Respice post te hominem te memento обернись помни что ты человек

Обновлено: 05.07.2024

Легенда о гетмане

Часть первая. Зборовский мир

Глава первая. Король и хан

Несмотря на позднее время, в польском лагере никто не собирался ложиться спать. Жолнеры[1],смертельно уставшие после тяжелого дневного боя, лихорадочно рыли рвы, копали шанцы и возводили валы по периметру наспех сооруженного лагеря. То там, то тут слышался стук топоров — это оборудовали брустверы для орудий или устанавливали частокол. Краковский староста[2]Любомирский, князь Корецкий, литовский подканцлер[3]Сапега и другие военачальники находились среди солдат, порой даже сами брались за лопаты, чтобы личным примером подбодрить своих воинов. Сам коронный канцлер Оссолинский, потерявший в бою одного из своих племянников, старался скрыть охватившее его горе, объезжал лагерь, подбадривая жолнеров грубоватыми солдатскими шутками. Над оборудованием лагеря трудились все, даже легкораненые брали в руки лопату и спускались в ров. Из полевого лазарета, который не мог вместить всех тяжелораненых солдат и многие лежали просто на земле, ожидая врачебной помощи, доносились глухие стоны. Сюда же сносили и тела погибших, укладывая их друг на друга. Их были тысячи, асколько еще оставалось лежать за Гнезной у Зборова…

Польский лагерь был разбит в излучине между полноводной Стрипой и ее притоком болотистой речушкой Гнезной, отделявшей его от Зборова, расположенного на той стороне. Там оставался гарнизон из 400 драгун, которые пока еще оборонялись на городских улицах от конницы Хмельницкого. Правда, серьезных попыток занять Зборов казаки еще и не предпринимали. Напротив лагеря поляков в полумиле от него расположил своих грозных татар Ислам Гирей. Всем было понятно, что королевское войско оказалось в западне: форсировать разлившуюся Стрипу под огнем противника нечего было и думать, за Гнезной стояли казаки, а дорогу к Збаражу преграждала татарская конница.

В своей палатке за столом, обхватив руками голову, сидел король. Его черная шляпа, украшенная страусиным пером с крупным бриллиантом, лежала небрежно брошенной на походной кровати, верхние пуговицы тканного серебряной и золотой нитью черного бархатного камзола расстегнулись, будто Яну Казимиру не хватало воздуха. Лицо его поражало своей бледностью, а на лбу выступили капли пота.

— Все пропало! Бедная Отчизна, что с ней будет! — шептал он. — Нет, лучше погибнуть, чем стать свидетелем этого позора!

Ян Казимир не был трусом или малодушным человеком. Подобно отцу и старшему брату, он не уклонялся от военных походов, хотя, как один из иерархов церкви, войну не любил и стремился возникающие конфликты урегулировать мирными средствами. По характеру он был скорее добродушным, чем жестким и в своем письме Хмельницкому перед избранием его королем был совершенно искренним. Если бы в Речи Посполитой все зависело только от его воли, то он все свои предвыборные обещания, данные запорожскому гетману, исполнил бы без колебаний. Однако магнаты, с мнением которых он не мог не считаться, категорически выступали против каких-либо уступок «хлопскому быдлу», а в свою очередь Хмельницкий, выпустив «джинна» народной войны из бутылки, не мог, да и не хотел возвращать его обратно. Поэтому спустя девять месяцев после ухода армии запорожского гетмана от Замостья, разразилась новая война…

— И вот теперь все потеряно, все погибло, — в отчаянии повторял король, — мы зажаты в смертельной западне между полчищами казаков и татар, цвет войска потерян припереправе, осажденным в Збараже грозит смерть. Впрочем, это все же лучше, чем вечный позор!

Ян Казимир, как, наверно, никто другой осознавал всю опасность сложившейся ситуации. Ведь, кроме хоругвей[4],находившихся под его командованием здесь под Зборовом и тех, что оборонялись в Збараже, на границах Речи Посполитой не оставалось больше войск, способных противостоять Хмельницкому, вздумай он двинуться на Варшаву. А то, что и крымский хан, и запорожский гетман именно так и поступят, у короля не было ни малейшего сомнения.

— Бедная Отчизна, — вновь и вновь повторял он, как заклинание, — какие же тяжкие испытания тебя ожидают! Неужели тебе суждено погибнуть от рук взбунтовавшихся хлопов?

Мысленно он опять возвращался к событиям последних дней, словно пытаясь обнаружить, в какой же момент им была допущена ошибка, приведшая его войско в такое тяжелоеположение.

— Нет, моей вины в том, что произошло нет, — вновь и вновь повторял про себя Ян Казимир, — если бы все паны собрались со своими надворными хоругвями у Сокаля вовремя при объявлении посполитого рушения[5],такого позора не случилось бы…

…Действительно, получив известия о том, что Фирлей, Лянцкоронский, Остророг, Вишневецкий после неудачного весеннего наступления на казацкие территории оказалисьразгромленными и вынуждены были укрыться в Збараже, где их настигла огромная армия Хмельницкого и крымского хана, король объявил о созыве всеобщего ополчения в трех воеводствах Малой Польши. Зная привычку панов не особенно торопиться на подобные мероприятия, он с одним только 25-тысячным кварцяным войском[6],в начале июля выдвинулся к Сокалю, который назначил местом сбора надворных панских команд. Отсюда Ян Казимир намеревался выступить в направлении Збаража на помощь осажденным, однако несколько обстоятельств препятствовали осуществить это намерение. Прежде всего, посполитое рушение собиралось крайне неторопливо, так что к концу июля к Сокалю подошла лишь небольшая его часть. Дальнейшее ожидание становилось бессмысленным и король с теми силами, что имелись в его распоряжении, начал выдвижение на помощь 9-тысячному гарнизону Збаража. Однако, получить сколько-нибудь достоверные сведения о том, что происходит в осажденном городе, полякам не удавалось. Не было даже уверенности в том, что Збараж еще не взят штурмом и ни от кого из местных жителей нельзя было добиться сведений о местонахождении Хмельницкого и татар. Наконец, передвижение королевского войска чрезвычайно замедляли разливы рек и речушек, которых в этих местах было великое множество.

В Топорове король решил сделать остановку, давая отдых своему войску и желая точнее выяснить ситуацию со Збаражем. Здесь-то его и отыскал посланец Иеремии Вишневецкого, передавший письмо князя о бедственном положении осажденных. Спустя несколько дней, несмотря на предложения некоторых участников военного совета дождаться подхода посполитого рушения, король принял решение выступить к Збаражу. Королевское войско двигалось медленно, так как всю последнюю неделю лил непрекращающийся дождь, постоянно приходилось переправляться то через разлившиеся речки, то через болота. Лесные дороги, по которым передвигались королевские хоругви, все развезло, глубокие выбоины и рытвины оказались заполненные водой. Яна Казимира тревожило отсутствие сведений о Хмельницком, так как он понимал, что казацкому гетману о его продвижении на помощь осажденному Збаражу уже известно. Местные жители, от которых поляки не могли добиться никаких сведений о противнике, с радостью сообщали казакам о малейшем перемещении королевского войска.

Наконец, дождь прекратился, выглянуло солнце, дороги стали просыхать. 4 августа Ян Казимир вызвал к себе Марка Гдешинского, гусарского ротмистра, того самого, что удачно избежал плена под Желтыми Водами и поручил ему глубокую разведку окружающей местности. Этот старый служака долгое время служил в гусарской хоругви Стефана Чарнецкого и король ему доверял. Поздним вечером Гдешинский возвратился со своим разъездом, отрапортовав, что никакого передвижения казацких или татарских формирований он не обнаружил.

1. Ab ovo

По римским обычаям обед начинался с яиц и заканчивался фруктами. Именно отсюда принято выводить выражение «с яйца» или на латыни «ab ovo», означающее «с самого начала». Именно они, яйца и яблоки, упомянуты в сатирах Горация. Но тот же римский поэт Квинт Гораций Флакк затуманивает картинку, когда употребляет выражение «ab ovo» в «Науке поэзии», по отношению к слишком затянутому предисловию. И здесь смысл другой: начать с незапамятных времен. И яйца другие: Гораций приводит в пример рассказ о Троянской войне, начатый с яиц Леды. Из одного яйца, снесенного этой мифологической героиней от связи с Зевсом в образе Лебедя, явилась на свет Елена Прекрасная. А ее похищение, как известно из мифологии, стало поводом к Троянской войне.

8. Homo sum, humani nihil a me alienum puto

Во II веке до нашей эры римский комедиограф Публий Теренций Афр представил публике ремейк комедии греческого писателя Менандра, жившего в IV веке до нашей эры. В комедии под названием «Самоистязатель» старик Меденем упрекает старика Хремета в том, что он вмешивается в чужие дела и пересказывает сплетни.

Неужто мало дела у тебя, Хремет?
В чужое дело входишь! Да тебя оно
Совсем и не касается.
Хремет оправдывается:
Я — человек!
Не чуждо человеческое мне ничто.

Довод Хремета услышали и повторяют больше двух тысячелетий. Фраза «Homo sum, humani nihil a me alienum puto», то есть «Я человек, и ничто человеческое мне не чуждо», вошла в нашу речь. И означает обычно, что любой, даже высокоинтеллектуальный человек носит в себе все слабости человеческой природы.

3. Feci quod potui faciant meliora potentes

Feci quod potui faciant meliora potentes, то есть «Я сделал всё, что мог, пусть те, кто могут, сделают лучше». Изящная формулировка не затеняет сути: вот мои достижения, судите, говорит некто, подводя итоги своей деятельности. Впрочем, почему некто? В истоке выражения обнаруживаются вполне конкретные люди — римские консулы. Это у них бытовала словесная формула, которой они заканчивали свою отчетную речь, когда передавали полномочия преемникам. Это были не именно эти слова — отточенность фраза приобрела в поэтическом пересказе. И именно в этом, законченном виде, она выбита на надгробной плите знаменитого польского философа и писателя Станислава Лема.

7. Mens sana in corpore sano

Когда мы хотим сказать, что только физически здоровый человек энергичен и может многое совершить, мы часто употребляем формулу: «в здоровом теле здоровый дух». А ведь её автор имел в виду совсем другое! В своей десятой сатире римский поэт Децим Юний Ювенал написал:

Надо молить, чтобы ум был здравым в теле здоровом.
Бодрого духа проси, что не знает страха пред смертью,
Что почитает за дар природы предел своей жизни,
Что в состоянье терпеть затрудненья какие угодно…

Таким образом, римский сатирик никак не связывал здоровье ума и духа со здоровьем тела. Скорее, он был уверен, что гора мышц не способствует бодрости духа и живости ума. Кто же подредактировал текст, созданный во II веке нашей эры? Английский философ Джон Локк повторил фразу Ювенала в своей работе «Мысли о воспитании», придав ей вид афоризма и полностью исказив смысл. Популярным этот афоризм сделал Жан-Жак Руссо: он вставил его в книгу «Эмиль, или О воспитании».

Respice post te! Hominem te memento!

Обернись! и помни, что ты человек!
Что жизнь не бессмертна все же,
Погонит нас в печь кровожадная плеть
Не важно, что ты моложе!

Не важно, что есть у тебя семья,
И что без грехов ты жил
Нет, не надо надеяться зря
На тех, кто тебя любил!

Судьбу изменить ты не сможешь ни как,
Коль время пришло умирать,
Зло сердце скрутило. День, ночь, полный мрак
Не стоит душу терзать!

Обернись! И помни, что ты человек!
От смерти не убежать,
Короткий иль длинный твой радужный век,
Жаль, не тебе выбирать!

(16-17 май 2011 год)

Портал Стихи.ру предоставляет авторам возможность свободной публикации своих литературных произведений в сети Интернет на основании пользовательского договора. Все авторские права на произведения принадлежат авторам и охраняются законом. Перепечатка произведений возможна только с согласия его автора, к которому вы можете обратиться на его авторской странице. Ответственность за тексты произведений авторы несут самостоятельно на основании правил публикации и законодательства Российской Федерации. Данные пользователей обрабатываются на основании Политики обработки персональных данных. Вы также можете посмотреть более подробную информацию о портале и связаться с администрацией.

5. Pecunianonolet

Всем известно, что деньги не пахнут. Гораздо меньше народу знает, кто сказал эту знаменитую фразу, и откуда вдруг выплыла тема запахов. Между тем, афоризму почти двадцать веков: согласно римскому историку Гаю Светонию Транквиллу, «Pecunia non olet» — это ответ римского же императора Веспасиана, правившего в I веке нашей эры, на упрек его сына Тита. Отпрыск упрекнул Веспасиана в том, что он ввел налог на общественные уборные. Веспасиан поднес к носу сына деньги, полученные в качестве этого налога, и спросил, пахнут ли они. Тит ответил отрицательно. «И все-таки они из мочи», — констатировал Веспасиан. И таким образом снабдил оправданием всех любителей нечистых доходов.

10. In vino veritas

И это латинские перепевы греческой философской мысли! Фразу «Вино — милое детя, оно же — правда» приписывают Алкею, творившему на рубеже VII — VI веков до нашей эры. За Алкеем ее повторил в XIV книге «Естественной истории» Плиний Старший: «По пословице — истина в вине». Древнеримский писатель-энциклопедист хотел подчеркнуть, что вино развязывает языки, и тайное выходит наружу. Суждение Плиния Старшего подтверждает, кстати сказать, русская народная мудрость: «Что у трезвого на уме, то у пьяного на языке». Но в погоне за красным словцом, Гай Плиний Секунд и обрезал пословицу, которая на латыни длиннее и означает совсем иное. «In vino veritas, in aqua sanitas», то есть в вольном переводе с латыни «Истина, может, и в вине, но здоровье — в воде».

6. Memento mori

Когда римский полководец возвращался с поля сражения в столицу, его встречала ликующая толпа. Триумф мог бы вскружить ему голову, но римляне предусмотрительно включили в сценарий государственного раба с одной-единственной репликой. Он стоял за спиной военачальника, держал над его головой золотой венок и время от времени повторял: «Memento mori». То есть: «Помни о смерти». «Помни, что смертен, — заклинали триумфатора римляне, — помни, что ты — человек, и тебе придется умирать. Слава преходяща, а жизнь не вечна». Есть, правда, версия, что настоящая фраза звучала так: «Respice post te! Hominem te memento! Memento mori», в переводе: «Обернись! Помни, что ты — человек! Помни о смерти». В таком виде фразу обнаружили в «Апологетике» раннехристианского писателя Квинта Септимия Флоренса Тертуллиана, жившего на рубеже II и III веков. «Моментально в море» — пошутили в фильме «Кавказская пленница».

10 самых известных латинских изречений

«Латынь из моды вышла ныне», — написал Александр Сергеевич Пушкин в «Евгении Онегине». И ошибся — латинские выражения часто мелькают в нашей речи до сих пор! «Деньги не пахнут», «хлеба и зрелищ», «в здоровом теле здоровый дух»… Все мы используем эти афоризмы, некоторым из которых по двадцать веков! Мы выбрали 10 самых-самых известных.

4. Panem et circenses

Этот народ уж давно, с той поры, как свои голоса мы
Не продаем, все заботы забыл, и Рим, что когда-то
Все раздавал: легионы, и власть, и ликторов связки,
Сдержан теперь и о двух лишь вещах беспокойно мечтает:
Хлеба и зрелищ!

В оригинале 10-й сатиры древнеримского поэта-сатирика Ювенала стоит «panem et circenses», то есть «хлеба и цирковых игр». Живший в I веке нашей эры Децим Юний Ювенал правдиво описал нравы современного ему римского общества. Чернь требовала еды и развлечений, политики с удовольствием развращали плебс подачками и покупали таким образом поддержку. Рукописи не горят, и в изложении Ювенала клич римской черни времен Октавиана Августа, Нерона и Траяна, преодолел толщу веков и по- прежнему означает нехитрые потребности бездумных людей, которых легко купить политику-популисту.

2. O tempora! O mores!

21 октября 63 года до нашей эры консул Цицерон произнес в Сенате пламенную речь, и она имела для Древнего Рима судьбоносное значение. Накануне Цицерон получил сведения о намерениях вождя плебса и молодежи Луция Сергия Катилины совершить переворот и убийство самого Марка Туллия Цицерона. Планы получили огласку, замыслы заговорщиков были сорваны. Катилину выслали из Рима и объявил врагом государства. А Цицерону, напротив, устроили триумф и наградили титулом «отец отечества». Так вот, это противостояние Цицерона и Катилины обогатило наш с вами язык: именно в речах против Катилины Цицерон впервые употребил выражение «O tempora! O mores!», что по-русски значит «О времена! О нравы!».

Вожделея, желаний своих не таи. Омар Хайям

Детство, юность и зрелость всему свой черёд,
Нет возврата назад, все идём мы вперёд.

В каждом времени есть вкус, и правда, и смысл.
Нет возврата назад, за реальность держись.

В мире небытия все когда-нибудь будем,
Нет возврата назад - это помните, люди.

Время жизни конечно – час каждый цени,
Нет возврата назад - ты в «сегодня» живи.

Счастлив, кто не боится жить и умереть ,
Лучше в жизни гореть, чем коптить или тлеть.

Счастлив тот, кто поймёт, - наша жизнь - это миг,
Кто искусство быть пьяным, без водки постиг.

Счастье – это богатство, - владеть им, - искусство,
Пьяным быть без вина – несравненное чувство.

В счастье жить, - это наше природное право,
Быть весёлым иль грустным, - зависит от нрава.

Мир есть воля, - и то, как его представляем,
Мы счастливы, когда этого мы желаем.

Правда – тонкий закон, и оттенков не счесть,
Правда царствует там, где есть СОВЕСТЬ и честь.

СОВЕСТЬ – высший закон, и его выше нет,
Зло, добро помещает на солнечный свет.

Совесть – Божие Око, светильник, детектор,
Наш советчик, судья и наш жизненный вектор.

Не убий, не воруй, не желай не своё.
Имя Бога есть Бог, остальное быльё.

Имя БОГА есть БОГ, - наш Отец и наш Род,
Племена всей земли есть единый народ.

Много идолов есть: Ужас, Страх, Деньги, Блуд.
В этом мире они всё кривое куют.

Мир во власти божков, САТАНА правит бал ,
Мало в мире людей, кто пред ним не упал.

Единицы схватили планету за горло,
Миллиарды пред ними склонились покорно.

Чтобы жить в полной силе и ярко гореть,
Человек, - ЦАРЬ себе, - не страшись умереть.

Умереть один раз, в мыслях, воле, надеждах,
Пред собою предстать в чистых, новых, одеждах.

Правда в «Memento mori» - вот формула счастья,
В океане вселенском людского несчастья.

Бейты написаны по мотивам рубаи Омара Хайяма.

Вожделея, желаний своих не таи,
В лапах смерти угаснут желанья твои.
А пока мы не стали безжизненным прахом, -
Виночерпий, живою водой напои!
Омар Хайям Переводчик: Г.Плисецкий

Memento mori (лат. mement; mor; «помни, что [придётся] умирать», «помни о смерти») — латинское выражение, ставшее крылатой фразой.

В Древнем Риме эта фраза произносилась во время триумфального шествия римских полководцев, возвращающихся с победой. За спиной военачальника ставили раба, который был обязан периодически напоминать триумфатору, что несмотря на свою славу, тот остаётся смертным. Возможно, настоящая фраза звучала как: Respice post te! Hominem te memento! («Обернись! Помни, что ты — человек!») (глава 33 «Апологетики» Тертуллиана).

Иногда выражение ошибочно записывают как memento more, что делает его бессмысленным.

Вот ещё один вариант трактовки этой формулы.
Mеmento mori.
Моментально умереть - первая ассоциация, которая приходит,
когда слышишь это древнее римское высказывание.
«Помни о смерти» - редко кто знает мистическую суть этой Детерминации (определения)
и крылатой фразы одновременно.
Выйди на площадь перед Белым домом или к метро 1905 г.
на вопрос что такое это Моменто море, так и ответят 9 из десяти
- моменто в море, пора ехать на юг.
Кто-то вспомнит о латыни.
Какой-то умник
переведет это на русский как
"моментальная смерть" или
"помни о смерти".
Моменто море
- наиболее близкое лексическое соответствие в русском языке
- это конечно "Помнить смерть".
Семантическое (смысловое) соответствие
-это "ТЫ должен помнить о смерти".
А в историческом, военном аспекте
- это кредо Римских политиков и полководцев,
с периода поздней консульской республики и до
Империи солдатских императоров.
Mеmento mori
-умри один раз в душе своей и духе своем,
чтобы не умирать больше ни когда.
Чтобы жить счастливо и богато
умри, умри и еще раз умри.
Пройди через священный
ритуал – мистерию - инициацию,
где каждый посвященный,
один из легиона.

9. Veni, vidi, vici

2 августа по нынешнему календарю 47 года до нашей эры Гай Юлий Цезарь одержал победу недалеко от понтийского города Зела над царем боспорского государства Фарнаком. Фарнак нарвался сам: после недавней победы над римлянами он был самоуверен и отчаянно храбр. Но фортуна изменила черноморцам: армию Фарнака разгромили, укрепленный лагерь взяли штурмом, сам Фарнак еле успел унести ноги. Отдышавшись после недолгого сражения, Цезарь написал другу Матию в Рим письмо, в котором сообщил о победе буквально в трех словах: «Пришел, увидел, победил». «Veni, vidi, vici», если по-латыни.

Читайте также: