Алиса в стране чудес едят ли кошки мышек

Обновлено: 30.06.2024

Эту сказку знают во всём мире. А ещё её знают по остроумным цитатам из интернета (иногда ложным), фильмам Тима Бёртона и старому диснеевскому мультфильму. Сюжет сказки довольно прост, а вот о смысле и многоуровневом посыле истории спорят до сих пор. Переводами сказки занимались многие, но все сходятся в одном:

«Легче перевезти Англию, чем перевести «Алису».

Трудности перевода

Сказка «Алиса в стране чудес» сочинялась для близкого круга математика и диакона Льюиса Кэрролла. Все замысловатости и речевые обороты могли понять лишь люди той эпохи. Возможно поэтому автор и не старался «подгонять» текст под большой круг читателей и дал волю фантазии.

И он точно не подозревал, что именно такой подход и обеспечит ему прямую дорогу в классики и мировую известность!

Начнём с прототипов:

Часть птиц в сказке списано с реальных людей, друзей и знакомых автора. Попугай Лори и орлёнок Эд были списаны с сестёр Лиддел и Эдит. Сам писатель предстал в образе птицы Додо, так как в жизни заикался и представлялся как До-до-джсон (настоящая фамилия писателя Доджсон или Додсон, если адаптировать на русский). Робин Гусь – это друг Кэрролла адвокат Робинсон Дакворд.

Говорят, что весь юмор и остроумие сказки невозможно понять, если не знаешь языка оригинала . Например, Mock Turtle – это знаменитое английское блюдо, которое имитирует черепаший суп (то есть готовится не в настоящем панцире черепах) и готовится из телятины. Именно поэтому на рисунках Д. Тениела черепаха изображена с телячьей головой и поёт оду о вечернем супе.

Это действительно очень смешно, если понимаешь контекст.

Черширский кот и Шалтай-Болтай

С котом тоже вышла своеобразная игра слов. Когда Алиса спрашивает герцогиню: «почему ваш кот так улыбается», то в ответ получает простую фразу: «потому что это чеширский кот». В Англии в то время была очень популярна поговорка: «Улыбаться, как чеширский кот». Вот и весь смысл.

Черширский кот из диснеевского мультфильма 1951 года. Черширский кот из диснеевского мультфильма 1951 года.

Что касается стишков о Шалтае и двух братьях Труляля и Траляля , то переводчики сломали голову, чтобы хоть как-то объяснить нелепицы этих детских стишков. В самой сказке много неологизмов (новых вымышленных слов ещё не введенных в обороты), которые легли в основу повествования. Одно только стихотворение "Бармаглот" говорит о многом. К примеру, у нас слово «переборщить» начало появляться в начале XX века и о его происхождении до сих пор спорит наука этимология . Встречаются в книге и причудливые фразы типа "завтра никогда не бывает сегодня" или странные диалоги:

– Я прекрасно знаю, что такое «это», когда я его нахожу.

Чем больше сразу учишься, тем меньше после мучишься.

Кстати

В нашем языке тоже есть довольно странные фразы например, «не стой над душой» или «да нет, наверное» . Если их дословно перевести на английский, то они будут казаться англичанину полной нелепицей.

Down, down, down. There was nothing else to do, so Alice soon began talking again. “Dinah’ll miss me very much to-night, I should think!” (Dinah was the cat.) “I hope they’ll remember her saucer of milk at tea-time. Dinah, my dear, I wish you were down here with me! There are no mice in the air, I’m afraid, but you might catch a bat, and that’s very line a mouse, you know. But do cats eat bats, I wonder?” And here Alice began to get rather sleepy, and went on saying to herself, in a dreamy sort of way, “ Do cats eat bats? Do cats eat bats? ” and sometimes, “ Do bats eat cats? ” for, you see, as she couldn’t answer either question, it didn’t much matter which way she put it. She felt that she was dozing off, and had just begun to dream that she was walking hand in hand with Dinah, and saying to her very earnestly, “Now, Dinah, tell me the truth: did you ever eat a bat?” when suddenly, thump! thump! down she came upon a heap of dry leaves, and the fall was over.

Dinah — Дина, так звали кошку, принадлежащую сестрам Лидделл. С ней и ее котятами мы снова встретимся в первой главе книги «Алиса в Зазеркалье».

____________________________________________________

А она все падала и падала. Делать нечего – помолчав, Алиса снова заговорила.
– Дина будет меня сегодня весь вечер искать<7>. Ей без меня так скучно!
Диной звали их кошку.
– Надеюсь, они не забудут в полдник налить ей молочка… Ах, Дина, милая, как жаль, что тебя со мной нет. Правда, мышек в воздухе нет, но зато мошек хоть отбавляй! Интересно, едят ли кошки мошек?
Тут Алиса почувствовала, что глаза у нее слипаются. Она сонно бормотала:
– Едят ли кошки мошек? Едят ли кошки мошек?
Иногда у нее получалось:
– Едят ли мошки кошек?<8>
Алиса не знала ответа ни на первый, ни на второй вопрос, и потому ей было все равно, как их ни задать. Она чувствовала, что засыпает. Ей уже снилось, что она идет об руку с Диной и озабоченно спрашивает ее:
– Признайся, Дина, ты когда-нибудь ела мошек?
Тут раздался страшный треск. Алиса упала на кучу валежника и сухих листьев.

Из прмечаний М. Гарднера:

Из примечаний Н. Демуровой

____________________________________________________

Время шло, а Алиса всё продолжала падать. Делать ей было совершенно нечего, и она снова стала рассуждать вслух:
– Дина будет очень скучать без меня сегодня вечером (Диной звали Алисину кошку). Надеюсь, ей не забудут налить вечером в блюдечко молока… Дина, моя милая, как бы мне хотелось, чтобы ты была сейчас здесь, со мной! Правда, мышей здесь не видно, но ты могла бы поймать летучую мышь, а она очень похожа на обыкновенную. – Тут Алисе вдруг захотелось спать, и совсем сонным голосом она проговорила: – Едят ли кошки летучих мышек? – Она повторяла свой вопрос снова и снова, но иногда ошибалась и спрашивала: – Едят ли летучие мышки кошек или нет? – Впрочем, ведь раз некому ответить, то не всё ли равно, о чём спрашивать?
Алиса чувствовала, что засыпает, и вот ей уж приснилось, что она гуляет с Диной и говорит ей:
– Признайся ка, Диночка, ела ты когда нибудь летучую мышь?
И вдруг – хлоп! – Алиса упала на кучу листьев и сухих веток.

____________________________________________________

И она падала все ниже, ниже и ниже. Так как делать при этом было совершенно нечего, то Алиса вскоре опять заговорила сама с собой:

— Воображаю, как Дина будет скучать по мне сегодня вечером! — (Дина была кошка).

— Надеюсь все-таки, что ей не забудут дать блюдечко молока. Милая моя Дина, как бы я хотела, чтоб ты была теперь со мною! В воздухе, конечно, нет мышей, но ты могла бы поймать летучую мышь, а летучие мыши очень похожи на простых мышей. Но я не знаю наверно, едят ли кошки летучих мышек?

Тут Алису стало клонить ко сну, и она сквозь дремоту повторяла:

— Едят ли кошки летучих мышек? Едят ли кошки летучих мышек? — а иногда путала и у нее выходило:

— Едят ли мышки летучих кошек? — Но так как она не могла ответить ни на один из своих вопросов, то в конце концов было все равно, как она их произносила. Она совсем задремала, и ей даже приснилось, что она гуляет с Диной, лапка с лапочкой, и пресерьёзно спрашивает ее:

— Ну, Дина, скажи мне сущую правду: Ела ли ты когда-нибудь летучую мышь? — как вдруг, шлёп! шлёп! она шлепнулась и очутилась на куче веток и сухих листьев, и падение ее окончилось.

____________________________________________________

И она всё ещё продолжала падать, так что ей даже захотелось спать.
«Накормят ли без меня кошку Дину? — вздохнула она. — Дадут ли ей молока? Как жаль, что её нет здесь со мной. А, впрочем, чтобы она здесь ела в воздухе? Ведь в воздухе мыши не водятся! (Тут Алисе ещё больше захотелось спать.) Разве вот летучих мышей? Но едят ли кошки летучих мышей. Едят ли кошки летучих мышей. »
Почему-то, уже совсем сонная, она стала повторять эту фразу и вдруг незаметно для самой себя сбилась и стала повторять её так:
— Едят ли летучие мыши кошек?
Глаза её почти уже совсем слиплись, она совсем уже готова была заснуть, как вдруг — хлоп! — и она упала наконец на дно, выстланное сухими листьями и травой.

____________________________________________________

____________________________________________________

____________________________________________________

И дальше — вниз, вниз и вниз!
Так как никакого другого занятия у нее не было, Алиса вскоре опять заговорила сама с собой.
— Динка будет сегодня вечером ужасно обо мне скучать! (Диной звали ее кошку.) Хоть бы они не забыли дать ей молочка вовремя. Милая моя Диночка, хорошо бы ты была сейчас со мной! Мышек тут, правда, наверное, нет, но ты бы ловила летучих мышей. Не все ли тебе равно, киса? Только вот я не знаю, кушают кошки летучих мышек или нет?
И тут Алиса совсем задремала и только повторяла сквозь сон:
— Скушает кошка летучую мышку? Скушает кошка летучую мышку?
А иногда у нее получалось:
— Скушает мышка летучую мошку?
Не все ли равно, о чем спрашивать, если ответа все равно не получишь, правда?
А потом она заснула по-настоящему, и ей уже стало сниться, что она гуляет с Динкой под ручку и ни с того ни с сего строго говорит ей: «Ну-ка, Дина, признавайся: ты хоть раз ела летучих мышей?»
Как вдруг — трах! бах! — она шлепнулась на кучу хвороста и сухих листьев. На чем полет и закончился.

____________________________________________________

И ей ничего не оставалось делать, как думать,
и думать,
и думать.

____________________________________________________

Она опускалась, опускалась, опускалась и от нечего делать продолжала думать.
«Как же моя Дина проживет без меня? (Диной звали Алисиного котенка.) Кто теперь будет ее кормить? Ах, если бы она упала в яму вместе со мной! Конечно, простые мыши в воздухе не водятся, но, думаю, Дина не отказалась бы половить летучих. Только вот едят ли котята летучих мышат?». Алису стало клонить в сон. В голове у нее крутилась всего одна фраза:
– Едят ли котята летучих мышат? Едят ли котята летучих мышат?
Порою этот вопрос звучал несколько иначе:
– Едят ли мышата летучих котят?
Алису это ничуть не волновало: она уже почти спала и не могла же при этом еще и думать. Ей приснилось, как она гуляет с Диной и строго спрашивает у нее: «Дина, говори правду: тебе нравятся летучие мышки?». Дина ответить не успела.
БАМС! Алиса приземлилась на кучу веток и прелых листьев, причем безо всякого ущерба для себя.

____________________________________________________

БАБАХ. –

и она очутилась на куче валежника.

____________________________________________________

Вниз, вниз, вниз… Лететь просто так было скучно, поэтому Алиса начала разговаривать сама с собой.
— Дина будет скучать без меня сегодня вечером, это уж точно! (Диной звали её кошку.) Надеюсь, ей не забудут налить блюдечко молока вечером.
Тут Алисе ужасно захотелось спать. Она почувствовала, что начинает дремать, как вдруг со всего размаху приземлилась на кучу хвороста и сухой листвы. Тем и кончилось её падение.

____________________________________________________

Эта сцена в пересказе отсутствует.

____________________________________________________

Всё время вниз, вниз, вниз. Делать было нечего, и Алиса опять заговорила:
— Дина вечером потеряет меня, представляю себе! (Дина —это кошка). Надеюсь, ей не забудут налить на полдник молока в мисочку… Диночка, дорогая, как я хочу, чтобы ты была со мной! Хотя здесь в воздухе нет мышей, но можно поймать летучую, она очень похожа на обычную, правда! Интересно, может поймать летучую мышь обычная кошка?
Алиса начала задрёмывать, и почти во сне шептала:
— Кто ест летучих мышек? Кто ест летучих мышек?
А иногда вот так:
— Кот ест летучих мышек? Мышь ест летучих кошек?
Она не знала ответа на эти вопросы, а, значит, какая разница, как их задавать. Она чувствовала, что засыпает, и увидела сон, как гуляет с Диной, держа её за лапку, и серьёзно так спрашивает: «Скажи мне честно, Дина, ты когда-нибудь ела летучих мышек?», как вдруг — бах!бабах! — и она уже сидит в куче из хвороста и сухих листьев: всё-таки упала!

____________________________________________________

Униз, униз, униз. Робити було нічого, тож Аліса невдовзі знову почала говорити:
— Діна дуже сумуватиме за мною цього вечора, ще б пак! (Діною звали кішку.) Сподіваюся, вони не забудуть поставити їй тарілочку з молоком під час вечірнього чаю [4]? Моя люба Діно! Як би я хотіла, щоби ти була тут, зі мною. Щоправда, в повітрі зовсім немає мишей, тому не знаю, що би ти, біднесенька, їла, — хіба що власних блішок. Хоча не впевнена, чи смакують кішкам блішки?
І тут Аліса почала потроху дрімати, та сонним голосом усе повторювала: «Чи смакують кішкам блішки? Чи смакують кішкам блішки?» й інколи: «Чи смакують блішкам кішки?», бо ж, погодьтеся, оскільки вона не знала точної відповіді на жодне з цих запитань, то було не так і важливо, як саме вони звучали. Аліса відчула, що зовсім клює носом, і вже почала снити про те, як походжає з Діною, тримаючи її за лапку, і запитує кицю дуже настирливо: «А тепер, Діно, скажи мені, будь ласка, правду: ти коли-небудь їла власних бліх?», як раптом — гец! гуп! — вона гепнулася на купу гілляччя та сухого листя, й падіння нарешті закінчилося.

ПРИМІТКИ ПЕРЕКЛАДАЧА:

____________________________________________________

Уніз, уніз, уніз. Раз не было чаго рабіць — Алеся зноў загаварыла сама з сабой.

— Здаецца, Дайна моцна затужыць па мне сёньня ўвечары!

(Дайна — гэта котка.) [0106]

— Спадзяюся, яны не забудуцца наліць ёй сподачак малака пад вечар. Дайна, любачка! Як бы мне хацелася, каб ты была тут, разам са мной. У паветры мышэй няма. Але ж ты магла б злавіць кажана, а яны, як ведама, такія падобныя да мышэй! Цікава, ці ядуць каты кажаны? [0107]

І тут Алеся нібы пачала засынаць, праз сон гаворачы сама з сабою:

— Ці ядуць каты кажаны? Ці ядуць каты кажаны?

А часам:

— Ці ядуць кажаны каты?

Бачыце, калі адказу на нейкае пытаньне няма, дык хіба істотна, якое слова ў ім ставіць раней, а якое пазьней? Яна адчула, што сон змагае яе, і пачала мроіць, як прахаджаецца за руку з Дайнай, вельмі сур’ёзна пытаючыся:

— Дайна, скажы мне шчыра: ці каштавала ты калі кажана?

І тут раптам: трэсь! трэсь! Яна хлёпнулася на кучу гальля й сухога лісьця. Падзеньне скончылася.

Заувагі Юрася Пацюпы:

____________________________________________________

“…Dinah, my dear! I wish you were down here with me! There are no mice in the air, I’m afraid, but you might catch a bat, and that’s very like a mouse, you know. But do cats eat bats, I wonder?” And here Alice began to get rather sleepy, and went on saying to herself, in dreamy sort of way, “Do cats eat bats? Do cats eat bats?” and sometimes “Do bats eat cats?” for, you see, as she couldn’t answer either question, it didn’t matter which way she put it.

«. Дина, моя дорогая! Я хочу, чтобы ты была здесь и падала вместе со мной! Боюсь, здесь в воздухе нет мышек, но ты бы могла поймать летучую мышку, ты же так любишь мышей. Но едят ли кошки летучих мышек, хотела бы я знать». И тут Алису начало клонить в сон, и в полудрёме она спрашивала сама себя: «Едят ли кошки летучих мышек? Едят ли кошки летучих мышек?». И иногда у неё получалось так: «Едят ли летучие мышки кошек? Едят ли мышки летучих кошек?» И поскольку, Вы видите, она не могла найти ответ ни на один из этих вопросов, её рассуждения зашли в тупик.

Портал Проза.ру предоставляет авторам возможность свободной публикации своих литературных произведений в сети Интернет на основании пользовательского договора. Все авторские права на произведения принадлежат авторам и охраняются законом. Перепечатка произведений возможна только с согласия его автора, к которому вы можете обратиться на его авторской странице. Ответственность за тексты произведений авторы несут самостоятельно на основании правил публикации и законодательства Российской Федерации. Данные пользователей обрабатываются на основании Политики обработки персональных данных. Вы также можете посмотреть более подробную информацию о портале и связаться с администрацией.

Наш предмет - книга «Приключения Алисы в Стране Чудес (так!). Сказка в оригинале, а также в переводе, с комментариями и иллюстрациями Дмитрия Ермоловича». И с его Предисловием, добавим мы. Иллюстрации превосходны; Дмитрий Ермолович не шутя художник. За способности к изобразительному искусству, как известно, отвечает правое мозговое полушарие.

И вот с первой же страницы Предисловия читатель может заподозрить, что оно написано с использованием одного только правого полушария профессорского головного мозга. Ведь известно также, что словесная деятельность правого полушария, в отличие от левого, ограничена лишь языковыми клише; порождать нечто оригинальное в области текстов и связных мыслей правому полушарию несвойственно. Читаем: «произведение новаторское… родилось в голове человека… среди формальных традиций, густо замешенных на пуританской морали… <когда> скучная литература цвела пышным цветом… поиски ответа породили целое море исследований… <оставило> далеко позади все прочие образчики литературы, которые можно было бы поставить с ним в один ряд… учёные всего мира… разбирают «по кусочкам»… истоки этого творчества… мальчик имел все возможности давать выход своему воображению и творческим способностям» и проч.

На седьмой строке появляется это определение «новаторское» - и далее одни штампы наподобие «цвела пышным цветом» и «учёные всего мира»; ну, и про «творческое самовыражение и развитие ребёнка» да «общественные мероприятия в университете», которые, якобы, Чарльз Лютвидж Доджсон посещал неохотно (что является выдумкой Ермоловича).

Пропустим несколько страниц и вновь встретим про «новаторскую смысловую и сюжетную структуру сказки», которая «стала откровением», в результате чего Кэрролл «занял господствующие высоты» - и это к удивлению самого Ермоловича, который находит в первой сказке об Алисе «и длинноты, и повторы, и пассажи с несовершенным синтаксисом, даже логические сбои»! Правда, рассказа о логических сбоях мы дождёмся лишь тогда, когда заговорит и левое профессорское полушарие, а пока, вслед за процитированным пассажем, вновь спешит заявить о себе его правое полушарие: «…был способен смотреть на мир незамутнённым и чистым взглядом, свойственным только детству». Повторение, одно только повторение: как же часто мы слышали такое от многочисленных кэрролловедов!

«По нехитрым лекалам» скроено Предисловие Ермоловича. Вновь Кэрролл им «уложен в прокрустово ложе привычных и „комфортных“ стереотипов» (так сам Ермолович отзывается о кэрролловедческих штудиях своих предшественников). Но неужели же нет в Предисловии хоть чего-нибудь помимо словесных штампов?

Иногда Ермолович пытается пересказать известные сведения биографий Льюиса Кэрролла своими словами. Но тогда из-под его пера зачастую выходит невнятица. При публикации переработанного варианта первоначальной сказки «Приключения Алисы под землёй», сказка, по словам Ермоловича, «получила новое название, под которым мы её знаем сегодня, а её автор принял псевдоним Льюис Кэрролл». Оставляя на совести доктора филологических наук смысловой сумбур последней части высказывания, отметим, что на деле Доджсон принял псевдоним «Льюис Кэрролл» гораздо раньше; он давно уже так подписывался в печати. Впрочем, может быть, Ермолович не то хотел сказать; но его высказывание, повторяем, сумбурно. Ещё больший словесный сумбур Ермолович желает приписать самому Кэрроллу. На третьей странице Предисловия доктор филологических наук предлагает такой «перевод» строфы из стихотворения «Уединение»:

Что нажил - всё готов отдать,
Итоги Жизни тленья
За то, чтоб вновь ребёнком стать,
За ясный летний день я.

О чём идёт речь в этой строфе? А между тем у Кэрролла всё сказано ясно, и в русском переводе книги Джона Падни «Льюис Кэрролл и его мир» дан сносный с точки зрения «филологии» перевод этой строфы. Дадим здесь наш перевод:

Я зрелость лет готов отдать -
Шеренгу блекнущих картин, -
Чтоб вновь ребёнком малым стать
На летний день один.

Ведь не просто «за ясный летний день» готов всё отдать лирический герой; летние дни и так иногда наступают. Лирический герой желает вернуться в детство и в летний день одновременно - ну, всего на один солнечный денёк. Как мы ещё убедимся, Ермолович зря надеется на собственную способность писать стихами и даёт все цитаты, в том числе и стихотворные, в своём переводе.

Перейдём непосредственно к переводу Ермоловича. Вот перед нами Вступительное стихотворение; рассмотрим его вместе с комментарием переводчика. Комментарий к этому стихотворению отличается от остальных комментариев тем, что на Гарднера Ермолович тут всё же ссылается. Прочие «реальные» комментарии - также обыкновенное, дословное повторение пассажей Мартина Гарднера, и без того отлично известных нам по демуровскому переводу «Аннотированной Алисы», но почти без ссылок на первоисточник. Но что же Ермолович нам повторяет за Мартином Гарднером о Вступительном стихотворении? Оказывается, и Кэрролл, и Алиса Лидделл оба ошиблись в оценке погоды в тот знаменательный день, когда зародилась сказка. День, утверждает живший сто лет спустя Гарднер, был ненастным, а эти двое, видите ли, утверждают в своих воспоминаниях, будто мучились от солнца и жары. Ермолович тоже не верит Кэрроллу, он верит Гарднеру. «Возможно, писатель ошибся в дате прогулки», - пишет профессор.

А ведь в своё время Демурова поверила Кэрроллу. Она предположила, что день был пасмурным только в начале, к полудню же солнце засияло во всей красе. Загадка, вероятно, разрешается тем, что, как утверждается в другой, негарднеровской Аннотированной Алисе, дождь, по данным мониторинга погоды, стал накрапывать лишь с двух часов пополудни, а до того… Полдень, вероятно, был «золотым».

Кстати, Ермолович возражает против ставшего едва ли не крылатым в русском представлении о творчестве Кэрролла выражения «золотой полдень». Это выражение - из демуровской Академической Алисы (т. е. из издания «Алисы» в серии «Литературные памятники» и последующих, на нём основанных). Ермолович настаивает, что у Кэрролла сказано golden afternoon, то есть «золотое время после полудня», а потому более уместен его собственный перевод «В день золотой лениво лодка…». На это мы можем заметить, что своим «в день золотой» Ермолович упраздняет временную конституцию рассказа, содержащегося в Академическом переводе Вступительного стихотворения: события начинаются «золотым полуднем» и заканчиваются закатом, «вечерним лучом», развиваясь строго поступательно. Кроме того, Ермолович зачем-то даёт такое пояснение: «Полдень - это момент, а не период времени». Но ведь это-то и прекрасно! Автор словно бы описывает моментальный снимок: «Июльский полдень золотой // Сияет так светло, // В неловких маленьких руках // Упрямится весло…» - и получается живой рассказ. Он живой, поскольку события зримы воочию, а зреть воочию можно только в тот или иной конкретный момент. Ермоловичево описание «вообще» - «В день золотой лениво лодка…» - вяло.

А потому в чисто литературном плане Ермоловичев перевод Вступительного стихотворения нельзя признать художественным Например, первая, вторая и четвёртая строфы у него начинаются следующими строками: «В день золотой лениво лодка…», «О три жестоких! В зной, когда…», «Но скоро стихнет троица». Эти три строки относятся к разным стихотворческим системам, и в одном стихотворении им не место. Приведём также последнюю строфу, с нечётными строками которой та же беда:

Алиса! Сказку детскую
Вплети-ка нежно ты
В цветную ленту памяти,
В которой спят мечты,
Как вплёл паломник в свой венец
Из дальних стран цветы.

Неблагозвучие данной строфы усиливается многократным повтором однотипной конструкции: «вплети-ка… в ленту памяти, в которой спят мечты», «как вплёл паломник в свой венец…». Кроме того, борясь, очевидно, с «не слишком удачным нагромождением образов» и «с неуклюжим синтаксисом», как и чрезмерной, по его мнению, сентиментальностью, Ермолович добавляет строфе некоторой лихости через выражение «вплети-ка».

В комментарии Ермолович старается убедить всех (а также, вероятно, и самого себя), что его перевод лучше Академического, - «Алиса, сказку детских лет храни до седины в том тайнике, где ты хранишь младенческие сны». Чем же не устраивает Ермоловича Академический перевод? По мнению нашего автора «последний образ сомнителен (то есть, если понять Кэрролловы children’s dreams как «младенческие сны» - А. М.), так как сознательная память о прошлом формируется у детей в возрасте пяти-шести лет и „младенческих“ снов никто из нас в памяти хранить не может». Весьма «учёное» рассуждение. Во-первых, это вряд ли верно, а во-вторых, этим «учёным» рассуждением Ермолович маскирует, во-первых, вкусовщину, а во-вторых, самопиар. «До седины» ему тоже не нравится. Да, в оригинале этого нет, но в концепции Демуровой - Орловской видится на своём месте.

Перейдём непосредственно к тексту сказки. Больше всего нас интересует, как Ермолович передаёт главное - игру слов и, реже, игру смыслов. Первое такое место в сказке, если мы не ошибаемся, это полусонное бормотание Алисы: «Едят ли кошки мошек? Едят ли мошки кошек?» (в Демуровском переводе, разумеется). У Ермоловича: «Едят ли кошки летучих мышек? Едят ли мышки летучих кошек?» Ну, допустим. Ермолович вновь долго объясняет, отчего такой перевод должен быть признан более предпочтительным, чем первый. Один из пунктов «доказательства», по Ермоловичу, таков. Алиса прекрасно знает повадки своей кошки: мошек та не ест, и оттого несообразным получается не только новое высказывание («Едят ли мошки кошек?), но и прежнее (Едят ли кошки мошек?). А потому Алиса не стала бы задаваться вопросом, едят ли кошки мошек. «А вот едят ли кошки летучих мышей, она действительно, скорее всего, не знает». Ну, во-первых, несообразен также и вопрос «Едят ли мышки летучих кошек?»; во-вторых, кошки, по крайней мере, охотятся на мушек, о чём каждому ребёнку, конечно же, отлично известно. Пусть бы Ермолович перевёл эту игру слов как она у него получилась, и не трогал Академический перевод; комментарии вышли бы короче и не были такими претенциозными.

Мы должны отметить в этой же, первой, главе, и в одном из самых ответственных мест вопиющий случай языковой нелепицы перевода. Алиса видит бутылочку с надписью «Выпей меня» и начинает припоминать, «что если отхлебнуть лишнего из бутылочки с надписью „яд“…» Слово «Яд» на надписях пишется с большой буквы, но «отхлебнуть лишнего»! Быть может, к счастью для Ермоловича значение этого выражения ему незнакомо, зато к несчастью для читателя…

Но мы предчувствуем, что если станем выписывать все речевые недостатки Ермоловичева перевода, наши заметки разрастутся до баснословных размеров. Удачи, вероятно, тоже присутствуют. При передаче игровой пары tail/tale Ермолович отлично выкрутился. Но рассмотрим и иные стороны его труда. Мы уже говорили о комментариях. В целом они, к большому нашему сожалению, воспроизводят гарднеровско-демуровские комментарии из Аннотированной (соответственно - Академической) Алисы. А ведь созданы и переведены эти комментарии были с полвека тому назад! Неужели Ермолович полагает, что никаких новых знаний не было добыто кэрролловедением? Видимо, это так, иначе Ермолович включил бы в свои комментарии не один интереснейший пункт. Ну, например.

Ермолович очень много пишет о том, каким образом Алиса то складывается то раскладывается в первой части сказки, до попадания в домик с Герцогиней и ребёнком-поросёнком. Именно тут комментатор отмечает многочисленные «логические нестыковки», происходящие, по его мнению, от неумения автора свести концы с концами в Алисином теле. Допустим; но тут-то и можно было бы высказаться в том смысле, что все эти неудобства с Алисой происходят от того, что она не послушалась совета Синей Гусеницы. Напомним: когда Алиса уже собралась уходить, почувствовав пустоту своего разговора с Гусеницей, та её окликнула: «Постой! Я должна сказать тебе что-то важное». Алиса заинтересованно останавливается, и вот что советует ей Гусеница… Тут мы должны сказать, что этот совет даже вынесен Кэрроллом в название главы: «Advice from a Caterpillar», что правильно переведено Демуровой («Синяя Гусеница даёт совет») и неправильно Ермоловичем («Советы Гусеницы»). Так вот, Гусеница говорит Алисе: «Keep your temper». В этом-то всё и дело: ни один отечественный переводчик не увидел в том совете «второго дна»; все перевели банальным и на первый взгляд не допускающим разночтений образом: «Держи себя в руках». Понятно, что таким «важным нечто» Алиса была поначалу разочарована: она тоже не поняла.

На самом же деле, как установила одна западная исследовательница творчества Льюиса Кэрролла, поскольку слово temper в кэрролловскую эпоху означало также «пропорциональность» (что каждый может проверить on-line по оксфордскому «Словарю, основанному на исторических принципах»), Синяя Гусеница даёт по-настоящему дельный совет: «[Вырастая или уменьшаясь,] соблюдай пропорциональность».

Знает ли Ермолович, что в конце концов Алиса разобралась в истинном смысле совета Синей Гусеницы и стала пользоваться им с большой для себя пользой? Так-то.

Кстати. Названия глав Ермолович переводит, как говорят на Беларуси, неахайна. Очевидно, ему не знакомы требования литературоведения насчёт перевода заглавий. Вот название ещё одной главы, последней: «Alice’s Evidence». Ермолович переводит как «Алисины показания», а следовало перевести так, как это сделала Демурова: «Алиса даёт показания». Переводческий результат профессора Ермоловича, таким образом, ; это шаг назад в смысле художественности по сравнению с Академическим изданием.

Но вот что интересно. Предыдущие переводы он неизменно называет «старыми» (даже Академический для него устарел!), а свой, соответственно, новым; в то же время он нет-нет да и вернётся к старым, даже устаревшим переводческим решениям. Глава III у него называется по-заходеровски: «Бег по инстанциям и длинный рассказ». Ермолович заимствует у Заходера, а комментирует по-гарднеровски. Между тем Нина Демурова, оставив комментарий Гарднера к caucus-race, в названии главы поместила всё же «Бег по кругу». Демурова прекрасно поняла, что ей как переводчице нужнее взять из этого непереводимого на русский язык выражения - а именно то, что оно есть слегка переиначенное circus-race, то есть именно бег по кругу, как на арене цирка. Никакие «инстанции» в переводе не нужны, поскольку их нет как таковых в тексте главы; для «инстанций» достаточно комментария.

Много нового мог Ермолович рассказать и по главе о Безумном чаепитии - если бы дал себе труд ознакомиться с современным кэрролловедением. Например, опять же по поводу её названия. Mad Tea-Party! Ведь это же не просто чаепитие (Tea-Party), это Чаепитие Вне Времени - T-Party! Ну-тка, профессор, переведи с сохранением! Да разъясни в комментариях: дескать, Кэрролл, оказывается, ещё и фотографией занимался, и вот он написал сценку, которая происходит словно бы внутри фотографии: персонажи "как бы действуют", а время застыло на шести часах! Так-то.

Или вот, вот ещё, - патока-treacle. Ни у кого из наших не объяснённый пункт про то, что на заявление Сони, будто три сестрички в колодце кушали treacle, Алиса отвечает, что это невозможно, что они бы тогда заболели, и Соня вновь в ответ: «Так ведь они и были больны». Ермолович не видит здесь никакой игры, поскольку и Гарднер её тут не видит. А современные кэрролловеды её раскрыли: слово treacle означало не только патоку в частности; вообще оно имело отношение к медицине, к лекарственным средствам. А значит, три сестрички не потому были больны, что кушали treacle, но они вынуждены были постоянно кушать treacle, ибо были очень больны.

«Старые» переводы Ермолович иногда упрекает в ошибках, которых в них нет. История про хвост рассказывает о споре Пса барбоса и Мыши; так в оригинале и так у Ермоловича. У Демуровой же спор выходит между Котом по кличке Цап-царап и Мышью, но Гарднер предупреждает, что «в нынешнем виде рассказ Мыши не содержит упоминания о кошках». Ермолович полагает, что Демурова приняла характеристику Пса fury ‘ярость, фурия’ за характеристику Кота furry ‘пушистик’, потому и перевела соответственно, а комментарии Гарднера подала в том смысле, что в рассказе Мыши ничего не сказано о собаках. На самом же деле Демурова всё прекрасно поняла, но по каким-то причинам переиначила ситуацию целиком - как персонажа Пса в персонажа Кота, так и комментарий Гарднера об отсутствии Кота в комментарий об отсутствии Пса. От такой полностью симметричной замены читатель нисколько не пострадал, а потому решение Демуровой не может подлежать осуждению.

А вот некоторые переводческие принципы Ермоловича вызывают недоумение. Во-первых, он вздумал переиначивать отдельные, причём именно некоторые, устоявшиеся на русской почве английские имена и фамилии. В предыдущей своей книге «Охота на Угада» Ермолович сознательно переиначил имя Эварда Лира на Эдуарда. Теперь он всем нам отлично известного Джона Тенниела переиначил в непроизносимого Тенньела (ведь чтобы произносилось, нужно «Теньел»). Хочет ли он, как говорится, показать свою образованность? Тогда почему он оставляет «Лидделл», когда нужно «Лидл»? Или почему «Кэрролл», когда следует просто «Кэррол», как писал Ю. Данилов. А не захочется ли Ермоловичу отнять у нас Вальтера Скотта и подарить нам взамен Уолтера Ската и проч.?

Наконец, почему в названии Страны чудес он пишет оба слова с большой буквы? У нас никогда так не писалось, потому что это против правил и норм. Вспомните: Страна утренней свежести, Страна восходящего солнца, Страна тюльпанов…

Закончить ли на этом? Наша задача была двояка: показать, чего стоит Дмитрий Ермолович как переводчик и чего он стоит как кэрролловед. Впрочем, может быть сам Ермолович считает себя только переводчиком и не считает себя кэрролловедом. Ермолович - это признанный переводовед и комментарии его больше заострены на переводы предшественников. Как бы то ни было, «новый» не превосходит «старые», а комментарии нисколько не новы.

Мы уже говорили о причине того, почему Ермолович неуспешен в написании художественных текстов по-русски. Мы можем подкрепить наш взгляд одним научным обзором проблемы. Обзор исследовательницы из Берлина Н. Ш. Александровой помещён в третьем номере журнала «Вопросы языкознания» за 2006 год. Работы, рассмотренные в обзоре, изучали те усилия, которые должен затрачивать мозг при усвоении неродных языков в разные периоды жизни человека. Выводы исследователей таковы: мозговая стратегия взрослого человека - совершенное овладение лишь одним языком; если же человек владеет и другим языком (языками) «в совершенстве», всё равно это достигается за счёт недобора каких-то знаний и умений в поле родного языка. Ермоловичу, весьма начитанному в английском и имеющему обширный опыт работы в поле русской и английской устной речи, литературный труд по-русски с теми же прекрасными результатами не даётся; что же касается комментариев, то их научную пустоту Ермолович попросту пытается прикрыть многословностью.

Читайте также: