сия­е­те». А он мне на это: «Здо­ро­вье – дар Божий. Болезнь – дар бес­цен­ный». Так муд­ро и ушел.

Ушел мой друг Саша Лип­ниц­кий, с кото­рым мы начи­на­ли «Зву­ки Му». Тра­ги­че­ски: про­ва­лил­ся под лед. Если и его взял Бог, зна­чит, при­шел срок. Не нам судить. Мы можем помочь толь­ко молит­вой. У Бога мерт­вых нет. Нам кажет­ся, что наша жизнь такая длин­ная, ответ­ствен­ная, важ­ная. Но она важ­на толь­ко сво­ей под­го­тов­кой к веч­но­сти. Там, когда каж­дый из нас умрет, тебя посе­лят с таки­ми же, как ты. Ино­гда с женой поссо­ришь­ся и дума­ешь: «Вот умру и боль­ше нико­гда с ней не уви­жусь». Нет, бра­ток. Вас насиль­но вме­сте посе­лят. Поэто­му мирить­ся надо с ней здесь.

Финал

…Сей­час у меня цель одна. Во-пер­вых, что­бы меня услы­ша­ли глу­бо­ко­ува­жа­е­мые зри­те­ли: я все­гда ста­ра­юсь изо всех сил гово­рить толь­ко то, что вышло у меня, что я понял, что я сна­ча­ла умом понял, а потом что слу­чи­лось. Если кому-нибудь помо­жет – может быть, кому-нибудь, из ста тысяч деся­ти помо­жет, а то и одно­му, зна­чит я неда­ром живу. Я устал жить даром, я устал жить ради кай­фа, хотя и это, конеч­но, при­сут­ству­ет. Я хочу поль­зу приносить.

Напо­сле­док могу малень­кое сти­хо­тво­ре­ние про­чи­тать смеш­ное: «Рас­ска­зы­вать не надо нико­гда, что лож­ку ты про­но­сишь мимо рта, и что жена попа­лась глу­пая не та, и что вокруг обман и суе­та, и что металл не тот, и сталь не та, и что Китай… Пой­ди глянь в зер­ка­ло и боль­ше не болтай».

В кинофильме «Остров» видели, наверное, как я в гробик ложился. Три раза ложился, вскакивал и по часу ходил потом еле-еле… Серьёзное дело, оказывается. Даже в кино. Четыре стеночки, и ничего нет и не будет. Всё, что успел собрать – всё тут.

У нас в деревне часто отключают свет. Едешь из Москвы домой, думаешь, сейчас компьютер включу, музыку… А тут раз – и света нет. Лежишь в темноте на диванчике один. И что? С чем лежать в темноте? Попробуйте: выключите свет и часик полежите, ничего не делая. Только обязательно ничего не делая.

Митрополит Антоний писал: «Мы живём, из прошлого перекатываясь в будущее. Мы не живём настоящим моментом». Вот в эту секунду, вот сейчас я живу. Это, по сути, и есть молитва. Когда ты весь собираешься под кожей в этот миг. Вот сейчас. "Сейчасшний" ты.

Причём здесь что-то внешнее вообще? Место, в котором ты находишься, вообще мало, что значит. Старичок на Афоне в пещерке жил. У него вид из пещерки был классный. А он его дощечкой прикрывал. Ему говорят: «Старче, ты что? Это же Божий мир!» Он в ответ: «Если бы вы знали, какой у меня свет внутри…» Он загораживал дощечкой помехи.

Так же и в работе. Что такое работа? Это не брать, это отдавать. Я не думаю, сколько мне заплатят. Денежки придут, и Мерседес будет.

Где сокровища ваши, там и сердце ваше будет. Если моё сокровище – Мерседес, то я там весь по уши, а если для меня это удобное средство передвижения, то, значит, я свободен.

Весь вопрос - в вере. Не в то, что Бог есть, а в то, что он сказал. Верить ему. Всё написано, ребята. Каждый шаг. Чудеса случаются по 30-40 раз за день, когда стараешься на этом пути.

Как сказал мудрейший отшельник Исайя, я все свои скорби и немощи возложил на Бога. Вот как бы нам так поступить – на Бога возложи и живи.

Давайте каждый день жить по совести. Не существует разделения: когда я в церкви с Богом - это одна жизнь, а когда я на машине еду – это уже какая-то другая жизнь. Есть только жизнь с Богом или смерть… когда живые трупы ходят и что-то делают.

Мы удобопреклонны ко греху. Почему нас не тянет что-то новое познать, а тянет покурить на чердаке? Потому что Адам повернулся в ту сторону… И мы это в себе несём. Борьба идёт кровавая.

У соседа на участке магнитола целый день орёт. Или поругаться с ним, загнув пальцы… Или не сказать ни слова, как будто этого нет. Вот это, действительно, круто! Тогда ничего не страшно. Вот что даёт православие. Потому что это – Бог . Он всемогущ!

Даже если судить прагматически, с Богом выгодно. Это всегда работает. Это всегда с тобой. Это как у мамочки на руках.

Незлобие и мир по возможности. С некоторыми мир невозможен. Общаться не надо, но надо изъять свою злобу. Есть такие люди, с которыми общаться нельзя, ими владеет бес. Это болезнь. Мы же не ругаем того, кто гриппом болеет.

Если любовь стала качеством человека, он и врагов простит. Тужиться, как в туалете не получится. Любовь должна стать качеством.

О дереве всегда судят по плодам. Какие же плоды? Любовь, вера, долготерпение, благость, воздержание, милосердие, кротость.

Кротость – это незлобие. Если я не злой, то я - кроткий. Если я злой, то правда моя. Как только начал обвинять других, тут же дьявол сел и погоняет.

Бог – это замысел обо мне. Я, грешный, должен употребить все силы, чтобы прийти к замыслу, вернуться к себе. Если у меня стало что-то хорошее происходить в смысле результатов - пошла синергия (две энергии) - я и Бог. Значит, я трудился.

Вопрос один: «Зачем?» Зачем я это делаю? Зачем я надел этот свитер? Зачем я сюда пришел? Зачем я еду на этой машине? Зачем? Ради чего?

Как жить? Как ребеночек в утробе живёт. Чтобы выйти в жизнь вечную. Великолепная мысль. Воспринимать эту жизнь, как подготовку, а там уже будет "ништяк"…

Друзья, если вам понравилось и было полезно, ставьте лайк.


Когда мне было лет 16, бывало, мама мне говорила: «Ты не мог бы сегодня переночевать у приятелей? Мы хотим с папой остаться одни». Ей уже было под 65. Свет этой удивительной любви озарял все мое детство.

Когда мне было пять лет, я украл деньги и мы пошли с товарищем покупать пистонные пистолетики. Мама, конечно, об этом узнала. Она взяла меня за руку, повела в «Петровский пассаж» и сказала, чтобы я отдал продавщице пистолетик и сказал, что я украл деньги. Я, конечно, ничего этого не произнес, но у меня были ручьи слез, и я этот случай запомнил на всю жизнь.

Детей надо воспитывать. Меня воспитывали. Я в 16 лет никак не хотел идти работать, и было сделано очень просто. Раньше был такой холодильник ЗИЛ, который закрывался на ключик — и от меня был закрыт холодильничек на ключик. Три дня я пальцы гнул, а потом я пошел работать. Жрать охота! Вот и всё. — «Правмир»

В Церкви нет никакого «с понедельника»

Что мне нравится в Церкви, так это то, что там нет никакого «с понедельника». Десять лет вообще считается за ничего: новоначальный еще — считай, и не преступал.

Я раньше думал: как же так. И вот в действительности вижу, что у меня только-только начинает получаться обиду прощать. И то не сразу, а через два дня. А раньше чуть что не так — по лбу. Всё, на всю жизнь враг. Здоровый я был, сильный. Как дам — все как снопы валятся. — Esquire

В 45 лет у меня было все, но стало незачем жить

Когда в 45 лет я стал задаваться вопросом «зачем?» — у меня было все: слава, работа, жена, дети, деньги. Но мне в какой-то момент стало незачем жить. Я потерял смысл жизни. Прочитав притчу о блудном сыне, я плакал. Меня пробило, если говорить современным языком. И постепенно я стал карабкаться вверх, стремиться к горнему, читать молитвослов. У меня остался мой первый маленький молитвослов, где я отметил галочкой, с какими молитвами, видите ли, я согласен.


И так, «комариными шажками», как говорит один мой знакомый священник, в Царство Небесное. Ведь благодать может находиться в трех немытых тарелках. Поэтому если удается каждый день делать какие-то маленькие шажочки в сторону Бога, жизнь складывается и начинает меняться очень серьезно. Появляются новые знакомства, новый круг общения, новые интересы в жизни, новые привычки, увлечения. Как сказал Пушкин: «Привычка свыше нам дана: Замена счастию она».

В человеке все — привычка. Очень важно, к чему мы привыкаем. А привыкаем мы к тому, что любим. Благодаря вам я познакомился с творениями преподобного Исаака Сирина, который открыл мне, что Бог есть любовь, и свет этой любви заливает нас, и Отец бежит нам навстречу и вручает перстень, знак сыновнего достоинства. Это смело все мои жизненные установки. Все у меня изменилось. — «Россия-24»

О том, как научился прощать

Бог прощает, и исцеляет нас только Бог и Его благодать. Поэтому молиться надо, Господь нам дает алгоритм этот в Евангелии: «Молитесь за обижающих вас и добро творите творящим вам напасти». Если мы через силу начинаем за них — вот сердце все в огне, и я прав, и как он мог, — но через силу начинаем молиться, молимся день, десять дней, месяц, год, два, три, десять лет, вдруг видим: а в сердце этого нет…

У меня была очень сложная история с родственниками, ну как обычно… Хорошие люди, но всех испортил квартирный вопрос. Встречаюсь я со своим братом, надо встретиться по этому делу, сложному очень, запутанному, и он прав, и я прав, все вот это…

А у меня молитвослов с собой, и я думаю: дай-ка я «об умножении любви и искоренении всякой злобы», помните там, несколько коротеньких молитв Иоанну Предтече.

Если вы мои книжечки читали, то там есть такая история, рассказанная, как в автобусе еду в Москву, автобус заполнен, никуда не пересесть, и садятся передо мной два дембеля пьяные: мат, о бабах. Я думаю: два часа, ну, береги уши, и я что стал делать, я стал думать: а кто они такие — деревенские ребята, вот они родились в деревне маленькой, удили рыбку там, бегали, потом на велосипедах ездили, были хорошие ребята, но отец пил, мать все время орала, бабка говорила: не слушай маму, вот это всё, в этом аду они выросли, потом они в армию попали, сначала их били, потом они били, вот они вышли… Смотрю — приехали. Я не услышал ни одного их матерного слова, меня не посетила ни одна о них отвратительная мысль: какие козлы… Понимаете, вот реально, вот как. — «Парсуна»

Любовь — это вымыть посуду вне очереди

Зачем мы живем? Долгие годы я никак не отвечал на этот вопрос — бегал мимо. Был под кайфом, пил, дрался, твердил: «Я главный». А подлинный смысл жизни — любить. Это значит жертвовать, а жертвовать — это отдавать.

Любовь — это не чувство, а действие. Не надо пылать африканскими чувствами к старухе, уступая ей место в метро. Твой поступок — тоже любовь. Любовь — это вымыть посуду вне очереди. — «Наше радио»

О фильме «Остров»

Мама Павла Семеновича Лунгина была переводчиком художественной литературы со скандинавских языков. Моя мама тоже занималась этим же делом. Мы с детских лет семьями дружили. Потом Павлу очень понравилось то, что я делаю на рок-сцене, в группе «Звуки Му», и он мне предложил такую роль. Ничего случайного нет, и эта роль как раз совпала с тяжелым периодом моей жизни, когда я старался освободиться от зависимостей. И поэтому в свою мелкую меру я борьбу моего героя знаю. Я так же и плакал, и старался, и Бога просил. У него, конечно, этот уровень выше, шире.


Кадр из к/ф «Остров»

Я благодарю Бога за то, что я встретился там с удивительными нашими актерами и мы подружились. Виктор Иванович Сухоруков, Юрий Александрович Кузнецов – замечательные люди, замечательные русские актеры, и я счастлив, что имею честь быть с ними знакомым. Дима Дюжев тоже прекрасный человек. Мы жили там здорово. Все было залито счастьем, потому что было очень трудно. Вот нам и указание: где трудно, где преодоление, там есть счастье. — «Правмир»

«Стоп, — думаю, — а Господь?»

У меня был интересный случай. Я коллекционирую виниловые пластинки. Как-то раз, выбирая в одном из магазинов любимые пластинки, я вдруг увидел, что другой покупатель достал именно ту, которую мне хочется. Потом отложил ее в сторону, пошел что-то искать, а у меня первая мысль была взять эту пластинку, быстренько оплатить и уйти.

Стоп, думаю, а Господь? Он ведь все видит. И я отказался от мысли ее взять, внутренне скрутил себя.

В следующий свой приезд в этот магазин стоит эта же пластинка, словно меня дожидается. Вот как откликается Бог на наше стремление к Нему. Если мы сверяем свои поступки с Его заповедями, то Он нам воздает во сто крат больше — хорошим настроением, самочувствием, нетварной Божественной энергией, благодатью.

О любви к России

Но вообще «гордиться» — не то немножко слово. Если «гордиться» значит превозноситься над другими, то не надо. А если ради чего жить…

Вот дело рук человеческих, к примеру. У меня в деревне мужик один сварил под коня тележку-велосипед. Конь крутит колеса! Мы едем на велосипеде 40 км в час, а конь, он мчится как ракета. И поля пашет и везет. Сначала не хотел он в эту телегу, а теперь лезет, впряги меня! Кататься хочет. Велоконь. Так мужика и зовут.

Россия — это не Москва и не Петербург. Это страна. Поэтому чем гордиться? Людьми этой страны. — «Российская газета»

Не знаю ни одного богатого человека, который был бы счастлив


То, что возьмем с собой в вечность, потрогать нельзя, и как раз этого мы не умеем. Вроде, кажется, всё в порядке — а попробуй только тронь, как святые говорят. С какого боку ни тронь, всюду вонь. Сразу вонь пойдет. Обиды: «А как он мог? А сын грубит. Жена все деньги истратила», — и пошло-поехало. Ум — страж сердца, поэтому умом я все время себе говорю: неправ, неправ, неправ. — «Правмир»

Смерти нет

Отношение короткое: смерти нет. Символ веры нашей христианской оканчивается так: «Чаю воскресения мертвых и жизни будущаго века. Аминь». Аминь значит «истинно так». Человек верующий, как апостол Павел писал, желает разрешиться от этой жизни, чтобы встретиться со Христом. То есть эту оболочку скинуть — и будет вечная жизнь. И, если мы научимся здесь общению с Богом, оно продолжится там, только в большей мере, и ждет нас неизведанное, необычное, непостижимое. Сейчас я вам прочитаю.

Вот, пожалуйста, пишет преподобный Феогност, IV век: «Какое несказанное, невыразимое утешение, когда душа с уверенностью во спасении отделяется от тела, слагая его, как одежду. Ибо, как бы во обладание суще уповаемых благ, она оставляет его беспечально, с миром идя к ангелу, свыше сходящему к ней с радостью и весельем, и вместе с ним беспрепятственно проходя воздушное пространство, никакому не подвергаясь нападению со стороны духов злобы, но в радости восходя и с дерзновением и благодарными возгласами, пока достигнет поклонения Творцу и там получит определение быть помещенною в сонме подобных ей кровных в добродетели до общего воскресения».

Чего еще желать?

Конечно, смерть — дело небывалое. И боязно, и не хочется. Но только не так: «А, не надо об этом думать». Как это об этом не думать?

Только об этом и надо думать, потому что это единственное, что будет точно с каждым из нас.

Конечно, к этому надо готовиться. Я только начинаю бояться, когда я вижу, насколько я не готов к тому, о чем я с вами говорю, — к общению с Богом. А как я свои пластиночки оставлю? А как я свои эти проигрыватели? А дом. — «Правмир»

Читайте также: