Как дворянин не могу допустить 12 стульев
Обновлено: 07.07.2024
В этом году исполнилось 90 лет с момента публикации романа Ильфа и Петрова «12 стульев» — произведения, где каждый немного кладоискатель. Мы вспомнили классику, а заодно представили, сколько бы выручили Остап Бендер, Киса Воробьянинов и Эллочка Людоедка, будь у них карта "Твой кэшбэк": с возвратом до 5% средств по трем категориям услуг. Мы взяли за основу "Индекс дворника Тихона", который высчитал "КоммерсантЪ": 1 рубль 1927 года = 185 рублям РФ.
После недолгих уговоров Ипполит Матвеевич повез Лизу в образцовую столовую МСПО «Прагу» – лучшее место в Москве, как говорил ему Бендер.
Лучшее место в Москве поразило Лизу обилием зеркал, света и цветочных горшков. Лизе это было простительно – она никогда еще не посещала больших образцово-показательных ресторанов. Но зеркальный зал совсем неожиданно поразил и Ипполита Матвеевича. От отстал, забыл ресторанный уклад. Теперь ему было положительно стыдно за свои баронские сапоги с квадратными носами, штучные довоенные брюки и лунный жилет, осыпанный серебряной звездой.
Оба смутились и замерли на виду у всей, довольно разношерстной, публики.
– Пройдемте туда, в угол, – предложил Воробьянинов, хотя у самой эстрады, где оркестр выпиливал дежурное попурри из «Баядерки», были свободные столики.
Чувствуя, что на нее все смотрят, Лиза быстро согласилась. За нею смущенно последовал светский лев и покоритель женщин Воробьянинов. Потертые брюки светского льва свисали с худого зада мешочком. Покоритель женщин сгорбился и, чтобы преодолеть смущение, стал протирать пенсне.
Никто не подошел к столу, как этого ожидал Ипполит Матвеевич, и он, вместо того чтобы галантно беседовать со своей дамой, молчал, томился, несмело стучал пепельницей по столу и бесконечно откашливался. Лиза любопытно смотрела по сторонам, молчание становилось неестественным, но Ипполит Матвеевич не мог вымолвить ни слова. Он забыл, что именно он всегда говорил в таких случаях. Его сковывало то, что никто не подходил к столику.
– Будьте добры! – взывал он к пролетавшим мимо работникам нарпита.
– Сию минуточку-с, – кричали работники нарпита на ходу.
Наконец карточка была принесена. Ипполит Матвеевич с чувством облегчения углубился в нее.
– Однако, – пробормотал он, – телячьи котлеты два двадцать пять, филе – два двадцать пять, водка – пять рублей.
– За пять рублей большой графин-с, – сообщил официант, нетерпеливо оглядываясь.
«Что со мной? – ужасался Ипполит Матвеевич. – Я становлюсь смешон».
– Вот, пожалуйста, – сказал он Лизе с запоздалой вежливостью, – не угодно ли выбрать? Что вы будете есть?
Лизе было совестно. Она видела, как гордо смотрел официант на ее спутника, и понимала, что он делает что-то не то.
– Я совсем не хочу есть, – сказала она дрогнувшим голосом, – или вот что… Скажите, товарищ, нет ли у вас чего-нибудь вегетарианского?
Официант стал топтаться, как конь.
– Вегетарианского не держим-с. Разве омлет с ветчиной?
– Тогда вот что, – сказал Ипполит Матвеевич, решившись. – Дайте нам сосисок. Вы ведь будете есть сосиски, Елизавета Петровна?
– Буду.
– Так вот. Сосиски. Вот эти, по рублю двадцать пять. И бутылку водки.
– В графинчике будет.
– Тогда большой графин.
Работник нарпита посмотрел на беззащитную Лизу прозрачными глазами.
– Водку чем будете закусывать? Икры свежей? Семги? Расстегайчиков?
В Ипполите Матвеевиче продолжал бушевать делопроизводитель загса.
– Не надо, – с неприятной грубостью сказал он. – Почем у вас огурцы соленые? Ну, хорошо, дайте два.
Официант убежал, и за столиком снова водворилось молчание. Первой заговорила Лиза:
– Я здесь никогда не была. Здесь очень мило.
– Да-а, – протянул Ипполит Матвеевич, высчитывая стоимость заказанного.
«Ничего, – думал он, – выпью водки – разойдусь. А то, в самом деле, неловко как-то».
Но когда выпил водки и закусил огурцом, то не разошелся, а помрачнел еще больше. Лиза не пила. Натянутость не исчезала. А тут еще к столику подошел усатый человек и, ласкательно глядя на Лизу, предложил купить цветы.
Ипполит Матвеевич притворился, что не замечает усатого цветочника, но тот не уходил. Говорить при нем любезности было совершенно невозможно.
На время выручила концертная программа. На эстраду вышел сдобный мужчина в визитке и лаковых туфлях.
– Ну, вот мы снова увиделись с вами, – развязно сказал он в публику. – Следующим номером нашей консертной программы выступит мировая исполнительница русских народных песен, хорошо известная в Марьиной Роще, Варвара Ивановна Годлевская. Варвара Ивановна! Пожалуйте!
Ипполит Матвеевич пил водку и молчал. Так как Лиза не пила и все время порывалась уйти домой, надо было спешить, чтобы успеть выпить весь графин.
Когда на сцену вышел куплетист в рубчатой бархатной толстовке, сменивший певицу, известную в Марьиной Роще, и запел:
Ходите,
Ипполит Матвеевич уже порядочно захмелел и, вместе со всеми посетителями образцовой столовой, которых он еще полчаса тому назад считал грубиянами и скаредными советскими бандитами, захлопал в такт ладошами и стал подпевать:
Ходите,
Он часто вскакивал и, не извинившись, уходил в уборную. Соседние столики его уже называли дядей и приваживали к себе на бокал пива. Но он не шел. Он стал вдруг гордым и подозрительным. Лиза решительно встала из-за стола.
– Я пойду. А вы оставайтесь. Я сама дойду.
– Нет, зачем же? Как дворянин, не могу допустить! Сеньор! Счет! Ха-мы.
На счет Ипполит Матвеевич смотрел долго, раскачиваясь на стуле.
– Девять рублей двадцать копеек? – бормотал он. – Может быть, вам еще дать ключ от квартиры, где деньги лежат?
Кончилось тем, что Ипполита Матвеевича свели вниз, бережно держа под руки.
Таким образом, Воробьянинов нагулял в ресторане на 1711 рублей и 25 копеек. Переносимся в 2018 год: Киса расплачивается картой "Твой кэшбэк", и ему возвращаются 5% по категории "Кафе и рестораны". То есть 85,6 рублей. Учитесь, Киса!
ЧИТАТЬ КНИГУ ОНЛАЙН: Двенадцать стульев (полный вариант, с комментариями)
В истории создания «Двенадцати стульев», описанной мемуаристами и многократно пересказанной литературоведами, вымысел практически неотделим от фактов, реальность — от мистификации.
Известно, правда, что будущие соавторы, земляки-одесситы, оказались в Москве не позже 1923 года. Поэт и журналист Илья Арнольдович Файнзильберг (1897—1937) взял псевдоним Ильф еще в Одессе, а вот бывший сотрудник одесского уголовного розыска Евгений Петрович Катаев (1903—1942) свой псевдоним — Петров — выбрал, вероятно, сменив профессию. С 1926 года он вместе с Ильфом работал в газете «Гудок», издававшейся Центральным комитетом профессионального союза рабочих железнодорожного транспорта СССР.
В «Гудке» работал и Валентин Петрович Катаев (1897—1986), брат Петрова, друг Ильфа, приехавший в Москву несколько раньше. Он в отличие от брата и друга успел к 1927 году стать литературной знаменитостью: печатал прозу в центральных журналах, пьесу его ставил МХАТ, собрание сочинений готовило к выпуску одно из крупнейших издательств — «Земля и фабрика».
Если верить мемуарным свидетельствам, сюжет романа и саму идею соавторства Ильфу и Петрову предложил Катаев. По его плану работать надлежало втроем: Ильф с Петровым начерно пишут роман, Катаев правит готовые главы «рукою мастера», при этом литературные «негры» не остаются безымянными — на обложку выносятся три фамилии. Обосновывалось предложение довольно убедительно: Катаев очень популярен, его рукописи у издателей нарасхват, тут бы и зарабатывать как можно больше, сюжетов хватает, но преуспевающему прозаику не хватает времени, чтоб реализовать все планы, а брату и другу поддержка не повредит. И вот не позднее сентября 1927 года Ильф с Петровым начинают писать «Двенадцать стульев». Через месяц первая из трех частей романа готова, ее представляют на суд Катаева, однако тот неожиданно отказывается от соавторства, заявив, что «рука мастера» не нужна — сами справились. После чего соавторы по-прежнему пишут вдвоем — днем и ночью, азартно, как говорится, запойно, не щадя себя. Наконец в январе 1928 года роман завершен, и с января же по июль он публикуется в иллюстрированном ежемесячнике «30 дней».
Так ли все происходило, нет ли — трудно сказать. Ясно только, что при упомянутых сроках вопрос о месте и времени публикации решался если и не до начала работы, то уж во всяком случае задолго до ее завершения. В самом деле, материалы, составившие январский номер, как водится, были загодя прочитаны руководством журнала, подготовлены к типографскому набору, набраны, сверстаны, сданы на проверку редакторам и корректорам, вновь отправлены в типографию и т.п. На подобные процедуры — по тогдашней журнальной технологии — тратилось не менее двух-трех недель. И художнику-иллюстратору, кстати, не менее пары недель нужно было. Да еще и разрешение цензуры надлежало получить, что тоже времени требует. Значит, решение о публикации романа принималось редакцией журнала отнюдь не в январе 1928 года, когда работа над рукописью была завершена, а не позднее октября — ноября 1927 года. Переговоры же, надо полагать, велись еще раньше.
С учетом этих обстоятельств понятно, что подаренным сюжетом вклад Катаева далеко не исчерпывался. В качестве литературной знаменитости брат Петрова и друг Ильфа стал, так сказать, гарантом: без катаевского имени соавторы вряд ли получили бы «кредит доверия», ненаписанный или, как минимум, недописанный роман не попал бы заблаговременно в планы столичного журнала, рукопись не принимали бы там по частям. И не печатали бы роман в таком объеме: все же публикация в семи номерах — случай экстраординарный для иллюстрированного ежемесячника.
Ресторанное пьянство Кисы Воробьянинова «Двенадцать стульев» Ильф Илья, Петров Евгений
Ипполит Матвеевич повез Лизу в образцовую столовую МСПО «Прагу» – лучшее место в Москве, как говорил ему Бендер.
Лучшее место в Москве поразило Лизу обилием зеркал, света и цветочных горшков. Лизе это было простительно – она никогда еще не посещала больших образцово-показательных ресторанов. Но зеркальный зал совсем неожиданно поразил и Ипполита Матвеевича. От отстал, забыл ресторанный уклад. Теперь ему было положительно стыдно за свои баронские сапоги с квадратными носами, штучные довоенные брюки и лунный жилет, осыпанный серебряной звездой.
Оба смутились и замерли на виду у всей, довольно разношерстной, публики.
– Пройдемте туда, в угол, – предложил Воробьянинов, хотя у самой эстрады, где оркестр выпиливал дежурное попурри из «Баядерки», были свободные столики.
Чувствуя, что на нее все смотрят, Лиза быстро согласилась. За нею смущенно последовал светский лев и покоритель женщин Воробьянинов. Потертые брюки светского льва свисали с худого зада мешочком. Покоритель женщин сгорбился и, чтобы преодолеть смущение, стал протирать пенсне.
Никто не подошел к столу, как этого ожидал Ипполит Матвеевич, и он, вместо того чтобы галантно беседовать со своей дамой, молчал, томился, несмело стучал пепельницей по столу и бесконечно откашливался. Лиза любопытно смотрела по сторонам, молчание становилось неестественным, но Ипполит Матвеевич не мог вымолвить ни слова. Он забыл, что именно он всегда говорил в таких случаях. Его сковывало то, что никто не подходил к столику.
– Будьте добры! – взывал он к пролетавшим мимо работникам нарпита.
– Сию минуточку-с, – кричали работники нарпита на ходу.
Наконец карточка была принесена. Ипполит Матвеевич с чувством облегчения углубился в нее.
– Однако, – пробормотал он, – телячьи котлеты два двадцать пять, филе – два двадцать пять, водка – пять рублей.
– За пять рублей большой графин-с, – сообщил официант, нетерпеливо оглядываясь.
«Что со мной? – ужасался Ипполит Матвеевич. – Я становлюсь смешон».
– Вот, пожалуйста, – сказал он Лизе с запоздалой вежливостью, – не угодно ли выбрать? Что вы будете есть?
Лизе было совестно. Она видела, как гордо смотрел официант на ее спутника, и понимала, что он делает что-то не то.
– Я совсем не хочу есть, – сказала она дрогнувшим голосом, – или вот что… Скажите, товарищ, нет ли у вас чего-нибудь вегетарианского?
Официант стал топтаться, как конь.
– Вегетарианского не держим-с. Разве омлет с ветчиной?
– Тогда вот что, – сказал Ипполит Матвеевич, решившись. – Дайте нам сосисок. Вы ведь будете есть сосиски, Елизавета Петровна?
– Буду.
– Так вот. Сосиски. Вот эти, по рублю двадцать пять. И бутылку водки.
– В графинчике будет.
– Тогда большой графин.
Работник нарпита посмотрел на беззащитную Лизу прозрачными глазами.
– Водку чем будете закусывать? Икры свежей? Семги? Расстегайчиков?
В Ипполите Матвеевиче продолжал бушевать делопроизводитель загса.
– Не надо, – с неприятной грубостью сказал он. – Почем у вас огурцы соленые? Ну, хорошо, дайте два.
Официант убежал, и за столиком снова водворилось молчание. Первой заговорила Лиза:
– Я здесь никогда не была. Здесь очень мило.
– Да-а, – протянул Ипполит Матвеевич, высчитывая стоимость заказанного.
«Ничего, – думал он, – выпью водки – разойдусь. А то, в самом деле, неловко как-то».
Но когда выпил водки и закусил огурцом, то не разошелся, а помрачнел еще больше. Лиза не пила. Натянутость не исчезала.
Ипполит Матвеевич пил водку и молчал. Так как Лиза не пила и все время порывалась уйти домой, надо было спешить, чтобы успеть выпить весь графин.
Когда на сцену вышел куплетист в рубчатой бархатной толстовке, известную в Марьиной Роще, и запел:
Вы всюду бродите,
Как будто ваш аппендицит
От хожденья будет сыт,
Ипполит Матвеевич уже порядочно захмелел и, вместе со всеми посетителями образцовой столовой, которых он еще полчаса тому назад считал грубиянами и скаредными советскими бандитами, захлопал в такт ладошами и стал подпевать:
Он часто вскакивал и, не извинившись, уходил в уборную. Соседние столики его уже называли дядей и приваживали к себе на бокал пива. Но он не шел. Он стал вдруг гордым и подозрительным. Лиза решительно встала из-за стола.
– Я пойду. А вы оставайтесь. Я сама дойду.
– Нет, зачем же? Как дворянин, не могу допустить! Сеньор! Счет! Ха-мы.
На счет Ипполит Матвеевич смотрел долго, раскачиваясь на стуле.
– Девять рублей двадцать копеек? – бормотал он. – Может быть, вам еще дать ключ от квартиры, где деньги лежат?
Кончилось тем, что Ипполита Матвеевича свели вниз, бережно держа под руки…
Рецепты некоторых вышеперечисленных блюд, опубликованные на сайте "Деревенское хозяйство". Чтобы прочитать текст – кликните по ссылке:
Петр Кириллов — «король» трактирных мошенников. «Москва и москвичи» Гиляровский Владимир Алексеевич
Веселый гусарский ужин. «Очерки кавалерийской жизни» Крестовский В. В.
«Баснословный обжора» или И.А.Крылов на обеде у Императрицы. По рассказу А. М. Тургенева
После съезда приказчиков: голова трещит, руки дрожат.. «Из записной книжки Касьяна Яманова» Николай Лейкин
На царском пиру. «Князь Серебряный» Алексей Константинович Толстой 1862 г.
Стоимость продуктовой корзины в 1927 году. Ужин в ресторане "Прага" из "12 стульев" за 9.20 рублей
Не успела я об этом подумать - как просыпаюсь на матрасе в "пенале" студенческого общежития. Темнеет.
За дверью Киса Воробьянинов уговаривает Лизу Калачеву, которая, как вы помните, утром поссорилась с мужем Колей на почве вегетерианства, идти гулять.
Я облегченно выдыхаю - пока они сходят в кино, пока доедут до ресторана. простите "образцовой столовой МСПО "Прага" - у меня есть время чтобы немного освоиться.
Одеваю черную парусиновую юбку, полосатую трикотажную кофточку. потом вспоминаю, что мне надо будет попасть в ресторан, пусть он и называется "образцовой столовой" и я разыскиваю среди чьей то одежды вполне приличное крепдешиновое платье - с юбкой ниже колена и с модными тогда аппликациями и вставками из отделочной ткани.
вообще то это польская мода 30 годов, но в те времена Польша котировалась на уровне Парижа вообще то это польская мода 30 годов, но в те времена Польша котировалась на уровне ПарижаМаяковский (в том же 1927 году) писал :
Знаю я —
в жакетах в этих
на Петровке
бабья банда.
Эти
польские жакетки
к нам
провозят
контрабандой.
Радует, что женская обувь 30 годов прекрасна - это туфли на полную ногу (брали за образец ножки крепких крестьянских девушек и физкультурниц?) со средним каблуком - удобные и женственные.
Ба! На подоконнике лежит газета. То ли "Известия" то ли "Вечерняя Москва".
Читаю, что по сравнению с январем 1927 года снижаются цены - белый хлеб стоил 22.5 копеек - теперь он стоит 20 копеек за килограмм, топленое масло было 1.56 рублей за килограмм - стоит полтора рубля. селедка стоила 45 копеек за кило - стала 37 копеек.
Вот цена на сахар-рафинад не поменялась - как было 79 копеек за килограмм, так и осталось. Зато подешевел мой любимый ситец (было 52 копейки за метр, стало 48 копеек) . Колбаса вареная первого сорта тоже подешевела - была 85 копеек за килограмм, стала - 80.
( Источник - Газета "Правда" от 01.04.1927)
Однако, пора добираться до "Праги". Хорошо, что от Сивцева Вражка до Арбатской площади - рукой подать.
Пришла как раз вовремя, спряталась за дальним столиком у пальмы;
. карточка была принесена. Ипполит Матвеевич с чувством облегчения углубился в нее.
– Однако, – пробормотал он, – телячьи котлеты два двадцать пять, филе – два двадцать пять, водка – пять рублей.
– За пять рублей большой графин-с, – сообщил официант, нетерпеливо оглядываясь.
«Что со мной? – ужасался Ипполит Матвеевич. – Я становлюсь смешон».– Вот, пожалуйста, – сказал он Лизе с запоздалой вежливостью, – не угодно ли выбрать? Что вы будете есть?
Лизе было совестно. Она видела, как гордо смотрел официант на ее спутника, и понимала, что он делает что-то не то.– Я совсем не хочу есть, – сказала она дрогнувшим голосом, – или вот что…
Скажите, товарищ, нет ли у вас чего-нибудь вегетарианского?Официант стал топтаться, как конь.– Вегетарианского не держим-с. Разве омлет с ветчиной?
(Ильф и Петров, "!2 стульев", глава 12 "От Севильи до Гренады)
Я дождалась, пока Лиза, с трудом скрывая алчность, ела сосиску. Сосиски, кстати, там были действительно вкусные . Ипполит Матвеевич приналег на водочку. Потом началась "клубная программа" - на небольшую эстраду сперва вышел развязный конферансье - вылитый Жорж Бенгальский из "Мастера и Маргариты", а затем - ресторанная певица. Певица слабым голосом исполнила несколько популярных тогда песенок, "Бублички", "Матчиш" и "Утомленное солнце".
Когда Ипполит Матвеевич в очередной раз отлучился в уборную, я не выдержала и подошла к столику Лизы и Кисы.
"Лиза, вы меня не знаете, а я вас знаю. Мне нужно передать вам кое-что". Я буду ждать вас возле кинотеатра "Арбатский Арс". С этими словами я быстро удалилась, потому что Киса уже шатающейся походкой шел обратно, а пьяных я не люблю с детства. Дальше произошел всем известный диалог,
– Нет, зачем же? Как дворянин, не могу допустить! Сеньор! Счет! Ха-мы.
На счет Ипполит Матвеевич смотрел долго, раскачиваясь на стуле.– Девять рублей двадцать копеек? – бормотал он. – Может быть, вам еще дать ключ от квартиры, где деньги лежат?
Кончилось тем, что Ипполита Матвеевича свели вниз, бережно держа под руки.
Я подождала Лизу минут 15 и наконец увидела ее силуэт на фоне темно-фиолетового московского ночного неба. Дело в том что у меня для Лизы был сюрприз.
Я немного узнала про нее и сказалась соседкой ее дальних родственников из Одессы. И сказала , что родные, узнав что Лиза вышла замуж за Колю, презентовали ей на свадьбу кулинарную книгу и передают ее со мной,
На самом деле, книгу я купила днем на Арбате и едва успела пролистать ее сама.
А вопрос к Лизе у меня был такой - сколько можно бегать по столовкам, если можно готовить дома? Коля в своем чертежном бюро получает в лучшие месяц 40 рублей, из них 15 рублей в месяц уходит на вегетарианскую столовую. А если покупать провизию в гастрономе и на Смоленском рынке и готовить самые незамысловатые обеды - они с Колей смогут хотя бы раз в неделю есть мясо.
Тем более, что все порции в книге гораздо скромнее, чем в труде Молоховец.
Например. автор "Кухни на примусе" считает что на бульон для супа на 4-5 человек будет вполне достаточно 200 граммов мяса. Еще она предлагает делать форшмак из отварной картошки с небольшим кусочком мелко порезанного отварного мяса и варить супы из пшеничной и ржаной крупы.
Я надеюсь, что я убедила Лизу в том, что лучше готовить еду самой, чем бегать по столовкам. Ведь, к примеру, килограмм говядины в 1927 году Лиза могла купить по 87 копеек за кило. яйца были по 40 копеек десяток и так далее ( источник - Москва и Московская область 1926/27-1928/29. Статистико-экономический справочник по округам. - М., 1930 . )
Просто сами Ильф и Петров, видимо ,предпочитали питаться в общепите, той же "Праге" или пресловутом ресторане Союза Писателей.
Тем временем, мы вместе с Лизой дошли до общаги на Сивцевом Вражке и распрощались; Мне было пора обратно, в 21 век.
Читайте также: