Ты меня не пугай я сама кого хочешь напугаю
Обновлено: 04.07.2024
Напоминаю, что публикации на моём канале можно теперь находить через навигатор .
Рассказ. Рабочее название "Три портрета"
. Проститься с Евдокией Егоровной пришла вся деревня. Весь скорбный путь до деревенского погоста трое пожилых уже сыновей усопшей, склонив седые головы, прошли за гробом матери пешком. У каждого в руках было по портрету. Не только этапы жизни самой Евдокии Суровцевой были запечатлены на них - история страны явственно читалась на мастерски и с любовью написанных маслом полотнах…
Портрет первый
В далёком 1938 году двадцатитрёхлетний Яков Суровцев приехал в эту деревню из области. Тогда на село часто посылали образованных и идеологически подкованных молодых людей, чтобы те помогали проводить среди деревенских жителей политику партии.
Сам Яков, комсомолец и активист, вырос в интеллигентной семье. Родители его, принадлежавшие к обедневшим дворянским родам, чудом выжили в революционной круговерти. Покинув Петербург сразу после того, как пришло известие об отречении Николая II от престола (что, вероятно, их и спасло), они осели в одной из глухих губерний. О своём благородном происхождении позже мать с отцом постарались забыть.
Отец работал врачом, мать освоила профессию медсестры. Единственного сына воспитывали они строго, старались дать тому достойное образование, дополняя знания, которые мальчик получал в школе, домашними уроками. Мама привила Якову любовь к живописи. И как только он взял впервые в руки кисть, стало ясно, что талант к этому делу у ребёнка недюжинный. Чего стоило родителям в то непростое время добывать для сына холсты-краски-кисти, история умалчивает. Но рисовал мальчик вдохновенно.
Его способности заметили учителя, и вскоре Яков стал главным оформителем всех агитационных уголков не только в школе, но и в городе. Вступив, как полагается, в комсомол, юноша оставался на хорошем счету, после школы работал в обкоме комсомола. Оттуда его и направили на село. Думал юноша, что надолго в деревне не задержится. А оказалось, здесь и поджидала его судьба…
Спрыгнув с телеги около сельсовета и сгрузив свой нехитрый скарб, значительную часть которого составляли принадлежности для рисования, Яков обратил внимание на стоявший неподалёку трактор. Чтобы размять затёкшие за время долгого пути ноги, направился он к этому чуду техники, рядом с которым возился худенький, как показалось Якову, паренёк. Но подойдя поближе, он с удивлением понял, что у трактора находится девушка. Да какое там девушка - девочка-подросток, одетая в замасленный комбинезон явно не по размеру.
Остановившись неподалёку, Яков с любопытством смотрел на происходящее. Девчушка, вытерев руки о штанины, ловко запрыгнула в кабину трактора. Машина взревела, выпустив клубы чёрного дыма из трубы, дёрнулась и грохоча покатилась прочь. Яков успел лишь заметить лукавый взгляд из-под пряди русых волос…
Председатель сельсовета на вопрос Якова о необычной девушке ответил, распевно растягивая слова:
- Так Дуська-трактористка это. Бес, а не девка. В чём душа держится, а с такой махиной управляется! Сама вызвалась, не испужалась. Хоть и надавала ей бабка тумаков - родителей-то у Дуськи нету давно. Тёмная старуха Никаноровна, в церкву ходит и внучку за собой, было, таскала. Да та ей не поддаётся, вон, в комсомол вступила. Боевая девка, одно слово!
Позже, на собрании комсомольской ячейки, Яков вновь встретился с Дусей. И всё - пропал парень. Вроде, особой красотой девушка не выделялась, а как глянула своими глазищами - ёкнуло сердце, забилось бешено где-то под горлом…
Чтобы познакомиться с Евдокией поближе, Яков попросил её согласия позировать для картины. Так и появился на свет первый портрет Дуси - хрупкая девушка в кабине трактора смотрит с полотна пронзительным и лукавым взглядом…
Удивительно, но такие абсолютно разные люди, как Яков и Евдокия, очень быстро стали по-настоящему одним целым. Бабка Никаноровна, ворча, одобрила выбор внучки. Но поставила условие: молодые должны обязательно венчаться.
Евдокия было возмутилась - негоже комсомолке под венец идти. Яков же её уговорил. Юноша, воспитанный верующими родителями, хоть сам в Бога и не верил, но уважал религию предков. Осенью 1939 года, расписавшись поначалу в сельсовете, молодые отправились в соседний район, где у Никаноровны был знакомый батюшка, который потихоньку обвенчал Якова и Евдокию. Так и сложилась новая ячейка общества.
Через год с небольшим у Суровцевых родился первенец, Егорка. Родители Якова настойчиво уговаривали сына вернуться в город вместе с семьёй, но Дуся покидать родную деревню не захотела. Она по-прежнему работала в колхозе, днём доверяя уход за сыном Никаноровне, и та с радостью тетёшкалась с правнуком.
Яков, с удивлением наблюдая за молодой женой, не мог понять, как ей хватает сил и на тяжёлый труд в колхозе, и на домашние хлопоты, и на сына, который, подрастая, становился всё шустрее и шустрее. Сам он, наездившись по окрестным деревням с райкомовскими поручениями, к вечеру просто валился с ног от усталости. И лишь иногда ему удавалось выбраться с мольбертом куда-нибудь за деревню, где он полностью уходил в себя и рисовал, рисовал… Деревенские посмеивались над художником: что взять с этого городского, все там они малахольные. И только Дуся с трепетным восхищением смотрела на полотна мужа, узнавая и одновременно не узнавая на них знакомые с малолетства места.
Портрет второй
В 1941 году Евдокия и Яков готовились стать родителями во второй раз. Материнство Дусю красило: она чуть располнела, движения стали плавными, походка - неспешной. И только смешливый взгляд из-под непослушной пряди цвета спелой пшеницы выдавал в этой статной молодой женщине ту задорную девчушку, что бойко управлялась с железной машиной три года назад.
Утро воскресенья 22 июня Суровцевы провели вместе. Дусе до родов оставалось меньше месяца, к работам на поле её уже не привлекали. Яков отсыпался после недельной поездки по отдалённым деревням. Часов в одиннадцать по деревне пронёсся тревожный набат - председатель изо всех сил колотил в подвешенный около сельсовета кусок рельса… Так селяне узнали о начале войны…
Удаляясь от деревни на трясущейся телеге, Яков неотрывно смотрел на тающую в пыльной дымке околицу, где остались воющие бабы и притихшие ребятишки. Чуть в стороне ото всех молча стояла Евдокия - с выпирающим животом и с Егоркой на руках. Ни слезинки не выронила она, провожая мужа. Лишь до последнего не отпускала его рук, судорожно вцепившись в них побелевшими от напряжения пальцами… А когда Яков садился на телегу, жена молча перекрестила его…
Как только телега с мужиками скрылась за поворотом в лес, Евдокия, словно обессилев, опустилась на колени в сухую дорожную пыль и горько, по-бабьи, заголосила… Никаноровна, подымая обмягшую внучку с земли, увидела вдруг, что прядь её волос, выбившаяся из-под платка, словно подёрнулась белой пылью… Так в двадцать с небольшим лет Евдокия поседела…
Редкие письма от мужа, приходившие с фронта, солдатка перечитывала, пока не запоминала наизусть. В деревню уже приходили первые похоронки - то там, то тут вдруг раздавался горький вдовий вой. Евдокия же теперь свои дни начинала и заканчивала на коленях - куда и делся её юношеский атеизм.
Вместе с Никаноровной молилась она Господу, чтобы уберёг её Яшеньку от шальной пули да от осколка. Иную ночь лампадка перед иконами горела до самого утра - укачивая новорождённого сына Антошеньку, как заведённая повторяла Дуся слова девяностого псалма: «Живый в помощи Вышняго. » Она вся осунулась, на лице остались одни глаза - работа на пределе сил и ночные бдения у люльки беспокойного сынишки красоты не добавляли. Но каждый раз, крадя у себя лишние полчаса отдыха, становилась женщина на молитву…
Яков почти явственно ощущал эту незримую защиту, которую давала ему истовая вера и любовь жены. Из каких только переделок ни выходил он невредимым, сколько раз смерть, уже почти сцепив на его горле костлявые пальцы, обдав холодом, вновь отступала… Скольких товарищей оставил солдат под еле приметными могильными холмиками вдоль распаханных взрывами фронтовых дорог… А сам, дважды получив ранения, снова возвращался в строй. И в мае 45-го, остервенело чертя по выщербленной стене Рейхстага, оставил он там имя жены: «Это вам от моей Дуси, фрицы!» И подписался: «Русский солдат Яков Суровцев».
В ставшую родной деревню вернулся Яков в августе. Просёлочная дорога была пуста. Но повернув с лесной опушки в поле, увидел он у околицы знакомый силуэт… Такой вот - иссохшей, сгорбленной, седой, но светящейся от ничем не измеримого счастья - и запечатлел на портрете Яков свою Дусю во второй раз…
Портрет третий
Послевоенные годы были не легче военных. Страна залечивала тяжёлые раны. И деревня вновь трудилась на пределе возможностей. В 1947 году супруги в третий стали родителями. «Поскрёбышек» - так говорили они о своём младшеньком, Ванятке. Да только поскрёбышка им Господь дал гораздо позже…
Жизнь понемногу наладилась. Выросли старшие сыновья Суровцевых, подрос и Ванятка. Яков работал председателем колхоза, Евдокия, заочно выучившись на агронома, трудилась с ним рука об руку. Ни ссор, ни размолвок не было в этой семье.
Однажды Яков пригласил к себе домой на обед одного из райкомовских замов. Важный дядька, увидев в красном углу председательского дома иконы, возмутился до глубины души:
- Партбилетом рискуешь, Яков Ильич, - басом выговаривал он фронтовику. - Ты разве не в курсе, как наша партия относится к опиуму для народа?
- А ты меня не пужай, чай, пуганный, - спокойно ответил ему Яков. - Или ты думаешь, я войну прошёл - не испужался, а перед тобой сейчас задрожу? Меня у смерти моя жена с бабкой её покойной перед этими иконами вымолили. Висели они здесь и висеть станут. А партбилет не ты мне вручал, не тебе и отымать. Вот такое тебе будет моё слово.
Скандал разразился тогда нешуточный. Однако снова, видно, Господь помог - спустили это дело в районе на тормозах, одним выговором отделался Яков.
Колхоз под руководством Суровцева окреп, разросся. Построены были новые дома, клуб, школа. А председатель нет-нет да и уходил за околицу со стареньким мольбертом, чтобы отдохнуть душой… Вот уже и старшие сыновья разъехались - один после армии поступил в институт, второй служил. Ванятка в школе учился. И вдруг Евдокия в сорок с небольшим лет поняла, что… беременна.
- Как быть-то, Яшенька? - сокрушалась она. - Чай не молодые уже, как людям-то в глаза смотреть станем?
Тот, усмехаясь в прокуренные усы, успокаивал супругу:
- А ты прямо смотри, Дусенька, нам стыдиться нечего. Вон каких орлов вырастили и этого подымем. Не бойся, родная, вместе мы со всем справимся.
Так и появился на свет Николай, младший Суровцев. Ох и шебутным рос мальчонка! Сколько раз родителям приходилось краснеть за него перед учителями и директором школы, сколько раз отец грозил снять армейский ремень и отходить по заднице непослушного сына… Эх, знал бы Яков Ильич, какой недолгой будет жизнь младшенького, не журил бы сына за проказы…
В армию Николая призвали в 1980 году, по осени. Неспокойно было на душе у матери. Осенила она юношу крестным знамением, провожая на службу. И молилась ночами за сына со всем усердием, как когда-то за мужа… Да только, видно, у Господа были на парня свои планы… Афганистан перечеркнул юную жизнь… Почернела от горя мать, оплакивая сына, резко сдал и быстро слёг отец - не вынес потери, да и старые раны сказались. И уже лежа в постели, попросил он Дусеньку снова позировать ему… Так появился и третий портрет Евдокии: седая, сгорбленная женщина что-то шепчет перед иконами…
Евдокия пережила мужа более чем на тридцать лет. На своих ногах до последнего ходила. В город к сыновьям ехать отказалась наотрез - куда ж она без своих Яшеньки и Коленьки, на могилы которых в общей оградке ходила еженедельно. А ещё, не считаясь с солидным возрастом и болячками, выстаивала Евдокия все воскресные службы в возрождённом храме…
Почувствовав скорый уход, бережно собрала она все картины и рисунки мужа и передала их в местный краеведческий музей, оставив себе лишь три своих портрета. С ними и проводили её сыновья в последний путь. Сейчас висят они в деревенском доме, где прожили долгую жизнь Яков и Евдокия и где живёт теперь старший их сын, - как напоминание о том, что есть на Земле вечная любовь, благословенная свыше и пересилившая саму смерть…
Ты меня не пугай я сама кого хочешь напугаю
- Светка-конфетка, а ты хочешь здесь работать?
- Конечно хочу, давай скорее, мне некогда. Зачем мою одежду на балкон выбросил?
- А для того, чтоб ты была голой, когда сюда придет ваш директор, я его сейчас вызову. Расскажу, как ты к мужикам пристаешь.
- Ну и чё? - недоумевая, спросила она, глядя на меня как на придурка. - Не хочешь - не трахай! Делов-то. Зачем только позвал, время отнял. Давай одежду, а директорами меня не пугай, время не то. Он тебе за меня головешку скрутит.
- Пока он это сделает, ты уже в ментовке сидеть будешь.
- Это за что, интересно? Ты меня не пугай, я сама кого хочешь напугаю. Не на ту нарвался.
- Я, дитя мое, тебя не пугаю, мне доподлинно известно, что ты вчера сообщила своим дружкам, как мне в номер принесли баксы. И даже указала точную сумму, а кроме тебя, меня и того мужика, что принес деньги, об этом не знал никто. Всасываешь? Сейчас я вызываю милицию, пишу заявление, и ты за решеткой "в темнице сырой". А мне поверят сразу, там у меня друзей много. Я постараюсь, чтобы тебя сразу определили в самую крутую камеру, знаешь, с такими битыми бабами-лесбиянками лет под шестьдесят. Прикинь, что от тебя останется через неделю. Подумать страшно, но проституцией ты заниматься уже не сможешь. За тебя не дадут и ломаного гроша.
Такое море лапши я выплеснул ей на уши, что самому стало ее жалко. Она же только скептически улыбалась, насмешливо глядя на меня из-под полуприкрытых ресниц. Я разозлился и наподдал еще:
- А однажды вечером, после допроса с пристрастием, конвоиры перепутают камеры и закроют тебя с десятком отпетых уголовников-мужиков. И тогда ты сразу пожалеешь, что обула дядю Костю и вообще родилась на свет.
- Дядя Костя, кончай мне сушить мозги, сегодня твое фуфло не прокатит даже в пятом классе.
- К сожалению, да. Но ведь ты же. - Я внутренне напрягся для решающего броска. - Ведь ты же меня ограбила!
- Ну и что? Ну и ограбила. А ты докажи! Не пойман - не вор!
Ничего большего мне от нее не требовалось, по крайней мере на данном этапе. Ласково улыбаясь, я отдал ее вещи, ожидая, когда она оденется, потом только предложил внимательно прослушать запись.
Девка оказалась истеричкой, совсем не той, что была пять минут назад. Сперва она попыталась устроить картинку изнасилования, а когда я спокойно вышел за дверь, предоставив ей полную свободу артистических фантазий, она выскочила следом, умоляя меня вернуться.
- Дядя Костя, я не виновата, это все они придумали. И меня заставили. Я не хотела. Они насильно.
- По-другому не бывает. Скольких потаскух я выслушал, а сценарий один и тот же. Но перейдем к делу, кто они такие?
- Конечно, я помню, что по снегу меня катали далеко не барышни. Говори конкретно, кто такие, где живут, как фамилии, где работают и давно ли вы этим промыслом занимаетесь?
- Дядя Костя. Я не могу. Они предупре-е-е-дили ме-е-еня, если кому-ни-и-будь рас-ска-а-ажу, то они-и ме-е-ня у-у-убью-ю-ют.
- Это ваши проблемы, нехрен было к ним лезть. Мне же давай адреса, или я сейчас же вызываю милицию.
- Дядя Костя, я их боюсь! - попыталась завыть девка в полный голос, но вовремя опомнилась, испуганно взглянув на дверь. - Лучше уж в тюрьму, чем к ним в лапы.
- Успокойся, не реви, выход всегда можно найти, если подойти к делу с умом. Сделаем так, чтобы овцы были целы и волки сыты. Я не буду впутывать тебя в эту историю, скажу, что случайно подслушал твой разговор с ними. Когда и откуда ты давала им наколку?
- Вчера, сразу же после того, как ушла от вас. Я позвонила Рахиму домой из автомата, что внизу, в фойе, возле пальмы.
- Что ты ему рассказала? Говори конкретно, это очень важно для тебя самой. Ты обращалась к нему по имени?
Ты меня не пугай, я пуганый.
Всем привет.
Иногда случаются ситуации, в которых нужно проявить истинную стойкость своего характера.
В одно время я был тренером по футболу у маленьких детей.
Само это учреждение находилось далеко от моего дома поэтому меня довозил сам организатор.
Сам я являлся футбольным вратарем и у меня была маленькая проблема с профессиональной экипировкой. Проблема маленьких городов.
На балансе у этого организатора были две пары отличных вратарских перчаток. Совершенно ему не нужных.
Однажды, он заговорил о их продаже. Договорились об одной паре за 5000 р.
В день приобретения я был ошеломлен подарком.
После нашей сделки этот организатор отдал мне вторую пару бесплатно. Мол, кому они ещё нужны? Запахло обманом.
Позже произошел конфликт и я перестал тренировать.
И тут понеслась: " Где деньги за вторую пару перчаток?", - яростно вопил этот организатор.
Говорит: " У меня есть запись на видео-регистраторе, напишу заявление на тебя."
В этот момент сердце ушло в пятки. Хотя я знал, что никакого уговора на вторую пару перчаток не было. Так как ещё 5000 тыс у меня не было.
Под давлением я начал сомневаться, а вдруг я и ляпнул лишнего.
Знаете этот неловких момент от решительности до подавленности?
К счастью в школе все изучают обществознание. И мой вам совет, когда говорят, что оно вам пригодится - это правда.
Ни один предмет вам так сильно не пригодиться в жизни, как обществознание ,но там зависит от выбора профессии.
Разбирая одну из тем из курса обществознания, я очень хорошо запомнил ,что крупные сделки прописываются в договоре и заверяются у нотариуса.
Чтобы быть полностью уверенным, я обратился к специалисту в юридических делах.
Он сказал не беспокоиться так как этот мужик пытался "взять меня на понт."
Вывод: " Всегда стойте на своём и будьте уверены в своих словах. А, чтобы выходить из таких ситуации "сухим" учите обществознание, прекрасный предмет.
Надеюсь, эта статья предостережет вас от напастей вымогателей."
Если вдруг. Случай который меня напугал
Теперь я понимаю как люди в психушке оказываются. Будь мои нервы послабже, может и я бы там находился. Мы ведь совсем ничего о нашем мире не знаем, живём себе и живём, не замечая или не обращая внимание на то таинственное, что происходит вокруг нас.
Мне конечно друзья частенько рассказывали какие-то там мистические истории, но так как я в них не верил, я их почти сразу забывал. И одно дело слушать такие истории сидя в мягком кресле с бутылочкой пива, и совсем другое дело самому быть участником загадочного и таинственного. Признаюсь, ощущения здесь совсем другие.
Мы договорились с моим другом Игорем съездить на рынок, посмотреть глубинный насос. Я решил скважину на даче пробурить. Баня есть а вот с водой была проблема. Вот мы и договорились что я зайду к нему утром часов в девять. Благо его дом находился как раз в стороне рынка.
Проснулся, позавтракал, положил деньги в барсетку и пошел. Всё как всегда. Всё как обычно. Утро как утро.
Захожу в его подъезд, поднимаюсь на третий этаж. Но почему-то предчувствие у меня такое, что я не туда иду. Огляделся, точно, подъезд какой-то не такой. Не знакомый что-ли. Ну думаю задумался да зашёл не туда. Спускаюсь вниз, выхожу из подъезда. Да нет, всё правильно, тот самый подъезд. Я даже немного от дома отошёл чтобы убедится что я дома не перепутал. А чувство в душе всё равно какое-то непонятное.
Вижу открывается балкон и Игорь выходит
- Ты чего там как девочка мнешься? Тебя долго ждать,- кричит он мне.
- Иду,- машу рукой в ответ.
Я снова захожу в подьезд, но все равно меня не покидает чувство что я попал куда-то не туда. Ну не тот подъезд и всё тут. Ну долго заморачиваться я не стал. Звоню в дверь. Открывает Игорь. Захожу. Здороваемся. Ну всё как всегда, но что-то не так. Неуютно как-то на душе.
И Игорь вроде какой-то не такой. Старше что-ли выглядит. Может спросонки такой или перебрал вчера.
- Ты Петя проходи в зал, я кофе сделаю,- говорит он,- Попьём и пойдём.
- Ты что, опять нажрался вчера что-ли?- спрашиваю я его.
- Почему ты так решил, Петя?- остановился Игорь и с подозрением посмотрел на меня.
- Да выглядишь ты как-то не очень. Да и какой я тебе Петя. Хватит придуриваться. Может похмелишься сначала, а то мало ли.
- Ты чего Петь. сам наверно перебрал вчера,- побледнел друг.
- Слушай хватит прикалываться, не пугай меня,- говорю я ему.
- Это ты меня не пугай,- говорит он,- странный ты какой-то. И как по твоему тебя звать?
- Всю жизнь Сергеем звали.
- О-о-о, протянул Игорь,- тяжёлый случай. Мой друг забыл как его звать?
СЛУШАЙТЕ РАССКАЗ. Читает автор.
Я стою, смотрю на друга и чувствую что что-то здесь не так. Вроде и друг передо мной стоит, а вот какой-то чужой. Я начал осматривать коридор где я стоял. Вроде никогда встроенного шкафа у него не было. И зеркала вчера здесь не было.
По моему телу пробежал холодок.
Зеркало. Чем-то оно меня пугает это зеркало. Но чем? Нет не могу понять.
О Боже. В зеркале я увидел своё отражение. Но это был не я. На меня смотрел совершенно другой человек. Я в ужасе посмотрел на свои руки. Это были не мои руки.
Я увидел с каким страхом смотрит на меня мой друг. Он видимо увидел мои глаза в тот момент, и они его здорово напугали.
- Тихо, тихо. Успокойся Петь. Сейчас я тебе водочки налью. Уж не горячка ли у тебя началась,- говорит он,- Глаза у тебя страшные стали.
Я бросился вон из квартиры, и совсем не заметил как оказался на улице.
Я остановился, и начал растирать руками голову. Что происходит? Почему я это не я? Куда я попал?
- Вот чёрт, барсетку забыл. В ней деньги.- выдохнул я.
Я залетел на третий этаж и толкнул дверь. Дверь была закрыта. Я позвонил.
Дверь открыл Игорь, какой-то посвежевший что-ли.
- Привет Серёга, заходи.
Я вошёл и со страхом оглядел коридор. Не было там ни шкафа ни зеркала. Коридор был таким же как и вчера, когда я уходил от друга.
- Ты чего такой взъерошенный?- спрашивает Игорь.
- Как ты меня назвал.
- Сергей, а что? Что-то не так.
Я посмотрел на свои руки. Это были мои руки.
- Что с тобой?- спрашивает друг.
- Я же только что у тебя был,- говорю.
- Странный ты какой-то,- говорит Игорь,- Вчера был. Сегодня я тебя ещё не видел.
- А это что?- показал я ему на трельяж на котором лежала моя барсетка.
- Не понял. Откуда твоя барсетка тут взялась. Утром я её не видел.
Вот в такую историю друзья я недавно попал. Странную историю, в которой я бы не хотел снова оказаться. Конечно теперь я всегда на чеку. Стараюсь теперь замечать что вокруг меня творится. Если вдруг что-то пойдет не так, я лучше сразу назад вернусь. Не полезу я теперь с головой в это непонятное и таинственное.
Читайте также: