Где снимали трудно быть богом 1989
Обновлено: 30.06.2024
Трудно быть богом. ФРГ-СССР-Франция-Швейцария, 1990. Режиссер Петер Фляйшман. Сценаристы: Жан-Клод Каррьер, Даль Орлов, Петер Фляйшманн (по одноименному роману братьев Стругацких). Актеры: Эдвард Жентара, Александр Филиппенко, Анн Готье, Кристина Кауфман, Андрей Болтнев, Пьер Клементи, Михаил Глузский, Элгуджа Бурдули, Вернер Херцог, Регимантас Адомайтис и др.
Режиссером этой экранизации культового фантастического романа братьев Стругацких стал известный немецкий режиссер Петер Фляйшман, а в главных ролях снимался мощный ансамбль немецких, французских и советских актеров.
Картина снималась долго и на советские экраны вышла только в 1990 году.
Советская кинопресса отнеслась к ней вполне снисходительно.
К примеру, кинокритик Виктор Демин (1937-1993) в «Спутнике кинозрителя» написал весьма непривычную для себя статью, в которой он всячески стремился избежать каких-либо оценок фильма (Демин, 1990: 6).
Зато кинокритик Всеволод Ревич (1929-1997) в принципе положительно оценил эту экранизацию, подчеркнув, что «Петер Фляйшман, упрямо преодолев бюрократические редуты, недавно закончил совместный (с СССР) двухсерийный фильм, сохранивший название романа Стругацких. Трагедия романного Антона-Руматы — в том, что он загнал себя в духовный тупик, так и не сумев обратить святые гуманистические принципы, в которых воспитывался с детства. В фильме П. Фляйшмана мы видим несколько иную исходную диспозицию. Да, народ Арканара забит, да, лишенные совести временщики творят с ним, что хотят. Да, образ «серого кардинала», фактического правителя Арканара дона Ребы, созданный А. Филиппенко, выходит за региональные и медиевистские рамки, приобретая зловещие черты тиранов всех времен и народов. По этой части принципиальных расхождений с книгой нет. А вот что уже ново. Странно, но облик противостоящей стороны тоже не вызывает у нас восторга. Высокоразвитые и всемогущие земляне не только не знают, как помочь населению планеты, но, похоже, и не хотят этого знать» (Ревич, 1990: 13).
Мнения зрителей XX века о фильме «Трудно быть богом» существенно отличаются:
«Потрясающий фильм! … Конечно, в фильме есть расхождения с текстом книги… но потрясающий актерский состав и мастерство актеров сделали этот фильм полным напряжения и красоты. Пейзажи Арканара потрясают своей необычностью, а бои и луч лазера в одной из последних сцен украшают фильм дополнительной динамикой» (А. Кузьмин).
«Мне эта экранизация показалась малоудачной. Редко, когда исправлениями финала можно что-то улучшить. Ведь роман Стругацких глубоко трагичный… Да и с декорациями непонятка» (Забар).
«Трудно быть богом» Как делался фильм: свидетельства участников съемок
Последний фильм Алексея Германа снимался в течение 15 лет и был закончен уже после смерти режиссера. «Воздух» поговорил с участниками съемок о том, как они прожили все эти годы.
Евгений Прицкер, редактор:
«Леша говорил, что никогда не закончит картины»
«Я редактор Германа с 1990 года, провел всю картину «Хрусталев, машину!» с первого обсуждения сценария до Каннского фестиваля, а потом перешел на «Трудно быть богом». Леша попросил меня найти их с Борисом Стругацким первый сценарий 1968 года. Я нашел. Прочел. Леша спрашивает: «Ну как?» Я отвечаю: «Ну, Леша, это же нельзя снимать, это же комсомольский опус какой-то!» Он удивился, прочитал сам и говорит: «Да, ну мы и понаписали». Там была у них, например, такая страна Соан, в которую Румата уводил умников, так вот этот Соан расшифровывался как Сибирское отделение Академии наук. В общем, нужно было все это переписывать, что они со Светой (Кармалитой, женой и соавтором Германа. — Прим. ред.) и сделали.
И вот сценарий написан, начался подготовительный период. Света и Леша уехали в первую чешскую экспедицию, и вдруг наш продюсер Витя Извеков вспоминает, что мы забыли заручиться согласием Стругацкого. Я поехал к нему, вручил сценарий. Борис Натанович спрашивает: «Можно взять на время?» Я отвечаю: «Да что вы, возьмите совсем, только напишите бумагу, что не возражаете против запуска». Он говорит: «Так ведь я же не читал». «Ну а вы думаете, — сказал я, — что, когда вы прочтете, что-нибудь изменится?» Он подумал немного, сказал: «Да нет» — и поставил подпись.
Когда возник Ярмольник, Леша не знал, что он популярный актер — он его знал только в качестве цыпленка табака. Но он Леше понравился. Во-первых, потому что у него тоже нос большой, не хуже, чем у Александра Лыкова, который вначале на эту роль предполагался. Во-вторых, Леша всех претендентов проверял на пробах, но не говорил им, что именно и как он проверяет. А там среди прочих сцен была одна с мудрецом, который говорит: «Уничтожь нас, сдуй нас в пыль, чтобы нас никогда не существовало, раз мы такие мерзавцы». А Румата ему отвечает: «Я не могу этого сделать, мое сердце полно жалости». И вот эта фраза понравилась Леше больше всего в исполнении Ярмольника. Леня до сих пор не верит, а это правда. Эта фраза, и только она, обусловила появление Лени на площадке.
Администрации казалось, что график съемок есть, и Герман делал вид, что он есть. Но я-то прекрасно знаю Лешу. Мы сидели в феврале 1999 года в кафе с Извековым, и он мне рассказывал на полном серьезе, что собирается выпустить картину на экран уже через полтора года. Наивный Витя. Съемки затянулись, потому что материал был очень тяжелым и Леша много болел. Он даже говорил, что никогда не закончит картины. Несколько раз собирался написать бумагу, что запрещает кому бы то ни было доделывать фильм в случае, если с ним что-нибудь случится. Потом это прошло. Тем более что Леша сделал все сам — и монтаж, и озвучку. Он просто не успел это соединить вместе. За него это в итоге сделал Леша-младший. Он ничего не менял в картине — не пытался, да ему бы никто не позволил. Мы сидели со Светой с ним рядом и следили за исполнением воли старшего Германа. Думаю, Леша был бы доволен».
Фотография: «Ленфильм»/«Студия Север»
Елена Жукова, художник-постановщик:
«Седло Руматы делали год»
«Первые три месяца Алексей Юрьевич решал, какое Средневековье он хочет взять за основу: делать восточным, или ориентироваться на Европу, или изобразить его русским, как в «Андрее Рублеве». И как снимать — в цвете или в ч/б. В итоге выбрал черно-белую Европу. Из сценария было сразу понятно, что объем работы художника-постановщика колоссальный, и на картину позвали сразу трех художников. Великую Беллу Маневич, которая сделала «Белое солнце пустыни», «Женитьбу», «Собаку Баскервилей» (ей на тот момент было под восемьдесят, но она была необыкновенного вкуса и энергии женщина). Георгия Кропачева, который тоже был зрелым мастером. Ну и меня, бодрую девочку. Мы поделили все объекты в картине на троих, и каждый делал свои, понимая, что по ходу действия одни и те же объекты переходят из сцены в сцену.
Одним из моих объектов была окраина Арканара. Это самое начало картины, общий заявочный план вот этого средневекового мира. И там в кадре появляется все, начиная от ложек и плошек и заканчивая транспортом, оружием, конским снаряжением — то есть фактически все, что есть в кадре на протяжении всего фильма. Первые полгода прошли в бесконечном поиске, пробах всего на свете: форм, фактур, материалов — и как они будут смотреться на пленке. В 8 утра выходишь из дома, а возвращаешься в лучшем случае к полуночи. А дальше, когда начались архитектурные разработки, уже почти и не заходили домой.
Взять хотя бы обвес костюма Ярмольника: фляги, кошельки, два кинжала, двуручный меч (и это не считая самого костюма со всеми этими доспехами, наплечниками и так далее) — так вот один только обвес, который средневековый человек носил с собой, составлял около 70 килограмм. И Алексей Юрьевич всегда просил, чтобы все было надето сразу же на человека — и на репетициях, и всегда.
Герман был очень грамотным, образованным, с великолепным вкусом и чувством меры. Все детали у него работали на образ, и он все образы принимал сам. По его отправным указаниям делались все предметы на площадке — от булавок и чашек до домов. Седло Руматы мы делали год. А про сбрую Герман говорил так: «Эти лошади должны в итоге выглядеть как бэтээры, ни больше ни меньше». У него было свое понимание картинки, и он мог спокойно сказать нет, если вещь ему казалась неправильной, сколько бы сил ни было в нее вложено. Причем на картине работали десятки лучших мастеров, и какая-нибудь кирка могла изготавливаться у трех-четырех человек: один кует форму, второй полирует, третий чеканит, четвертый камни ставит… Вроде бы есть где-то какие-то склады с этим уникальным реквизитом, но я не в курсе: меня хватило всего на два с половиной года».
Фотография: «Ленфильм»/«Студия Север»
Виктор Извеков, исполнительный продюсер:
«Мучился больше всех всегда Алексей Юрьевич»
«Фильм финансировали частные инвесторы, люди, которым небезразлична судьба нашего искусства. А государство стало очень мощно нас поддерживать на последней стадии. Весь прокат — печать копий, реклама, инфоподдержка — это все Фонд кино и Министерство культуры.
C самого начала было непонятно, что мы будем работать так долго. Лично я считал (а Алексей Юрьевич мне обещал), что мы достаточно быстро фильм сделаем. Но мы взяли такой размах, что получилось как получилось. И люди, которые давали деньги, отнеслись к этой ситуации совершенно спокойно. Вообще, разговоры про деньги в связи с «Трудно быть богом» вызывают у меня скрытое раздражение. Потому что тут совершенно не тот случай, когда нужно говорить про деньги, — это несоизмеримо со значением картины. Кто-то уже написал: «Пятнадцать лет, которые делалась эта картина, ничто по сравнению с вечностью, которую ей предстоит жить». Обычно как: сделали боевик, везде раструбили, что бюджет сто двадцать миллионов долларов, а собрал он уже шестьсот миллионов — чистая коммерция. Но никто никогда ни с какого перепугу не ожидает коммерческих успехов от человека, который творит искусство в чистом виде.
Этот фильм состоялся еще и потому, что почти все актеры и члены съемочной группы относились к нему самоотверженно. У Германа группа комплектовалась и шлифовалась в альпинистскую связку годами, основной костяк работал не одну картину с ним, и люди гордились тем, что они в составе этой команды. Они знали, что будет трудно, но понимали, что результат будет стоить всех мук. А мучился всегда больше всех Алексей Юрьевич. У человека было легендарное отношение к работе, перфекционизм, где-то с перебором, но он иначе не умел. И никто из группы не рассматривал его фильм как средство заработать».
Фотография: «Ленфильм»/«Студия Север»
Юрий Клименко, оператор:
«Мы могли репетировать неделю и снимать один кадр»
«Я лежал больной, ко мне приехал Ярмольник, сказал, что Герман в Чехии начал снимать и хочет, чтобы я был оператором. Работа оказалась интересная и не могу сказать, что особенно тяжелая. Мне с Германом было легко, потому что установилось полное взаимопонимание и никаких творческих конфликтов не возникало. Если тебе интересно, не так уж важно, в грязи ты при этом лежишь или стоишь на балу. Единственным непривычным для меня моментом было то, что я в первый — да и в последний, наверное, — раз работал на картине, где так много репетировали. Мы могли репетировать неделю и снимать один кадр, потом еще неделю или дней десять репетировать — и опять все ради одного кадра. И так было всю дорогу. Помню, как-то репетируем третий день — одно и то же, одно и то же. Ко мне подходит Света Кармалита и спрашивает: «Юра, как думаете, можем снимать?» Я говорю: «Да, конечно, можем. Вчера еще могли». А она: «Что вы, Юра, материал еще совсем сырой!» Но надо отметить, что репетиция у Германа была как съемка. Каждый раз все были в костюмах, загримированы, если нужен был дождь или пожар, у нас всегда работало четыре пожарные машины, две бригады пиротехников, две бригады спецэффектов. Казалось бы, обычно все репетируют в своей одежде, как кому удобно, но не здесь. Мне тогда казалось, что это излишне, но подобного результата, вероятно, можно было добиться только таким образом.
Ленфильмовские художники обустроили в Чехии пять замков, и должен сказать, что размах и качество этого строительства были необыкновенные. Ведь что такое замок — каменная стена и какие-то сохранившиеся постройки внутри. А художники смогли это все оживить. На экране это, возможно, не очень понятно, но на натуре все выглядело просто потрясающе. И само по себе вот это воссоздание среды на германовском уровне было абсолютно адекватным. Он очень много изучал Средние века и поэтому добился чуть ли не документальной достоверности. Понятно, что все более-менее образованные люди представляют, как там все выглядело. Но Герман, мне кажется, куда-то еще глубже копнул и выкопал какие-то вещи, о которых мы даже и не знаем».
Фотография: «Ленфильм»/«Студия Север»
Наталья Раткевич, художник-гример:
«Герой с обыкновенным лицом в кадре только один»
«Чтобы загримировать всех действующих лиц, и актеров, и нас вызывали на площадку часа за четыре до начала съемок. Впрочем, съемки шли постоянно, потому что все время были еще и репетиции, очень сложные, с большим количеством планов, с десятками, а то и сотнями персонажей, и всех их надо было научить, что делать, потому что у каждого была своя задача: посмотреть, замахнуться, пройти, упасть. Поскольку все это происходило в грязи, в нечистотах, в воде — обычная для Средневековья ситуация, — то и все люди в кадре были грязными, и нам изо дня в день надо было воссоздавать их грим таким, каким он был накануне.
Ассистенты Германа все эти годы искали и приводили на площадку людей со странными, нетипичными лицами, а мы добавляли им болезненности и изуродованности. У Алексея Юрьевича же была такая задумка, что люди годами не мылись, поэтому ходили в струпьях, прыщах и с различными кожными повреждениями — вот мы их и делали. Нормальный герой с обыкновенным лицом в кадре только один — Ярмольник.
Были и обидные ситуации. Например, один актер был утвержден на роль, ждал ее шесть лет, специально не брился, отрастил себе бороду до пояса. А когда дело наконец дошло до сцены с его участием, Алексей Юрьевич передумал и взял на роль другого актера. А ведь мы уже под того, первого, и разрубленную голову сделали. Но вообще Алексей Юрьевич — очень хороший и интересный человек, и все эти сложности были оправданны. Он просто художник настоящий, который очень четко видит картинку в мельчайших деталях целиком. И он так четко знал, чего он хочет, что делал все, лишь бы снять именно это».
Фотография: «Ленфильм»/«Студия Север»
Юрий Фетинг, режиссер:
«Герман не любил снимать артистов»
«У Алексея Юрьевича я был режиссером по работе с актерами. Был с ними на пробах, выводил их на площадку, разводил по мизансцене. Актеров было много. Гигантское количество инопланетных лиц, которые искали по всему миру, по всем бомжацким, помойкам, паркам, интернатам — везде. Это были особенные лица. Единственное человеческое лицо должно было быть у Руматы. У Стругацких было задумано, что он в итоге тоже становится частью этого мира, а что случилось в фильме с Леонидом Исааковичем Ярмольником, рассказывать не буду — сами увидите.
Среди людей, которые снимались, были люди с физическими и психическими отклонениями, но они часто были талантливее, органичнее, чем профессиональные артисты. Алексей Юрьевич вообще не любил снимать артистов, потому что они знают, как надо сниматься, а эти люди природные — их поставили, попросили что-то делать, и они делают, ничего не выдумывая. Многие, кто в обычной жизни считается больным и ни к чему непригодным, у нас на площадке оказывались талантливыми артистами. И с ними было гораздо легче, чем с театральными актерами, которых надо было переучивать. Алексею Юрьевичу нужен был белый лист, на котором он рисовал свою картину, а театральные актеры приходили со своими листами, полностью исписанными. А неартисты приносили то, что надо. Они не падали перед Германом на колени, они просто были счастливы, что они нужны, что за ними ухаживают, что их кормят. Самое неприятное было, когда работа закончилась, а они все приходили к воротам студии в надежде, что им предложат еще сниматься.
Чтобы не было так грустно, я расскажу одну веселую историю со съемок. Алексей Юрьевич делал странные кадры, которые вызывали у народа шок. Он, например, понимал, что в одном из первых кадров у него должен быть мальчик, который идет по улице и видит висящий в эркере туалет, в котором должна быть женская задница. И мальчик должен был в ярости ткнуть в нее пикой. Алексей Юрьевич заказал пластмассовую женскую задницу. В Чехию отправился трейлер безо всяких опознавательных знаков «Ленфильма», наполненный отрубленными частями тел, трупов повешенных, все очень натуральное, ну и венчала все это шикарная задница. На границе грузовик остановили. Подходит таможенник, открывает брезент. Бледнеет, замирает, а потом говорит: «Ну вы это, как-то… Осторожнее надо».
Фотография: «Ленфильм»/«Студия Север»
Константин Поляков, разнорабочий:
«Мы с инвалидами бегали наводить жуть на поварих»
«Одна моя подруга подвизалась на съемках каким-то тридесятым ассистентом. Она была совершенно очарована, буквально загипнотизирована Германом — почти не появлялась дома, почти жила на объектах. Причем у нее семья была отличная, дети, дом, но вот переклинило человека. Мы всей компанией ее за это осуждали. И вот однажды летом я шел по Каменноостровскому, рядом с «Ленфильмом», увидел ее на другой стороне проспекта и стал махать ей руками, кричать: «Подожди меня!» — и в этот момент ко мне в рот залетела пчела и укусила меня. Это было ужасно больно. Катя повела меня к медсестре на «Ленфильм». Я уже в полуобморочном состоянии, еле ноги передвигаю, превращаюсь в какой-то чайный гриб, глаза закрываются, Катя меня ведет, как слепого. Заходим на «Ленфильм», все охают, и тут вдруг раздается нечеловеческий рык: «Куда?! Стоять!» А потом ласково: «Ух, какой красавец! Ох и урод! Срочно в кадр!» Катя отвечает: «Алексей Юрьевич, да его пчела укусила, мы к медсестре идем!» А голос: «Ничего не хочу знать, срочно в кадр!» Так я попал к Герману.
Когда отек прошел и я превратился в обыкновенного человека, Алексей Юрьевич меня из кадра удалил. Но я увидел, как это здорово — кино, и стал всем подряд помогать. То какие-то фильтры запылить надо, то отмыть что-то, то настоящим инвалидам помочь сориентироваться. Они с юмором были многие — мы бегали жуть наводить на поварих и бухгалтеров.
Больше всего меня завораживало, как Герман работал. Снимаем сцену, в ней сто персонажей, каждый занят своим делом, каждого поставили на свое место, и к каждому Алексей Юрьевич подойдет, повернет его так, как ему нужно, скажет, куда должны смотреть глаза, что должны делать руки и ноги. И вот они застывают на мгновение, а по команде «мотор» начинают двигаться ровно так, как им и сказано — будто это какая-то гигантская механическая шкатулка. И вроде все прекрасно, но вдруг: «Стоп!» — оказывается, птица какая-то полетела не вверх по кадру, как хотелось. И все, переснимаем.
Однажды я пришел в курилку и там, в клубах дыма, встретил своего учителя по скрипке, полуголого и зататуированного — оказалось, что он в массовке вместе со своей женой, учительницей математики. Они оба меня мучили в детстве. Они так смутились оба, что пошли красными пятнами и никак не могли успокоиться. Зато в кадре смотрелись изумительно — как будто у обоих страшный псориаз.
Однажды я взял у реквизиторов отрубленную кисть руки поносить, чтобы друзей напугать и вернуть. Но друзья испугались даже больше, чем я рассчитывал, сорвались и избили меня за такие шуточки. Я принес кисть обратно, а сам весь заплывший, с синяками и ссадинами. Вижу, Алексей Юрьевич меня приметил. И кричит: «В кадр! В кадр!» А сам сияет как солнце. Есть у него такое удивительное свойство — когда он очень доволен, он вроде и не улыбается, а все равно сияет, и энергия из него так и прет».
vova_91
В СССР снималось немало фантастических фильмов. Нередко советские режиссеры проводили съемки на фоне уникальных пейзажей, не прибегая к дополнительным декорациям.
Средневековый пещерный город-крепость Чуфут-Кале, расположенный в Крыму, был выбран для съемок фантастического фильма «Трудно быть богом», снятого немецким режиссером Петером Фляйшманом во время перестройки в 1989 году. Картина была поставлена по одноименной повести братьев Стругацких, написанной в 1963 году. В настоящее время от когда-то процветавшего города сохранилось не так много, но то, что осталось вызывает восхищение. Здесь есть прорубленные в скале пещеры, остатки мечетей. До сих пор в Чуфут-Кале находят клады. В XVII веке в крепости держали русских пленных, за освобождение которых крымские ханы требовали выкуп. Когда-то здесь было около 400 домов, в которых проживало 5 тыс. жителей. Чуфут-Кале был заброшен в конце XIX века, когда его обитатели переселились в места, где проблема снабжения водой стояла менее остро.
Во время съемок в хозяйственных пещерах Чауш-Кобасы располагалась ставка ученых-прогрессоров, которые наблюдали за работой дон Румата Эсторского. «Трудно быть богом» снимали и в другом средневековом городе Эски-Кермен. Съемки фильма также проходили на Поликуровском холме в Ялте, у Белой Скалы (Ак-Кая ) в долине реки Биюк-Карасу и на Мангупе.
Мыс Опук стал местом съемок знаменитого фильма «Отроки во Вселенной», вышедшего на экраны в 1974 году. Он был снят режиссером Ричардом Викторовым. Действие этой картины происходит на планете Вариана в созвездии Кассиопея. Южное побережье Керченского полуострова как нельзя лучше подошло для съемок. Съемочной группе разрешили снимать на территории военного полигона, располагавшегося в этом месте. Воронки от многочисленных снарядов напоминали кратеры от метеоритов, а пустынная местность выглядела как безжизненная поверхность другой планеты. В этом районе почва имеет высокую концентрацию солей, что также усиливало эффект. Консультантом был известный лётчик-космонавт СССР Георгий Береговой, который поспособствовал тому, чтобы съемочной группе разрешили снимать на полигоне. Все модели техники, использованной в фильме, в том числе звездолет «Заря», были изготовлены в натуральную величину, и, по словам участников съемочного процесса, было полное ощущение прибытия на планету представителей инопланетной цивилизации.
КАЛЬДЕРА ВУЛКАНА УЗОН
В 1973 году в СССР вышел фильм «Земля Санникова», который снимали режиссеры Альберт Мкртчян и Леонид Попов. Некоторые кадры для этой картины (события после землетрясения и остывание Земли) записывали на территории Кроноцкого заповедника в кальдере вулкана Узон на Камчатке. Это место известно своими гейзерами. По-видимому, сочетание поднимающегося над землей пара и снега на сопках сподвигло режиссеров снять трагический момент нарушения хрупкого природного баланса. Актерам в кальдере побывать не удалось: эпизоды с их участием записывались в павильонах «Ленфильма», на Финском заливе, в Ялте и Кабардино-Балкарии. Камчатку посетили только режиссеры и операторы, проводившие панорамные съемки.
БУХТА ЛАСПИ
Бухта Ласпи – одно из самых живописных мест в Крыму. Здесь проходили съемки знаменитого фильма «Человек-амфибия». Первоначально снимать картину планировали в Саргассовом море, но это путешествие обещало быть слишком дорогим, поэтому от поездки отказались. Еще одним местом съемок могло стать побережье Каспийского моря, но там была мутная вода. Дно в Черном море оказалось не таким богатым, как в Саргассовом море, поэтому было решено использовать пластмассовые копии кораллов, скал, поролоновые водоросли. В то время в СССР не было хорошей аппаратуры для съемок под водой, в связи с чем американцы говорили, что попытка экранизировать роман Александра Беляева обречена на провал. До этого момента никто из советских режиссеров не снимал художественный фильм под водой, были только документальные фильмы. Тем не менее, картина вышла на экраны в 1961 году и стала одним из самых любимых советских фильмов. В 1967 году был проведен научный эксперимент, получивший название операция «Ихтиандр». Ее целю было изучение возможности длительного пребывания человека
В 1979 году в СССР вышел фильм «Отель “У погибшего альпиниста” по мотивам одноименной повести братьев Стругацких. Пейзажные съёмки для этой картины проводились рядом с горнолыжным курортом “Чимбулак” (“Шымбулак”) в горах Заилийского Алатау в Алма-Атинской области Казахской ССР. Курорт действует до сих пор. “Шымбулак” находится на высоте 2260 м над уровнем уровня в 25 км от Алматы. Горнолыжная база в этом месте начала действовать с середины 50-х годов.
Панорамные съемки для фильма записывали немного выше по ущелье, в урочище Ворота Туюк-Су. Это место по-настоящему красиво: снежные склоны здесь украшают вечнозеленые тянь-шаньские ели. Здание гостиницы, попавшее в кадр, было похожим на европейское, поэтому у многих зрителей сложилось впечатление, что съемка производилась где-нибудь в Альпах. Сама гостиница до настоящего времени не сохранилась. Интересно, что сейчас недалеко от «Чимбулака» в Малом Алматинском ущелье (около часа пешком) находится памятник погибшим альпинистам Казахстана.
В Каракумах снимал Георгий Данелия любимый многими фильм «Кин-дза-дза». Пустыня стала местом, куда прораб Владимир Машков и студент Гедеван попадают после неосторожного обращения с «машинкой перемещения». Съемки проходили в Каракумах в 1984 году недалеко от города Небит-Даг Туркменской ССР. Снимать приходилось в сложных условиях. Так получилось, что актеры приехали сюда летом, в самую жару, хотя изначально съемки планировалось провести весной. Во время съемок произошел курьезный случай. Из-за ошибки груз с моделью пепелаца был отправлен во Владивосток. В результате съемочной группе пришлось жариться на солнце еще 1,5 месяца. Снимать начинали в шесть часов утра, нов 12 часов их приостанавливали из-за палящего солнца. По словам актеров, это были самые изматывающие съемки в их жизни.
Окрестности таджикского города Исфара привлекали многих советских режиссеров. Изначально здесь планировали снимать фильм «Сталкер», но потом съемки перенесли в Эстонию. В итоге рядом с заброшенным нефтеперерабатывающим заводом были сняты эпизоды фильма «Через тернии к звездам». Пустынное место должно было изображать гибнущую планету Десса. Здесь располагался Институт Глана, занимавшийся проблемой чистого воздуха. Так получилось, что во время съемок в 1977 году в Исфаре произошло землетрясение, разрушившее город. Съемочная группа оказалась в центре этих событий.
«Трудно быть богом» Будущего не существует
На Римском кинофестивале состоялась премьера последнего фильма Алексея Германа, который, казалось, никогда не будет закончен. Антон Долин считает, что, бесконечно затягивая время, Герман в итоге идеально с ним совпал.
Люди с Земли прилетели на другую планету, где царило мрачное Средневековье. Люди надеялись на скорое Возрождение, но в Арканаре все было спокойно: ведьм по-старинке сжигали на площадях, художников и писателей топили в нужниках, несогласных отправляли к палачам в Веселую башню. Тогда люди с Земли подумали: а вдруг что-то можно изменить? Этот сюжет мы знаем наизусть, даже если не читали «Трудно быть богом» Стругацких. Всем известно, что с далекого 1999 года фильм об этом снимает главный русский режиссер. И скоро — вот-вот, с года на год, — работа будет закончена. Потом не стало автора, а картину продолжали доделывать. К этому привыкли. Но вдруг случилось невозможное: премьера — да еще в Риме.
Фильмов-мифов в истории кино существует немало, но «Трудно быть богом» переплюнул их все, приобретя легендарный ореол не после того, как его увидели зрители, а до. Не надувательство ли? Такие обвинения прозвучат наверняка. Хотя, честно говоря, непросто представить, как это зрелище может не произвести впечатления. После трех часов в зале не только веришь, что работа над фильмом потребовала полутора десятилетий, но и удивляешься, как съемочная группа уложилась в такой небольшой срок. Фильм поглощает свой миф, ты забываешь обо всем, что знал о нем и читал, — ты беззащитен, будто новорожденный. Неуютное чувство, которому трудно сопротивляться. Ведь Герману удалось разоблачить сам кинематограф, обнулить его, а мы — всего лишь зрители. Остается традиционный способ защиты: «Круто, но не мое». Еще бы. «Мое» об этом фильме мог сказать лишь один человек, и его больше нет в живых.
Как волшебный мешок из сказки или космическая черная дыра, «Трудно быть богом» вмещает в себя немыслимое количество визуальной, чувственной и интеллектуальной информации: и корову, и быка, и кривого мясника (всех этих персонажей можно при желании отыскать на экране). Эта картина настолько агрессивна и трансгрессивна, что кажется опасной если не для жизни, то уж точно для нервной системы. Как вытерпели такое зрелище чиновники из Москвы, и вовсе непонятно. Тут же в каждом кадре — сопли, слюни, моча, кал, грязь, а еще жопы, сиськи, члены (мужские и конские), прочие пузыри земли. Ждали чего-то культурного: Босха с Брейгелем, Бориса с Аркадием. А здесь — такое. Но из этого инфернального варева и кристаллизуется главный смысл: о Серых и идущих за ними Черных, о повсеместности жизни и преодолении ее смертью, о тщетности любых усилий хоть что-то где-то когда-то изменить. И о том, как эти усилия необходимы, потому что без них жить невозможно.
В принципе, экзальтацию хорошо бы пригасить. Ничего такого феноменального. Великий фильм; они случаются. Последний фильм — или, как поправил прекрасный французский критик, «терминальный». Тоже бывает. Терминальный, как болезнь. Только без мелодраматических выводов («Не этот ли фильм убил великого художника?»). Нас убивает сама жизнь, учит Герман, а диагноз он поставил себе в середине 60-х, когда впервые прочел роман Стругацких: кроме всего прочего, эта картина — еще и довольно точная экранизация.
Монтаж «Трудно быть богом» без звука видели многие, но текст, шумы и музыка в финальной версии изменили кое-что важное. Оказалось, сакрального в этой возвышенной скверне ничуть не больше, чем смешного. Благородный дон Румата Эсторский, этот земной Штирлиц без страха и упрека, из благородного Ланцелота в сияющих доспехах превратился в шута. Сам Леонид Ярмольник уверяет, что шекспировского, хотя на ум приходит другой: скоморох из «Андрея Рублева». Там главными героями были интеллигенты (в терминологии «Трудно быть богом» — умники), а шут лишь встречался им на пути; здесь все наоборот, и переодетый в небожителя скоморох спасает от верной смерти беззащитных книжников. Тот фильм Тарковского был у Германа одним из любимых, и без него, может, не возникла бы череда комиков-трагиков в его фильмах: в этом амплуа один за другим побывали Ролан Быков в «Проверке на дорогах», Юрий Никулин и Людмила Гурченко в «Двадцати днях без войны», Андрей Миронов в «Моем друге Иване Лапшине». Теперь Ярмольник — выдающийся драматический актер. Хотя и кривляется тоже будь здоров.
Смешное и страшное сталкиваются и смешиваются друг с другом в бесконечных анахронизмах. Арканарское средневековье уж больно похоже на ХХ век, которому Герман посвятил остальные свои фильмы. Вместо единобожия здесь — язычество, но на стенах под слоями пыли вдруг проступают ренессансные фрески. Зато рыцарские стеганые куртки — ну чисто лагерные ватники, и монах-инквизитор вдруг проговорится, назвав деревянные таблички-ярлыки «документиками». Тут и становится ясно, почему это псевдофэнтези такое бесстыже-документальное: снято оно будто бы на скрытые камеры шпионами, засланными на семьсот-восемьсот лет назад.
Когда Герман, готовясь к «Проверке на дорогах», разбирался — первым в истории советского кино, — как на самом деле одевались партизаны (а одевались они в форму убитых солдат вермахта), казалось, будто он преследует одну цель: проникнув в прошлое, восстановить истину. Потом выяснилось, что природа его интереса ко времени сложнее. Он исследует эту субстанцию не как правозащитник, историк или даже философ. Герман — путешественник во времени, проникновение в тайну которого стало для него путем к бессмертию. И он добился своего: в его последних трех фильмах разделение на прошлое и будущее отменено. В них всегда царит настоящее, во всех смыслах слова. Это и есть германовское средневековье — эпоха, застывшая между памятью о жутком вчера и надеждой на светлое завтра, в котором оковы все-таки падут. Когда Румата в конце «Трудно быть богом», в отличие от героя Стругацких (который в большей степени был землянином Антоном, чем инопланетным вельможей), решает остаться жить в Арканаре, он признает власть настоящего над собой. Потому что будущего не существует.
Герман всегда опережал время своими фильмами — а оно его, будто в отместку, тормозило. Причем постоянно на один и тот же промежуток, будто подавая знак. 14 лет между завершением «Проверки на дорогах» и перестроечным прокатом картины, наконец-то снятой с полки. 14 лет между снятым в еще ортодоксальном СССР «Моим другом Иваном Лапшиным» и премьерой антитоталитарного авангардного «Хрусталев, машину!» в Каннах. 14 лет от того исторического показа — до посмертного награждения «Трудно быть богом» в Риме. Время победило Германа: его больше нет с нами. Но победа оказалась пирровой: Герман и после смерти догнал время, идеально с ним совпав. Юродивые пляшут в храмах и прибивают гениталии к брусчатке. Книжники с умниками опять не в чести. Черный орден твердит о морали и нравственности. Разве что костров пока на площадях не жгут, но, кажется, это ненадолго. И все постоянно надеются, что появится какой-нибудь бог в ослепительных доспехах, в каждой руке — по мечу. Герман предупреждает: не надо надеяться. Бог не доел свой суп, бог куда-то подевал и никак не может отыскать последние чистые штаны. Бог вообще чудовищно устал. Не тревожьте его по пустякам. А то совсем плохо будет.
Читайте также: