Мы набрали снега растопили его на огне и выпили немного горячей воды
Обновлено: 07.07.2024
Михаил Михайлович Пришвин
В раннем детстве любил я огромное кресло, носившее странное название «Курым». За это кресло меня прозвали Курымушкой. Прозвище долго мучило и злило меня, пока, наконец, я не поумнел и не понял, что злиться и драться нехорошо. И как только я это понял и перестал злиться, так вскоре все и перестали меня дразнить Курымушкой.
Моя мать, еще молодая, в сорок лет осталась вдовой с пятью малыми ребятами на руках. Она должна была каждый день вставать до восхода солнца. Очень рано, далеко до восхода, няня моя должна была для нее приготовить самовар и вскипятить молоко в глиняном горшочке. Сверху этот горшочек всегда покрывался румяной пенкой, и под этой пенкой наверху было необыкновенно вкусное молоко, и чай от него делался прекрасным. Я однажды случайно встал тоже до солнца, чтобы на заре расставить силки на перепелок. Мать угостила меня этим своим чаем, и такое угощенье решило мою жизнь в хорошую сторону: я начал, как мать, вставать до солнца, чтобы напиться с ней вкусного чаю.
Мало-помалу я к этому утреннему вставанью так привык, что уже и не мог проспать восхода солнца.
После чаю мать моя садилась в дрожки и уезжала в поле. Я же уходил на охоту за перепелками, скворцами, соловьями, кузнечиками, горлинками, бабочками. Ружья тогда у меня не было, но и теперь ружье в моей охоте не обязательно. Моя охота была и тогда и теперь в находках: нужно было найти в природе такое, чего я еще не видал и, может быть, никто еще в жизни своей с этим не встречался Перепелку-самку надо было силками поймать такую, чтобы она лучше всех подзывала самца, а самца сетью поймать самого голосистого. Тоже и соловья молодого надо было кормить муравьиными яичками, чтобы он потом пел лучше всех. А поди-ка, найди такой муравейник, поди-ка, ухитрись набить мешок этими яйцами и потом отманить муравьев на ветки от своих драгоценных личинок. Хозяйство мое было большое, тропы бесчисленные. Но и теперь, ночью, когда не спится, чтобы заснуть, я представляю себе в закрытых глазах с точностью все тропинки, все овражки, и камушки, и канавки, и хожу по ним, пока не усну.
Особым видом моей охоты была охота за яблоками, грушами, ягодами. К нашему большому саду примыкали сады других владельцев, и так они тянулись очень далеко. Все эти сады сдавались в аренду, и их стерегли страшные караульщики. Охота была очень опасная, но особенно интересная. Добычу забирал я в пазуху и такими «пазухами» ссыпал в амбар. В полднях после обеда, когда мать ложилась отдыхать, я приходил под амбар к своей добыче. Тут на послеобеденный отдых собирались в тень и прохладу все работники, и начинался между нами обмен. Я им давал яблоки, они мне платили за это, кто чем мог: кто сетку сплетет, кто дудочку-жалейку соберет из тростника и коровьего рога, кто поймает горлинку, кто кузнечиков-трескунков с красными и голубыми крыльями. Но главное, чем они мне платили, было в их рассказах и сказках о какой-то чудесной стране в Золотых горах и на Белых водах.
Сказка эта о чудесной стране рождалась в крестьянском горе. Дело было в том, что у них было мало земли, и эта земля тоже все уменьшалась, потому что новые люди рождались, а кругом земля была помещичья. Вот тогда от большой нужды и горя разведчики из крестьян – ходоки – начали отправляться в Сибирь и потом сманивать наших бедных крестьян туда своими рассказами о чудесной стране Алтае в Золотых горах. Конечно, я расспрашивал о чудесной стране во всех подробностях, и мне выдумывали умелые рассказчики всякий вздор. Только один мужичок, маленький и очень добрый, по прозвищу Гусек, никогда не врал о чудесной стране, а показывал мне настоящие чудеса. Это он научил меня ловить сеткой перепелов, выкармливать молодых соловьев, учить разговору скворцов, разводить голубей-турманов и тысячам-тысяч всяких чудес. Самое главное, чему я у него выучился, это пониманию, что все птицы разные, и зайцы, и кузнечики, и все животные существа тоже, как люди, между собой отличаются, что у них тоже, как у нас, если он Иван, то так он и есть Иван, Петр – это уже другой. Так и воробьи тоже у него были все разные, и он мог это видеть, и это главное, чему я у него выучился.
Гусек был самый бедный мужичок. Он много времени отдавал всяким своим охотам, ловле перепелок, разведению голубей, пчел и всяким охотничьим опытам. Он был всегда радостный и не мечтал о чудесной стране в Золотых горах: его чудесная страна была его родина, тут у нас, в селе Хрущево Елецкого уезда Орловской губернии. Вот этому простому чувству родины своей я тогда еще не мог у него научиться и тоже вместе с другими обыкновенными мужиками мечтал о чудесной стране в Золотых горах.
В девять лет я уже был такой же охотник, как и теперь, конечно, только без нынешнего опыта. Мне бы учиться еще и учиться у Гуська пониманию природы больше и больше. Но мать моя видела вперед, что на этом пути мое положение в будущем будет не лучше, чем у беднейшего из крестьян Гуська. И мать увезла меня в Елец и отдала в классическую гимназию учиться латинскому языку, русскому, арифметике и географии.
Учился я старательно, только учителя меня признавали «рассеянным». Они не знали, что я не мог быть хорошим учеником потому, что и днем, и ночью во сне, и во время занятий по арифметике, и латинского, и географии неотступно думал о том, как бы и мне вместе с мужиками убежать в чудесную страну в Золотых горах. Через год такой упорной думы я нашел себе четырех товарищей, и мы уехали на лодке по реке быстрой Сосне в Тихий Дон, намереваясь так попасть в Золотые горы в Азии. Через несколько дней нас поймали, и я понял, что чудесная страна – это что самому хочется, а учиться – надо. Так я потом и учился и жил, будто раскладывая нажитое в два ящика: в один ящик я копил то, что надо, а в другой складывал на будущее то, что себе хочется.
Конечно, я не раз срывался с этого пути: когда надо было жить, как надо, я поступал, как мне хочется. Но от этого неизменно получалось несчастье, как в гимназии, когда надо мной издевались и дразнили: «поехал в Азию, приехал в гимназию». Мало-помалу, однако, я хорошо усвоил себе, что непременно надо окончить среднее учебное заведение, и потом высшее, и практически усвоить свою специальность. Все это я добросовестно сделал и, наконец, в один действительно прекрасный день своей жизни понял, что я все кончил, что я готов, что я выполнил все, что надо, и теперь могу свободно жить, как мне хочется.
Анализ содержания текста.
1) Когда Сергей возвращался из соседней деревни, была звёздная ночь.
2) Мальчик знал, что Сергей плохо знал дорогу на Кара-Сук, поэтому встречал его около дома.
3) Дедушка просил внука зажигать лампу, чтобы в темноте лучше было видно двор.
4) Каждую ночь мальчик зажигал на крыше дома керосиновую лампу, чтобы помочь путникам, заблудившимся в степи.
5) Сергей поблагодарил мальчика за помощь.
(1)В эту ночь Сергей возвращался из соседней деревни. (2)Он шагал прямиком по степи. (3)Пока совсем не стемнело, Сергей видел знакомые очертания гор и не боялся сбиться с пути. (4)Но сумерки сгущались. (5)И горизонт растаял. (6)А скоро совсем ничего не стало видно, даже свою вытянутую руку. (7)И не было звёзд. (8)Глухая тёмная ночь навалилась, как тяжёлая чёрная вата. (9)Ветер, который летел с северо-запада, не смог победить эту плотную темноту, ослабел и лёг спать в сухой траве.
(10)Сергей шёл и думал, что заблудиться ночью в степи в сто раз хуже, чем в лесу. (11)В лесу даже на ощупь можно отыскать мох на стволе или наткнуться на муравейник и узнать, где север и юг. (12)А здесь темно и пусто. (13)И тишина. (14)Слышно лишь, как головки каких-то цветов щёлкают по голенищам сапог.
(15)Сергей поднялся на высокий холм и хотел идти дальше, но вдруг увидел в стороне маленький огонёк. (16)Он горел неподвижно, словно где-то далеко светилось окошко. (17)Сергей повернул на свет. (18)Он думал, что ещё придётся много шагать, но через сотню метров подошёл к низкой глинобитной мазанке*. (19)Огонёк был не светом далёкого окошка, а пламенем керосиновой лампочки. (20)Она стояла на плоской крыше мазанки, бросая вокруг жёлтый рассеянный свет.
(21)Сергей постучал в оконце и через несколько секунд услышал топот босых ног. (22)Скрипнул крючок. (23)Мальчик лет десяти или одиннадцати взглянул снизу вверх на Сергея.
— (25)Мне надо на Кара – Сук, – сказал Сергей.
— (26)Это правее, километра три отсюда. (27)А вы, видимо, не здешний?
— (28)Будь я здешний, разве бы я заблудился? – раздражённо заметил Сергей.
— (29)Случается… (30)Есть хотите?
(32)Мальчик скрылся за скрипучей дверью и сразу вернулся с большим куском хлеба и кружкой молока.
— (33)Ты, что же, здесь один?
— (34)Не… (35)Я с дедом. (36)Отару овец пасём.
— (37)А зачем у вас лампа на крыше горит? – спросил Сергей, прожёвывая хлеб.
— (38)Да так, на всякий случай. (39)Вдруг заплутается кто… (40)А в степи ни огонька.
— (41)Спасибо, — сказал Сергей, протягивая кружку.
(42)Сергей не стал объяснять, что сказал спасибо не за еду, а за огонёк, который избавил его от ночных блужданий.
— (43)Ты каждую ночь зажигаешь свой маяк? – спросил Сергей.
— (44)Каждую… (45)Только дед сердится, что я керосин зря жгу. (46)Я теперь стал рано-рано вставать, чтобы успеть погасить. (47)Дед проснётся, а лампа уже на лавке…
(48)Мальчик негромко засмеялся, и Сергей тоже улыбнулся.
(49)Вскоре Сергей задремал. (50)Когда он проснулся, то увидел, что ночь посветлела. (51)Снова проступили очертания гор, начинался синий рассвет.
— (52)Эй, внук, – донёсся из мазанки стариковский голос, – лампу задул? (53)А то я сегодня рано встаю.
(54)Мальчик вскочил – Сергей весело рассмеялся и протянул ему руку.
—(55)Мне пора… (56)Спасибо за огонёк!
(57)Мальчик смущённо подал маленькую ладонь и покосился на лампу. (58)Она всё ещё горела неподвижным жёлтым огнём.
* Крапивин Владислав Петрович (род. в 1938 г.) – детский писатель, автор книг о детях и для детей.
* Мазанка – дом, хата из глины или обмазанного глиной дерева, кирпича.
В каком варианте ответа содержится информация, необходимая для обоснования ответа на вопрос: «Почему каждую ночь мальчик зажигал на крыше дома керосиновую лампу?»
1) Мальчик боялся темноты.
2) Дедушка просил внука зажигать лампу, чтобы в темноте лучше было видно двор.
3) Мальчик встречал Сергея, который плохо знал дорогу к их дому.
4) Мальчик думал о путниках, заблудившихся ночью в степи.
Сам мальчик рассказал о том, зачем зажигает лампу: (39)Вдруг заплутается кто… (40)А в степи ни огонька.
Источник: Открытый банк ФИПИ, блок 712B05, вариант РЕШУ №1091. Напишите сочинение-рассуждение, раскрывая смысл высказывания известного лингвиста Евгения Николаевича Ширяева: «Вся организация языковых средств в художественной литературе подчинена не просто передаче содержания, а передаче художественными средствами». Аргументируя свой ответ, приведите 2 (два) примера из прочитанного текста. Приводя примеры, указывайте номера нужных предложений или применяйте цитирование. Вы можете писать работу в научном или публицистическом стиле, раскрывая тему на лингвистическом материале. Начать сочинение Вы можете словами Е.Н. Ширяева. Объём сочинения должен составлять не менее 70 слов. Работа, написанная без опоры на прочитанный текст (не по данному тексту), не оценивается. Если сочинение представляет собой пересказанный или полностью переписанный исходный текст без каких бы то ни было комментариев, то такая работа оценивается нулём баллов. Сочинение пишите аккуратно, разборчивым почерком.
2. Напишите сочинение-рассуждение. Объясните, как Вы понимаете смысл предложения данного текста: «Спасибо за огонёк!» Приведите в сочинении 2 (два) аргумента из прочитанного текста, подтверждающих Ваши рассуждения. Приводя примеры, указывайте номера нужных предложений или применяйте цитирование. Объём сочинения должен составлять не менее 70 слов. Если сочинение представляет собой пересказанный или полностью переписанный исходный текст без каких бы то ни было комментариев, то такая работа оценивается нулём баллов. Сочинение пишите аккуратно, разборчивым почерком.
1. Приведем пример сочинения-рассуждения в публицистическом стиле.
Словом можно передать наши чувства и переживания, можно согреть человека, можно ранить. Особенностью русского языка является многозначность слова, характерная для языка художественных произведений. Именно поэтому трудно не согласиться с высказыванием известного лингвиста Евгения Николаевича Ширяева: «Вся организация языковых средств в художественной литературе подчинена не просто передаче содержания, а передаче художественными средства-ми».
Для подтверждения справедливости слов Ширяева обратимся к тексту Владислава Крапивина. В предложении 8 (Глухая тёмная ночь навалилась, как тяжёлая чёрная вата.) с помощью сравнения автору удаётся передать, насколько тёмной, устрашающей была ночь. Для этих же целей служит в том же предложении и метафора «ночь наваливалась». С помощью изобразительно-выразительных средств создаётся неповторимый художественный образ.
Проанализировав текст, мы с уверенностью можем утверждать, что сила воздействия художественного текста на читателя усиливается, когда автор умеет пользоваться словом во всей его многогранности и многозначности.
2. Еле заметный огонёк керосиновой лампы стал маяком для заблудившегося путника. Этот огонёк, возможно, спас человеку жизнь. Вот почему с особой благодарностью Сергей говорит мальчику: «Спасибо за огонёк!»
И не напрасны оказались старания. Сергею свет лампы очень при-годился, хотя состояние безысходности было уже близко: «Сергей шёл и думал, что заблудиться ночью в степи в сто раз хуже, чем в лесу». А дед? Он хоть и бурчит за керосин, но сам-то прекрасно понимает, что внук поступает правильно – поведение внука достойно дедовой гордо-сти.
У Юрия Левитанского есть прекрасное стихотворение:
Каждый выбирает для себя
женщину, религию, дорогу.
каждый выбирает для себя.
Из мальчика вырастет настоящий человек, потому что он выбрал правильную дорогу, а огонёк керосиновой лампы – это ещё и огонёк его большой, чистой души.
Казалось бы, что стоит зажечь лампу и оставить её на ночь, чтобы она горела? Это нам, привыкшим жить в городе, где огни горят практически круглосуточно, кажется странным. А у мальчика и деда, пасущих отару овец, керосин для лампы был в ограниченном количестве. Несмотря на запрет деда жечь керосин, мальчик оставлял лампу горящей на крыше дома, веря, что его огонёк сможет помочь случайному путнику не заблудиться в степи. Так и произошло с героем Владислава Крапивина: спасительный огонёк избавил рассказчика от ночных блужданий. И так приятно на душе от того, что и дед, оказывается, знал про лампу, и от того, что есть добрые люди, освещающие путь не потому, что велено, а потому, что им так кажется правильно.
Человек учится делать выбор с раннего детства. Любой ребёнок помнит, как легко соврать, сказав, что это кошка разбила вазу, а не он с друзьями; как легко выбросить дневник с двойкой и выдумать невероятную историю похищения его инопланетянами. А вот признаваться и просить прощения очень сложно. Поэтому и учат родители: сделал что-то плохое, не нужно обманывать. Те, кто этот урок не усвоил в детстве, обманывают других всю жизнь. Это их выбор, но жить с такими людьми невыносимо.
Трудно встретить человека, который бы ни разу в жизни не делал выбора. Так устроена наша жизнь, что мы должны принимать решения. Давайте же делать это, прислушиваясь к голосу сердца и совести, чтобы не сожалеть впоследствии о недостойном, неправильном решении.
Татьяна Устинова - Шекспир мне друг, но истина дороже краткое содержание
В командировке в Нижний Новгород режиссеру Максиму Озерову и его напарнику Феде Величковскому предстоит записать спектакль для радио! Старинный драматический театр встречает москвичей загадками и тайнами! А прямо во время спектакля происходит убийство. Странной смертью умирает главный режиссер Верховенцев, и на ведущую актрису тоже покушались. Максим Озеров начинает собственное расследование, в котором ему активно помогает молодой напарник Федя. Порой им кажется: они не столько записывают спектакль, сколько сами участвуют в невероятном, фантасмагорическом спектакле, где всё по правилам – есть неуловимый, как тень, злодей, есть красавицы, есть чудовища, есть даже самый настоящий призрак. Самое удивительное, что Федя Величковский встречает там свою любовь – вовсе не театральную, не придуманную драматургом, а самую настоящую. И время от времени и Максиму Озерову, и Феде чудится, будто вся эта поездка была придумана не ими, а кем-то неизвестным и всесильным, кто просто захотел поговорить с ними о любви.
Шекспир мне друг, но истина дороже - читать онлайн бесплатно ознакомительный отрывок
Шекспир мне друг, но истина дороже - читать книгу онлайн бесплатно (ознакомительный отрывок), автор Татьяна Устинова
С рассветом опять ударил мороз: мокрая земля замерзла так, что хрустела под ногами. От реки подымался пар. Значит, температура воды была значительно выше температуры воздуха. Перед выступлением мы проверили свои продовольственные запасы. Хлеба у нас осталось еще на двое суток. Это не особенно меня беспокоило. По моим соображениям, до моря было не особенно далеко, а там к скале Ван-Син-лаза продовольствие должен принести удэхеец Сале и стрелки.
За ночь обувь наша просохла. Когда солнышко взошло, мы с Дерсу оделись и бодро пошли вперед.
Более характерной денудационной долины, чем Кулумбе, я не видывал. Река, стесненная горами, все время извивается между утесами. Можно подумать, что горные хребты здесь старались на каждом шагу создать препятствия для воды, но последняя взяла верх и силою проложила себе дорогу к морю.
По сторонам высились крутые горы; они обрывались в долину утесами. Обходить их было нельзя. Это отняло бы у нас много времени и затянуло бы путь лишних дня на четыре, что при ограниченности наших запасов продовольствия было совершенно нежелательно. Мы с Дерсу решили идти напрямик в надежде, что за утесами будет открытая долина. Вскоре нам пришлось убедиться в противном: впереди опять были скалы, и опять пришлось переходить с одного берега на другой.
Сравнение было весьма удачно. Выдры именно так и ходят.
Или мы привыкли к воде, или солнце пригрело нас, а может быть, то и другое вместе, только броды стали казаться не такими уж страшными и вода не такой холодной. Я перестал ругаться, а Дерсу перестал ворчать. Вместо прямой линии наш путь изображал из себя зигзаги. Так мы пробились до полудня, но под вечер попали в настоящее ущелье. Оно тянулось более чем на двести сажен . Пришлось идти прямо по руслу реки. Иногда мы взбирались на отмель и грелись на солнце, а затем снова опускались в воду. Наконец я почувствовал, что устал.
День кончился, и в воздухе стало холодать. Тогда я предложил своему спутнику остановиться. В одном месте между утесами был плоский берег, куда водой нанесло много плавника. Мы взобрались на него и первым делом развели большой костер, а затем принялись готовить ужин.
Вечером я подсчитал броды. На протяжении пятнадцати верст мы сделали тридцать два брода, не считая сплошного хода по ущелью. Ночью небо опять затянуло тучами, а перед рассветом пошел мелкий и частый дождь.
Утром мы встали раньше обыкновенного, поели немного, напились чаю и тронулись в путь.
Первые шесть верст мы шли больше по воде, чем по суше.
В среднем течении река Кулумбе очень извилиста. Она все время жмется к утесам и у подножия их образует глубокие ямы. Во многих местах русло ее завалено камнями и занесено буреломом. Можно представить себе, что здесь делается во время наводнений. Один раз я, другой раз Дерсу оборвались в ямы и вымокли как следует.
Наконец, узкая и скалистая часть была пройдена. Горы как будто стали отходить в стороны. Я обрадовался, полагая, что море недалеко, но Дерсу указал на какую-то птицу, которая, по его словам, живет только в глухих лесах вдали от моря. В справедливости его доводов я сейчас же убедился. Опять пошли броды, и чем дальше, тем глубже. Раза два мы разжигали костры, главным образом для того, чтобы погреться.
Часов в двенадцать дня мы были около большой скалы «Мафа», что по-удэхейски значит «Медведь». Действительно, своими формами она очень напоминает медведя и состоит из плотного песчаника с прослойками кварца и известкового шпата. У подножия ее шла свежепротоптанная тропа; она пересекала реку Кулумбе и направлялась на север.
Дерсу за скалой нашел бивак. По оставленным на нем следам он узнал, что здесь ночевал Мерзляков с командой, когда шел с Такемы на Амагу.
Мы рассчитали, что если пойдем по тропе, то выйдем на реку Найну, к корейцам, а если пойдем прямо, то придем на берег моря к скале Ван-Син-лаза. Путь на Найну нам был совершенно неизвестен, и к тому же мы совершенно не знали, сколько времени может занять этот переход. До моря же мы рассчитывали дойти если не сегодня, то во всяком случае завтра к полудню.
Около полуночи дождь прекратился, но изморось продолжала падать на землю.
Дерсу ночью не спал и все время поддерживал костер.
Часа в три утра в природе совершилось что-то необычайное. Небо вдруг сразу очистилось. Началось такое быстрое понижение температуры воздуха, что дождевая вода, не успевшая стечь с ветвей деревьев, замерзла на них в виде сосулек. Воздух стал чистым и прозрачным. Луна, посеребренная лучами восходящего солнца, была такой ясной, точно она вымылась и приготовилась к празднику. Солнце взошло холодное, багровое…
Утром я встал с головной болью. По-прежнему чувствовался озноб и ломота в костях. Дерсу тоже жаловался на упадок сил. Есть было нечего, да и не хотелось. Мы выпили немного горячей воды и пошли своей дорогой.
Как ни старались мы избежать бродов, нам не удалось от них отделаться. Но все же заметно было, что они становились реже. Верст через пять река разбилась на протоки, между которыми образовались острова, заросшие тальниками. Тут было много рябчиков. Мы стреляли, но ни одного не могли убить: руки дрожали и не было сил прицеливаться как следует. Понуро мы шли друг за другом и почти не говорили между собой.
Вдруг впереди показался какой-то просвет. Я думал, что это море. Но большое разочарование ждало нас, когда мы подошли поближе. Весь лес лежал на земле. Он был повален бурею в прошлом году. Это была та самая пурга, которая захватила нас 20-го, 21-го и 22-го октября при перевале через Сихотэ-Алинь. Очевидно, центр тайфуна прошел именно здесь.
Надо было обойти бурелом стороной или идти по островам среди тальников. Не зная, какой длины и ширины будет площадь поваленного леса, мы предпочли последнее. Река сплошь была занесена плавником и, следовательно, всюду можно было свободно перейти с одного берега на другой. Такой сплошной завал тянулся верст пять, если не больше. Наше движение было довольно медленное. Мы часто останавливались и отдыхали. Но вот завалы кончились, и опять началась вода. Я насчитал еще 23 брода, затем сбился со счета и шел без разбора.
После полудня мы еле-еле тащили ноги. Я чувствовал себя совершенно разбитым; Дерсу тоже был болен. Один раз мы видели кабана, но нам было не до охоты. Мы рано стали на бивак.
Здесь я окончательно свалился с ног; меня трясла сильная лихорадка, и почему-то опухли лицо, ноги и руки. Дерсу весь вечер работал один. Потом я впал в забытье. Мне все время грезилась какая-то тоненькая паутина. Она извивалась вокруг меня и постепенно становилась все толще и толще и наконец принимала чудовищные размеры. Мне казалось, что горный хребет Карту движется с ужасающей быстротой и давит меня своей тяжестью. В ужасе я вскакивал и кричал. Хребет Карту сразу пропадал, и вместо него опять появлялась паутина, и опять она начинала увеличиваться, приобретая в то же время быстрое вращательное движение. Смутно я чувствовал у себя на голове холодную воду.
Сколько продолжалось такое состояние, не знаю. Когда я пришел в себя, то увидел, что покрыт курткой гольда.
Был вечер; на небе блестели яркие звезды. У огня сидел Дерсу; вид у него был изнуренный, усталый.
Оказалось, что в бреду я провалялся около полусуток. Дерсу за это время не ложился спать и ухаживал за мной. Он клал мне на голову мокрую тряпку, а ноги грел у костра.
Я попросил пить. Дерсу подал мне отвар какой-то травы противного сладковатого вкуса. Дерсу настаивал, чтобы я выпил его как можно больше. Затем мы легли спать вместе, и, покрывшись одной палаткой, оба уснули.
Следующий день был 13 октября. Сон немного подкрепил Дерсу, но я чувствовал себя совершенно разбитым. Однако дневать здесь было нельзя. Продовольствия у нас не было ни крошки. Через силу, с трудом мы поднялись и пошли дальше вниз по реке.
Долина становилась все шире и шире. Буреломы и гарь остались позади; вместо ели, кедра и пихты чаще стали попадаться березняки, тальники и лиственницы, имеющие вид строевых деревьев.
Я шел как пьяный. Дерсу тоже перемогал себя и еле-еле волочил ноги. Заметив впереди, с левой стороны, высокие утесы, мы заблаговременно перешли на правый берег реки. Здесь Кулумбе сразу разбилась на восемь рукавов. Это в значительной степени облегчило нашу переправу. Дерсу всячески старался меня подбодрить. Иногда он принимался шутить, но по его лицу я видел, что он тоже страдает.
Наконец мы подошли к скале Ян-Тун-лаза. Тут на опушке дубовой рощи мы немного отдохнули. До моря оставалось еще версты полторы. Долина здесь делает крутой поворот к юго-востоку. Собрав остаток сил, мы поплелись дальше. Скоро дубняки стали редеть, и вот перед нами сверкнуло море.
Слава Богу! Наш путь был окончен. Сюда мои люди должны были доставить продовольствие. Здесь мы могли оставаться на месте до тех пор, пока окончательно не выздоровеем.
В шесть часов пополудни мы подошли к скале Ван-Син-лаза. Еще более горькое разочарование ждало нас здесь: продовольствия не было. Мы обшарили все уголки, засматривали за бурелом, за большие камни, но нигде ничего не нашли. Оставалась еще одна надежда: быть может, стрелки оставили продовольствие по ту сторону скалы Ван-Син-лаза. Гольд вызвался слазить туда. Поднявшись на ее гребень, он увидел, что карниз, по которому идет тропа, покрыт льдом. Дерсу не решился идти дальше. Сверху он осмотрел весь берег и ничего там не заметил.
Спустившись назад, он сообщил мне эту печальную весть и сейчас же постарался утешить.
Зная исполнительность своих людей, я никак не мог понять, почему они не доставили продовольствия на указанное место. Завтра надо перейти через скалу Ван-Син-лаза и попытаться берегом дойти до корейцев на реке Найна.
Потом мы пошли к берегу и отворотили один камень. Из-под него выбежало множество мелких крабов ( Heterograpsus pemcillatus. De Haan. ). Они бросились врассыпную и проворно спрятались под другие камни. Мы стали ловить их руками и скоро собрали десятка два. Тут же мы нашли еще двух протомоллюсков (Chiton squamosus) и около сотни раковин-береговичков ( Litorina litorea ). После этого мы выбрали место для бивака и развели большой огонь. Протомоллюсков и береговичков мы съели сырыми, а крабов сварили. Правда, это дало нам немного, но все же первые приступы голода были утолены.
Лихорадка моя прошла, но слабость еще осталась. Дерсу хотел завтра рано утром сбегать на охоту и потому лег спать пораньше. Я долго еще сидел у огня и грелся.
Утомленный тяжелой дорогой, измученный лихорадкой, я лег рядом с ним и уснул.
Чуть брезжилось… Сумрак ночи еще боролся с рассветом, но уже видно было, что он не в силах остановить занимавшейся зари. Неясным светом освещала она тихое море и пустынный берег.
Наш костер почти совсем угас. Я разбудил Дерсу, и мы оба принялись раздувать угли. В это время до слуха моего донеслись два каких-то отрывистых звука, похожих на вой.
Дерсу стал молча собираться, но затем остановился, подумал немного и сказал:
— Нет, это не изюбрь. Теперь его кричи не могу.
В это время звуки опять повторились, и мы ясно разобрали, что исходят они со стороны моря. Они показались мне знакомыми, но я никак не мог припомнить, где раньше их слышал.
Я сидел у огня спиной к морю, а Дерсу против меня. Вдруг он вскочил на ноги и, протянув руку, сказал:
Я оглянулся и увидел миноносец «Грозный», выходящий из-за мыса.
Точно сговорившись, мы сделали в воздух два выстрела, затем бросились к огню и стали бросать в него водоросли. От костра поднялся белый дым. «Грозный» издал несколько пронзительных свистков и повернул в нашу сторону. Нас заметили… Сразу точно гора свалилась с плеч. Мы оба повеселели.
Через час «Грозный» стал сниматься с якоря.
Теперь в отряде осталось только семь человек: я, Дерсу, Чжан-Бао, унтер-офицер Захаров и стрелки: Аринин, Туртыгин и Сабитов. Стрелки не пожелали возвращаться во Владивосток и добровольно остались со мной до конца экспедиции. Это были самые преданные и самые лучшие люди в отряде.
Читайте также: