В самую долину смерти ворвались шестьсот

Обновлено: 05.07.2024

Одним из ярчайших символов Крымской войны 1853-1856 годов является атака Лёгкой бригады. Эта история началась 25 октября 1854 года, в ходе Балаклавского сражения, когда командующий британскими войсками лорд Реглан отдал своей кавалерии приказ не дать врагу «увезти пушки». Этот приказ вызвал недоумение у командующего кавалерией лорда Лукана, который со своей позиции не видел местности и не понимал, какие именно пушки он должен отбить. И только экспрессивный жест доставившего приказ капитана Нолана, неопределённо ткнувшего рукой в сторону, вкупе с категорической формулировкой приказа заставил Лукана принять решение. Последствием этого стала легендарная атака Лёгкой бригады, которая сегодня является неотъемлемой частью английский и мировой военной истории.

Крымская война стала одним из самых кровопролитных конфликтов второй половины ХІХ века. Противоречия между Российской империей с одной стороны и Турцией, Великобританией и Францией с другой вылились в боевые действия в Европе и Азии, на суше и на море. Основным театром этой войны стал Крым, где в сентябре 1854 года высадились британские, французские и турецкие экспедиционные войска. 20 сентября 1854 года союзники нанесли поражение русской армии в сражении на реке Альма и двинулись к Севастополю, который был главной целью кампании. Свою базу британцы развернули в городке Балаклава.

Лёгкая бригада в Крыму

Кавалерийские силы британской «Восточной армии» в Крыму состояли из дивизии под командованием генерал-лейтенанта Джорджа Чарльза Бингхэма, 3-го графа Лукана. В состав дивизии входила Тяжёлая бригада бригадного генерала Джеймса Йорка Скарлетта и Лёгкая бригада генерал-майора Джеймса Браднелла, 7-го графа Кардигана. Каждая из бригад состояла из пяти полков по два эскадрона. Общая численность эскадрона по штату равнялась примерно 140 всадникам, соответственно в полку — 280, а в бригаде — около 1400 человек. Кроме того, дивизии придали две батареи конной артиллерии (12 орудий).

В мирной жизни командир Лёгкой бригады граф Кардиган владел скаковыми лошадьми и имел репутацию блестящего наездника. В армии он служил с 1824 года, Крымская война стала для него первой. Долгое время Кардиган был командиром 11-го гусарского полка — эту должность он попросту купил благодаря существовавшей в то время практике. Ежегодно он вкладывал колоссальные суммы личных средств в оснащение полка, и тот находился на хорошем счету. После начала Крымской войны Кардигану предложили возглавить Лёгкую бригаду, и он с готовностью отправился на войну. Будучи представителем высшей британской аристократии, граф любил роскошь — в Крым он приплыл на собственной яхте «Драйяд», поставил её на якорь в Балаклавской бухте и жил на ней. Кроме всего прочего, Кардиган был шурином лорда Лукана, но они ненавидели друг друга — Лукан женился на одной из сестёр Кардигана и, как считал граф, плохо с ней обращался. Свои взаимоотношения генералы не скрывали, часто пререкаясь на людях. Из-за этого обстановка в кавалерийском командовании была напряжённой. Единственное, что объединяло Лукана и Кардигана, это то, что их обоих не любили в войсках.

К моменту описываемых событий Лёгкая бригада состояла из следующих полков:

В историографии любое упоминание о Лёгкой бригаде сопровождается восторженными эпитетами. Например, русский историк Е.В. Тарле говорил, что её полки — это «отборные части, поражавшие красотой и великолепием конного состава». Часто говорится и о том, что в бригаде служил «цвет английской аристократии». На самом деле всё было немного проще — рядовые, сержанты и даже некоторые младшие офицеры были выходцами из простых семей (солдат нередко набирали из самых низов общества), а к аристократии принадлежали старшие, средние и часть младших офицеров. При этом в Крыму полки бригады и близко не соответствовали заявленной штатной численности в 280 человек, насчитывая около 150 бойцов каждый. Причинами были неполное укомплектование полков перед началом кампании, а также болезни (холера, дизентерия и другие), обрушившиеся на армию после высадки в Крыму. Впрочем, полки бригады действительно являлись цветом британской кавалерии, имели богатые боевые традиции и хорошую репутацию. Особенным поводом для гордости был конский состав, качеству которого уделялось особое внимание. Также стоит отметить, что на вооружении бригады состояли револьверы, для которых Крым стал первым испытанием в европейской войне. В русской армии такого оружия ещё не было, поэтому британские кавалеристы получали преимущество в виде нескольких дополнительных выстрелов в ближнем бою.

Командующий британскими войсками в Крыму лорд Реглан считал кавалерию одним из своих главных козырей, а потому осторожно относился к её боевому применению. В октябре 1854 года английская кавалерия располагалась лагерем в Балаклавской долине (в районе деревни Кадыкиой) с задачей охраны коммуникаций, соединявших британские силы, занятые осадой Севастополя, с их главной базой в Балаклаве. Пребывая здесь, Лукан всё время ожидал нападения, а потому держал полки в состоянии постоянной боевой готовности и иногда лично участвовал в патрулировании местности.

Балаклавское сражение

Успешное продвижение союзных войск к Севастополю в октябре 1854 года вынудило главнокомандующего русскими войсками в Крыму князя А.С. Меншикова не ждать сосредоточения всех своих сил (на подходе были 10-я и 11-я пехотные дивизии), а срочно атаковать противника. Наиболее уязвимым местом во вражеской диспозиции являлся район Балаклавы, и именно сюда решил бить Меншиков. Поскольку его силы были ограничены, то ограничили и цель удара — ею стал захват четырёх вражеских редутов, расположенных на высотах у деревни Кадыкиой, вдоль Воронцовского тракта.

Тракт проходил через равнину Балаклавы справа налево по узкому участку земли, который военные называли Верхним проходом. Слева от него, в районе Федюхиных высот, расположен ровный участок земли, прозванный военными Северной долиной, а такой же участок справа — Южной долиной. Обе долины были разделены Верхним проходом, острыми вершинами Кадыкиойских высот и четырьмя британскими редутами.

Для взятия редутов Меншиков сформировал группировку войск общей численностью около 16 000 человек при 64 орудиях (17 батальонов, 20 эскадронов, 10 сотен, 48 пеших и 16 конных орудий) под руководством генерал-лейтенанта Павла Липранди, командира 12-й пехотной дивизии. Для поддержки войск Липранди был создан особый отряд генерал-майора И.П. Жабокрицкого (около 5000 человек при 14 орудиях), имевший задачу занять Федюхины высоты правее Воронцовского тракта. Характерно, что само по себе взятие редутов никак не могло повлиять на ход осады Севастополя, на что Липранди и указал командующему. Меншиков решительно отверг все возражения.

25 октября в 5 часов утра Липранди перешёл в наступление. Редуты оборонял турецкий гарнизон численностью в тысячу человек с 11-ю британскими 12-фунтовыми пушками. К 7:30 русские захватили редут №1, уничтожив при этом около 170 турецких солдат. Обескураженные турки бросили три остальных редута со всей артиллерией и имуществом и в панике бежали к деревне Кадыкиой, перед которой стоял 93-й полк шотландских горцев, и находился лагерь британской кавалерии.

После захвата редутов в дело вступила русская конница: гусарская бригада генерал-лейтенанта И.И. Рыжова нашла пустой лагерь британской кавалерии и разграбила его. Четыре её эскадрона атаковали 93-й шотландский пехотный полк баронета Коллина Кэмпбелла. Последующие события вылились в короткий кавалерийский бой между русскими гусарами и тяжёлыми британскими кавалеристами лорда Скарлетта, а также знаменитую оборону шотландских горцев, вошедшую в военную историю как «Тонкая красная линия» (Thin red line). В итоге сильно потрёпанные гусары вернулись на исходные позиции, после чего сражение стало вялотекущим и близилось к завершению.

Лёгкая бригада в начале сражения

Кардиган прибыл в 7:45 и присоединился к своей бригаде, уже выстроенной в холмах в 500 м от места боя тяжёлой кавалерии. Сначала под его началом оказался 661 человек, но в последующие часы к ним присоединились ещё восемь всадников из числа находившихся под арестом или занятых на каких-либо работах. Самым ярким примером такого рода оказался рядовой 17-го уланского полка Джон Вей, который выполнял работу мясника в Балаклаве, но при первых звуках сражения примчался в лагерь и встал в строй. Он даже не снял своего забрызганного кровью фартука и выглядел весьма экзотично. Появление Вея вызвало смех сотоварищей и привлекло внимание самого командира дивизии. Лукан подъехал к Вею и спросил: «Знаешь ли ты, куда мы сейчас поедем?» Вей с улыбкой ответил, что очень хочет «задать трёпку русским». «Ну что ж, тогда иди и дерись, как дьявол», — улыбнулся генерал.

В бой Лёгкая бригада не вступила, лишь наблюдая, как Тяжёлая бригада рубится с русскими гусарами. В процессе «стояния», увидев, что гусары отступают, и есть возможность ударить противнику во фланг, капитан Моррис, исполнявший обязанности командира 17-го уланского полка, спросил у Кардигана:

«— Милорд, Вы не собираетесь атаковать отступающую конницу противника?

— Нет. У нас приказ оставаться здесь.

— Но, милорд, наш долг — развить достигнутый успех.

— Нет. Мы должны оставаться здесь.

— В таком случае прошу разрешить мне преследовать их силами 17-го полка. Посмотрите, сэр, они отступают в полном беспорядке.

— Нет и ещё раз нет».

Последние слова Кардиган произнёс резко и громко, и его услышали многие из стоявших рядом офицеров. Позиция Кардигана оправдывалась не трусостью, а полученными им приказами лорда Реглана. Уже после событий Лукан писал, что «по приказу Реглана они (Лёгкая бригада – прим. авт.) оставались на месте. Теперь они были вне моего подчинения, и я ничего не мог поделать». Интересно, что сам Кардиган считал, что во всём виноват ненавидевший его Лукан, который якобы намеренно удерживал бригаду позади, не давая идти вперёд.

После того, как Тяжёлая бригада вернулась из боя, Лукан построил дивизию у входа в Северную долину: Лёгкая бригада — на левом фланге, Тяжёлая — на правом. Командиры полков ожидали сигнала к атаке, но Лукан молчал.

Импульсивный приказ Реглана

Лорд Реглан наблюдал за сражением со своего командного пункта на Сапун-горе. Неожиданная утренняя атака русских войск доставила ему много неприятных и нервных минут, заставив принимать спешные решения и перебрасывать силы для парирования удара. Положение усугублялось обычной в таких случаях неразберихой, помноженной на гонор командиров британских соединений, часто по-своему трактовавших приказы. Историк Кристофер Хибберт указывает, что Лукан, получив приказ атаковать своей кавалерийской дивизией отходящих русских, проигнорировал его, объяснив это тем, что ожидал поддержки пехоты, которой не было. От этого Реглан всё больше нервничал. И, хотя положение на поле боя уже давно выровнялось, русская конница отступила, а сражение затихало, командующий явно пребывал не в духе.

Реглан с растущим раздражением наблюдал за тем, как его кавалерия маневрирует у входа в долину, не делая никаких попыток атаковать. И тут британские штабисты в подзорные трубы увидели появление русских артиллерийских повозок, тащивших за собой буксирные приспособления. Что они собирались делать, догадаться было нетрудно — забрать с редутов трофейные британские орудия. В то время все армии мира придавали большое значение артиллерии. Каждая пушка несла на себе герб своей страны и в какой-то степени являлась символом армии. Сейчас британцы потеряли сразу 11 орудий — для сравнения, в сражении при Альме они захватили лишь две русские пушки.

Наблюдая за русскими, Реглан с явной досадой сказал стоявшему рядом французскому командующему генералу Франсуа Канроберу, что всё-таки жаль отдавать врагу такие трофеи. Канробер ответил: «Зачем идти самим на русских? Предоставим им идти на нас: мы на превосходной позиции, не будем трогаться отсюда».

Однако раздражение Реглана достигло своего пика. Он повернулся к генерал-квартирмейстеру бригадному генералу Ричарду Эйри и продиктовал приказ, предписывавший графу Лукану немедленно атаковать:

«Лорд Реглан желает, чтобы кавалерия быстро продвинулась к фронту, преследуя противника, и попыталась воспрепятствовать врагу увезти прочь орудия. Отряд конной артиллерии может сопровождать. Французская кавалерия находится на вашем левом фланге. Немедленно. Р. Эйри».

Капитан Нолан

Задачу доставить приказ Лукану получил адъютант генерала Эйри капитан Льюис Эдуард Нолан из 15-го гусарского полка. Он был неординарным человеком, автором успешной книги «История и тактика кавалерии» (1853, переведена на многие языки, дважды издана в России — в 1861 и 1871 годах). Впрочем, многие офицеры его не любили, считая выскочкой, педантом и всезнайкой.

Своим оппонентам Нолан платил той же монетой. С особой ненавистью и нескрываемым презрением он относился к Лукану и Кардигану. С самого утра Нолан рвался в бой и не понимал, почему Лукан уклоняется от сражения. Это презрение буквально сквозило в нём, когда генерал недоумённо вертел в руках листок с приказом. Позднее Лукан объяснял, что он «изучал приказ очень дотошно, с некоторой долей испуга, поскольку не видел ни малейшей практической пользы от его исполнения».

Последнее объяснялось тем, что со своей позиции в низине у входа в Северную долину Лукан не мог видеть, что противник собирается уводить артиллерию с редутов, да и сами редуты были ему не видны. При этом он знал, что вражеские батареи развёрнуты в глубине долины. Атаку на эти батареи он совершенно справедливо посчитал бессмысленным и опасным делом. Лукан пытался добиться уточнений у Нолана, но капитан был нетерпелив:

«— Лорд Реглан приказывает, чтобы кавалерия атаковала немедленно!

– Атаковать, сэр? Кого атаковать? О каких пушках здесь говорится? Куда мы должны наступать?»

На это капитан, гарцуя на коне, неопределённо показал рукой в глубину Северной долины: «Сюда, милорд, это ваш противник, вот это — ваши пушки!»

Есть что-то фантастическое в этой сцене, в которой, держась с подчёркнутой наглостью, капитан требует от генерала атаковать. Но из текста приказа Лукан не понимал, куда именно он должен наступать, и пребывал в растерянности. Экспрессивный жест Нолана, указывавшего вглубь Северной долины, генерал, видимо, истолковал как прямое направление атаки. В результате он поручил своей кавалерии не атаковать редуты через Южную долину, как того хотел Реглан, а ударить по русским батареям в Северной долине.

Передав приказ, Нолан поскакал в расположение 17-го уланского полка спросить у своего друга капитана Морриса, может ли тот присоединиться к атаке. А Лукан, всё ещё пребывая в недоумении, смирился с тем, что ему приказали атаковать развёрнутые в долине вражеские батареи, и начал раздавать указания. С холодной учтивостью Кардиган выслушал приказ из уст ненавистного начальника и отсалютовал саблей.

« — Позвольте мне заметить, сэр, что у русских батарея на равнине прямо перед нашим фронтом и батареи и ружейные стрелки с обоих флангов!

— Я знаю об этом, но и Реглан тоже знает и, очевидно, учёл это. У нас нет другого выбора, кроме как повиноваться».

Кардиган снова отсалютовал, повернул коня и со словами: «Отсюда уходит последний из рода Браднеллов» направился к командиру 4-го лёгкого драгунского полка подполковнику Пэйджету, после чего оба офицера двинулись в расположение бригады. Кардиган приказал полковнику возглавить вторую линию. Генерал явно волновался, так как несколько раз повторил, что надеется, что Пэйджет и его люди проявят себя с самой лучшей стороны. «Конечно, милорд, мы сделаем всё, что сможем», — успокоил его Пэйджет.

Жребий был брошен, и Лёгкой бригаде предстояло с фронта атаковать развёрнутую артиллерийскую батарею, что по всем канонам того времени считалось невыполнимым заданием.

Автор выражает благодарность Даниилу Бержицкому за ценные рекомендации и помощь в подготовке статьи

Half a league, half a league,
Half a league onward,
All in the valley of Death
Rode the six hundred.
"Forward, the Light Brigade!
"Charge for the guns!" he said:
Into the valley of Death .
Rode the six hundred.

"Forward, the Light Brigade!"
Was there a man dismay'd?
Not tho' the soldier knew
Someone had blunder'd:
Theirs not to make reply,
Theirs not to reason why,
Theirs but to do and die:
Into the valley of Death
Rode the six hundred.

Cannon to right of them,
Cannon to left of them,
Cannon in front of them
Volley'd and thunder'd;
Storm'd at with shot and shell,
Boldly they rode and well,
Into the jaws of Death,
Into the mouth of Hell
Rode the six hundred.

Flash'd all their sabres bare,
Flash'd as they turn'd in air,
Sabring the gunners there,
Charging an army, while
All the world wonder'd:
Plunged in the battery-smoke
Right thro' the line they broke;
Cossack and Russian
Reel'd from the sabre stroke
Shatter'd and sunder'd.
Then they rode back, but not
Not the six hundred.

Cannon to right of them,
Cannon to left of them,
Cannon behind them
Volley'd and thunder'd;
Storm'd at with shot and shell,
While horse and hero fell,
They that had fought so well
Came thro' the jaws of Death
Back from the mouth of Hell,
All that was left of them,
Left of six hundred.

When can their glory fade?
O the wild charge they made!
All the world wondered.
Honor the charge they made,
Honor the Light Brigade,
Noble six hundred.

Лорд Альфред Теннисон

Атака Лёгкой Кавалерии

(перевод с английского)

Два километра - путь
Бесповоротен.
Дружно в долину, где Смерть,
Мчались шесть сотен.
"Смело, вперёд, отряд!
К пушкам, сквозь шквал и град!"
Прямо в долину, где Смерть,
Мчались шесть сотен.

"Смело, вперёд, отряд!"
Кто там глядит назад?
Есть у солдата страх -
Он не бесплотен.
Им не робеть в строю,
Им позабыть семью,
Им умереть в бою -
Прямо в долину, где Смерть,
Мчались шесть сотен.

Справа пушка палит,
Слева пушка палит,
В грудь им пушка палит,
Миг мимолётен.
Выстрелы, гром и смрад,
Браво, как на парад,
Смерти в пустую пасть,
Прямо дорогой в Ад
Мчались шесть сотен.

С саблями наголо,
Так, что от них светло,
Рубят, вдавясь в седло.
Целый мир восхищён -
Подвиг почётен.
Смяли казаков ряды,
Реют в дыму, тверды.
Русский гвардеец
Бьётся на все лады,
Страшен и потен.
Прочь ускакали они,
Но не шесть сотен.

Справа пушка палит,
Слева пушка палит,
Сзади пушка палит,
Миг мимолётен.
Выстрелы, гром и смрад,
Всадник и конь лежат.
Все, кто сражаться рад,
Смерти покинув пасть,
Вышли из адских врат -
Те, кто остался жив
Из шести сотен.

Славе не дать отбой.
О, незабвенный бой!
Подвиг почётен.
Будут всегда с тобой
С горькою их судьбой
Храбрых шесть сотен.

Послесловие к переводу.

Знаменитое стихотворение британского поэта лорда Альфреда Теннисона было впервые опубликовано 9-го декабря 1854-го года по свежим следам сражения у Балаклавы в Крымской войне, которое произошло 25-го октября того же года. Поводом для стихотворения стала неудавшаяся атака бригады английской лёгкой кавалерии на позиции русских войск.

Я нашёл в Интернете три перевода этого стихотворения на русский язык. Наиболее упоминаемый - перевод Юрия Колкера, называется он "Атака лёгкой бригады". Переводом это назвать нельзя, потому что Ю. Колкер, руководствуясь фактами, изложенными в стихотворении Теннисона, написал своё собственное стихотворение, ничем не напоминающее оригинал - ни ритмикой, ни мыслями, ни даже количеством строф ( у Теннисона их 6, у Колкера - 5), короче - ничем. Приведу для сравнения первую строфу оригинала и первую строфу "перевода" Колкера.

Долина в две мили – редут недалече…
Услышав: «По коням, вперёд!»,
Долиною смерти, под шквалом картечи,
Отважные скачут шестьсот.
Преддверием ада гремит канонада,
Под жерла орудий подставлены груди -
Но мчатся и мчатся шестьсот.

Я хорошо отношусь к Ю. Колкеру, он написал неплохое стихотворение, просто оно ничего общего с оригиналом, кроме названия, не имеет.

Ещё в Интернете упоминается перевод Игоря Косича. Он ближе к тексту Теннисона, но автор, мне кажется, человек не слишком грамотный, и в этом можно убедиться, прочитав при желании весь перевод. Я же приведу только первую его строфу:

Первый взвод, первый взвод,
Первый взвод, вперёд.
Вот в Долину Смерти
Вступили шесть сот.
"Легкая Бригада, в атаку!"
Время в войну не ждёт:
Так в Долину Смерти
Ворвались шесть сот.

Никак не считая свой перевод адекватным, я попытался передать "музыку" стихотворения Теннисона и его фразировку.

2.
"Легкая Бригада, в атаку!"
Был кто спасовал?
Или кто понимал,
Что это чей-то просчёт:
Им не положено знать,
Им - приказ не обсуждать,
Им - лишь идти умирать:
В самую Долину Смерти
Ворвались шесть сот.
3.
Пушки справа от них,
Пушки слева от них,
Пушки прямо на них
Под залпов вспышки и грохот;
Под градом пуль и снарядов,
Смело ворвались они,
В самые врата смерти,
В самую пасть Ада
Ворвались шесть сот.
4.
Сабли достали они
Сталью сверкнули клинки
Рубя направо, налево,
В атаку ринулись смело
Что был мир потрясён:
Прямо на дым батарей
Прямо на русских штыки;
Русские и казаки
Под тем внезапным ударом
Рассеялись кто куда мог
Затем они отошли
Но уже не шесть сот.
5.
Пушки справа от них,
Пушки слева от них,
Пушки сзади на них
Под залпов вспышки и грохот;
Под градом пуль и снарядов,
Падал конь и герой
И вот уж идут назад
Через врата Смерти
Прямо из пасти Ада
Все, что остались от них,
От тех шести сот.
6.
Слава ли их померкнет?
Вызов бросивших смерти!
Что был мир потрясён.
Той внезапной атакой,
Дерзостью Лёгкой Бригады,
Доблестью тех шести сот.

Увы, так до сих пор и не удалось никому раскусить этот теннисоновский орешек. Коллекция неудач пополняется. Ждем-с.

нелепая атака, в которую была брошена лёгкая кавалерия Кардигана всецело на совести Раглана

Отправленная в самоубийственную атаку, британская Лёгкая бригада прошла Балаклавскую долину под перекрёстным пушечным и ружейным огнём. С тех пор в Британии эту местность именуют не иначе как «Долиной смерти». Прорвавшись сквозь огонь, британцы разгромили русскую артиллерийскую батарею, один казачий и два гусарских полка. Этот успех тем более поразителен, что русские в несколько раз превосходили британцев по численности.

Справа от Лёгкой бригады уступом должна была наступать выстроенная в три линии Тяжёлая бригада, вместе с которой находился командир британской кавалерийской дивизии в Крыму генерал-лейтенант лорд Лукан.

Начало атаки было весьма живописным — породистые кони, стройные ряды кавалеристов в ярких мундирах, развевающиеся флажки на пиках. Командир Лёгкой бригады генерал-майор лорд Кардиган, эффектно выглядевший в сине-вишнёвом мундире и меховой накидке с золотым шитьём, верхом на чистокровном гнедом скакуне объехал передовой строй и воскликнул: «Бригада идёт в наступление! Первый эскадрон 17-го уланского — направляющий». Раздался сигнал горна, Кардиган спокойным тоном произнёс: «Бригада — вперед!», и кони начали движение шагом. На часах было 11:20.

Кардиган ехал впереди «с характерной для него посадкой с лёгким наклоном вправо» и, по словам участвовавшего в атаке улана Уайтмэна, держась в седле «прямо, как в церкви». Наблюдавший с Сапун-горы лорд Реглан позднее отметил, что Кардиган держался смело и гордо, как лев. Бригада наступала, растянувшись по фронту на 1/5 ширины долины. Дистанция до русских орудий составляла около 2,5 км. Вскоре кавалеристы перешли с шага на рысь, причём аллюр постепенно ускорялся.

Если отвлечься от красоты зрелища, то с точки зрения стороннего наблюдателя ситуация выглядела явным абсурдом. Несколько полков британской кавалерии пошли в атаку по долине, которая по бокам и с фронта была прикрыта артиллерией и пехотой. Историк Кристофер Хибберт так описал место события:

«Внизу расстилалась длинная и узкая Северная долина; справа — Верхний проход; слева — Федюхины высоты. Вдалеке, там, где кончалась Северная долина, построились эскадроны русской кавалерии, отступившие после боя с Тяжёлой бригадой. Их поддерживали 12 орудий. На флангах расположились 3 свежих уланских эскадрона. Вдоль Федюхиных высот стояли ещё 4 кавалерийских эскадрона, 8 пехотных батальонов и 14 орудий. А напротив через долину, у Верхнего прохода, находились ещё 11 батальонов <…> Там русская артиллерия насчитывала 32 орудия. Только сумасшедший, как позже заявлял Лукан, мог решиться идти в наступление в таких клещах».

Не успела бригада проехать первые полсотни метров, как произошел ещё один важный эпизод. Капитан Нолан, ехавший в передней линии 17-го уланского полка, неожиданно вырвался вперёд, и, с криками размахивая саблей, галопом поскакал вдоль строя. Что именно он кричал, так никто и не успел разобрать, поскольку в этот момент заговорили русские орудия, находившиеся на Федюхиных высотах, рядом разорвалась граната, и один из осколков попал Нолану в грудь. Умирая, он продолжал сжимать коленями бока лошади, и пронёсся мимо остальных кавалеристов с пронзительным криком, который один из очевидцев назвал «воплем мертвеца».

Есть некая ирония в том, что капитан Нолан, по сути спровоцировавший эту атаку, стал её первой жертвой. Его выходка привела Кардигана в ярость — тот подумал, что Нолан решил лично возглавить атаку (возмущение генерала было столь сильным, что он всё время вспоминал об этом впоследствии). Это предположение не лишено оснований, поскольку Нолан рвался в бой, и мерный шаг лошадей мог вывести нетерпеливого капитана из себя. Дело в том, что в своей книге о кавалерийской тактике Нолан писал о том, что атака кавалерией артиллерийских позиций вполне возможна, и вполне возможно, что он хотел проверить свою идею на практике. Отметим, что этой выходке можно найти и другое объяснение: Нолан мог понять, что атака развивается в неверном направлении, и таким способом пытался её остановить. Как было на самом деле, мы уже никогда не узнаем.

Итак, русские артиллеристы недолго любовались красивым зрелищем. Первыми по британцам открыли огонь 24 пушки, установленные на Федюхиных высотах, и в районе редута №3 на Кадыкиойских высотах. Сначала русские стреляли гранатами и ядрами, а затем, по мере сокращения дистанции, перешли на картечь.

Лёгкая бригада продолжала наступление, наращивая темп. Тем временем к обстрелу подключились 3-я Донская казачья батарея из восьми орудий, расположенная поперёк долины, а также ружья и штуцеры стрелков четырёх батальонов Одесского егерского полка и 4-го стрелкового батальона, рассыпанные по склонам и у подножья Кадыкиойских высот в районе редутов №2 и №3. При этом егеря сначала решили, что целью атаки кавалерии являются именно они, и все четыре батальона спешно выстроились в каре, стреляя по британцам, пока те мчались мимо.

Под градом ядер, картечи и пуль всадники стали инстинктивно ускоряться, переходя с рыси на галоп и тем самым ломая линию. Удивительно, но в этой ситуации Кардиган и его офицеры стремились удерживать строй. Сквозь грохот орудий и разрывы гранат звучали команды: «Плотнее! Держитесь плотнее, 17-й полк!», «Сомкнуть ряды! Ближе к центру! Выровняться слева! Джонсон, осади назад!» и тому подобное.

По мере движения удерживать кавалеристов становилось всё труднее, и офицеры попросту теряли контроль над ними. Кардиган увеличил темп атаки, первым перейдя в галоп — за ним последовали 17-й уланский и другие полки первой линии. Лавина всадников неслась к цели, а её приближение возродило традиционный для кавалерийских полков дух соперничества, когда полки первой линии рвались вперёд, норовя первыми достигнуть врага. Под капитаном Артуром Тремейном из 13-го лёгкого драгунского убило лошадь, но он успел услышать, как кто-то слева от него прокричал: «Не дайте этим ублюдкам из 17-го выйти вперёд!» В ответ уланы 17-го полка кричали: «Вперёд, Мёртвые головы, вперёд!» Сам Кардиган не оглядывался, сосредоточившись на скачке и держа в поле зрения вражеские пушки впереди.

Разрывы гранат и ядер наносили кавалеристам немалые потери. Сержанту Тэлботу из 17-го уланского полка разрывом гранаты снесло голову, но тело осталось в седле, и конь пронес его ещё около тридцати метров. По полю боя в клубах дыма метались перепуганные кони без седоков, а раненые и оглушённые кавалеристы подобно призракам появлялись из дыма и, пробираясь через окровавленные трупы людей и лошадей, медленно брели назад.

Первоначальный строй давно распался, и бригада сама по себе разделилась на три линии. Между первой и второй линиями дистанция была около 400 м, а между второй и третьей — примерно 200 м. Это объяснялось тем, что второй и третьей линиям приходилось скакать уже не по ровной местности, а объезжать препятствия в виде людских тел, убитых или мечущихся лошадей, воронки и выбоины от разрывов.

Как мы помним, атаку должна была осуществлять вся кавалерийская дивизия силами обеих своих бригад. Тяжёлая бригада начала атаку, двигаясь немного позади Лёгкой. Поэтому Лукан и его штабисты имели время, чтобы понаблюдать, как русские ядра и гранаты обрушиваются на людей Кардигана. Когда снаряды начали рваться среди кавалеристов Тяжёлой бригады, Лукан был ранен в ногу, а его адъютант и племянник капитан Чартерис погиб. В этой ситуации Лукан сориентировался быстро и, сказав полковнику Палету: «Они пожертвовали Лёгкой бригадой, но я не отдам им Тяжёлую!», приказал остановиться и отступать на исходные позиции. Так Лёгкая бригада осталась одна почти в самом начале атаки.

На дистанции последних 100 м перед рубежом 3-й Донской батареи её артиллеристы дали последний залп из всех восьми орудий. Принято считать, что этот залп в упор имел опустошающие последствия для первой линии атаки, однако, как отмечал русский историк Н.Ф. Дубровин «движение англичан было столь быстро, что батареи наши, не имея времени для правильного наведения орудий, не причинили им большого вреда: вся картечь перелетела через головы англичан».

По воспоминаниям участников атаки, после финального залпа в передней линии осталось лишь 50 человек, хотя, скорее всего, уцелевших было куда больше, а это количество касалось только передового 17-го уланского полка. Среди них оказался и граф Кардиган, которого обдало комьями земли и едва не выбросило из седла. Генерал продолжил мчаться вперёд со скоростью, как он сам для себя отметил, примерно 17 миль в час. Через секунды кавалеристы Лёгкой бригады ворвались на батарею.

Рубка на батарее

Сделав последний залп, часть русских артиллеристов попряталась под пушками, пока некоторые другие пытались оттащить свои орудия подальше, чтобы возобновить огонь. Первым на батарею ворвался Кардиган, проскакавший в дыму между двух пушек, а сразу за ним появились уланы и драгуны, на ходу стреляя из револьверов, рубя саблями и коля пиками орудийную обслугу. Часть из кавалеристов осталась драться с артиллеристами, а другие, пройдя сквозь позиции батареи, атаковали стоявшую за пушками русскую кавалерию.

Примерно в 80 м за артиллерийской позицией находились шесть сотен 1-го Уральского казачьего полка под командованием подполковника П.Б. Хорошхина, а за ними – два потрёпанных гусарских полка бригады Рыжова, отошедшие сюда после утреннего боя с Тяжёлой бригадой. Общая численность русской кавалерии составляла около 1900 человек. Во время британской атаки казаки стояли неподвижно, а теперь смотрели, как из клубов дыма перед ними сначала появляются убегающие коноводы и канониры 3-й Донской батареи, а за ними — вражеские всадники. Историк Н.Ф. Дубровин отмечал:

«Стоявший в первой линии Уральский полк, по весьма близкому расстоянию от батарей, не только не мог броситься вперёд и приобрести в момент столкновения такую же силу стремительности, какую имел атакующий, но задержанный и расстроенный отступавшими коноводами, принужден был ожидать нападение, не трогаясь с места. Оставаясь неподвижным, полк этот был смят англичанами».

Удивительно, но бóльшая часть уральских казаков обратилась в бегство перед горсткой британцев. Отступая, они расстроили порядки Гусарского Его Императорского Высочества князя Николая Максимилиановича полка (бывший Киевский), стоявшего позади в 40 шагах. Тут перед гусарами появился капитан Моррис во главе всего лишь двадцати улан из своего 17-го полка, оказавшийся за левым флангом батареи. Британские уланы тут же бросились на русских гусар, которые пребывали в ошеломлении от бегства казаков и столь дерзкого натиска. Стоит добавить, что утром в бою с Тяжёлой бригадой погиб командир этого полка и несколько эскадронных командиров, а их место заняли менее опытные офицеры. Уланы ворвались в гусарские ряды, и те тут же рассыпались. Отступая, киевские гусары почему-то кричали «Ура!», и так опрокинули стоявшие за ним эскадроны гусарского полка его высочества герцога Саксен-Веймарского (бывший Ингерманландский). В итоге вся русская гусарская бригада в полном беспорядке бросилась отступать к восточному краю долины — акведуку и Чёрной речке. К ним присоединилась 12-я легко-артиллерийская батарея, чьи позиции также находились в глубине долины, за казаками, и чьи артиллеристы успели подготовить пушки к транспортировке.

Вошедший в раж Моррис пытался преследовать врага, но его атаковал отряд казаков (по мнению историка А. Васильева, это были не уральские, а донские казаки, три сотни которых находились в Северной долине). Теперь пришлось отступать уже уланам. В рукопашной схватке капитан Моррис убил русского офицера ударом сабли, которая застряла в трупе, и на время оказался обезоруженным. Окружённый Моррис получил два удара шашкой по голове, которые сбили его с лошади и оглушили. При этом он получил ещё и удар пикой, и сдался в плен, после чего почти сразу потерял сознание. Придя в себя, Моррис обнаружил, что в плен вместе с ним захвачены ещё несколько британцев, в том числе ординарец Кардигана корнет Вумбвелл. Впрочем, вокруг царила такая неразбериха, что, улучив благоприятный момент, Моррис и Вумбвелл поймали оставшихся без седоков лошадей и поскакали к своим.

Забегая вперёд, заметим, что Моррису едва удалось выйти живым из этой истории. Раненый, он не удержался в седле и упал на землю, а затем встал и поймал другую лошадь, которая вскоре была убита. При падении он сломал правую руку и несколько рёбер, а лошадь придавила ему ногу. Кое-как Моррис высвободил ногу и поковылял в сторону британских линий. Каким-то чудом ему удалось добраться до места гибели Нолана — здесь капитан потерял сознание. С поля боя израненного Морриса вытащили сержант-майор Чарльз Вудден из 17-го уланского полка (он потерял свою лошадь во время атаки и вернулся на британские позиции) и военный врач Джеймс Муат из 6-го драгунского полка (Тяжёлая бригада), специально отправившиеся за ним.

Тем временем на батарее продолжался бой. Отряд драгун из 13-го полка во главе со старшими сержантами Линкольном и Смитом захватил два орудия, перебив их обслугу. Впрочем, ситуация менялась очень быстро — британцев контратаковал отряд казаков (неизвестно, были ли это донские казаки, или же уральские), тем самым придя на выручку упорно сопротивлявшимся канонирам. Начальник штаба Лёгкой бригады подполковник Джордж Мэйов организовал отражение этой конной атаки, собрав вокруг себя 15 улан и нескольких драгун. На батарее завязался жестокий бой. Под прикрытием казаков канонирам удалось увезти с батареи два орудия и несколько зарядных ящиков. Остальные пушки были заклёпаны британцами.

Разгром русской конницы

Пока всадники первой линии сражались на русских позициях, к батарее приближалась вторая линия Лёгкой бригады. Её командир подполковник Пэйджет всю атаку не выпускал сигару изо рта, а его сабля оставалась в ножнах. Перед самой батареей ординарец сержант Парке крикнул Пэйджету: «Милорд, самое время Вам вынуть саблю!»

4-й лёгкий драгунский полк проскочил между пушками и обрушился на ещё сопротивлявшихся защитников батареи — казаков и канониров. Как писал Хибберт, «драгуны 4-го полка истребляли артиллеристов с пугающей жестокостью самураев. Один из офицеров, опьянённый видом и запахом крови, душил вражеских солдат голыми руками, другой истерически кричал, убивая их». Командир 1-го эскадрона майор Александр Лоу, размахивая своей огромной саблей, сделанной по персональному заказу, лично сразил 11 русских солдат. Оборонявшиеся оказывали яростное сопротивление, и заместитель Пэйджета майор Хэлкетт был смертельно ранен. Вскоре драгуны подавили сопротивление на батарее, окончательно её захватив.

Одновременно с драгунами Пэйджета на батарею ворвался 11-й гусарский полк подполковника Джона Дугласа, сразу же атаковавший отступающую русскую конницу. Одним из самых блестящих офицеров 11-го полка в этом сражении оказался лейтенант Александр Данн, канадец по происхождению. В рукопашной схватке Данн сначала использовал свой револьвер, из которого расстрелял все патроны, но ни в кого не попал. Поскольку в бою перезарядка была практически невозможна, Данн швырнул пустой револьвер в русского гусара и выхватил саблю. Через мгновение Данн зарубил гусара, атаковавшего рядового Левитта.

В итоге 11-й гусарский полк окончательно опрокинул русскую конницу и начал преследовать её по долине. Н.Ф. Дубровин писал:

«Наша кавалерия представляла самую разнообразную кучу, в беспорядке скакавшую по направлению к водопроводному каналу. Англичане стремительно преследовали отступавших, рубили беспощадно и буквально наседали на плечи. Совершенное безветрие, густой дым орудийных выстрелов, стоявший между гор, и пыль скачущей кавалерии были до того непроницаемы, что вокруг ничего не было видно».

Это продолжалось недолго, так как почти сразу же Дуглас обнаружил впереди крупные силы русской кавалерии. Под его командованием оставалось лишь около 70-80 гусар, и Дуглас решил уклониться от боя, приказав своим людям отступить.

Как только британские гусары начали отходить, сохраняя при этом полный порядок, русская конница двинулась за ними медленной рысью. Когда дистанция сократилась до нескольких сот метров, Дуглас неожиданно развернул свой полк и атаковал, застав противника врасплох. Несмотря на численное преимущество, русские сразу же повернули назад.

В то же время, британцы чувствовали себя довольно спокойно, о чём свидетельствует следующий факт. Неподалёку от моста находился Чоргунский госпитальный пункт, где оказывали помощь раненым солдатам группировки Липранди. Работавший там русский военный врач доктор Генерик вспоминал, как к нему прискакали несколько английских всадников, которые обратились за мелкой медицинской помощью. Доктор им, естественно, помог, после чего британцы сели на коней и ускакали к своим.

Несмотря на явное несоответствие сил, Дуглас был полон решимости атаковать и дальше, намереваясь отбросить всю русскую конницу за Чёрную речку. При этом он оглядывался по сторонам, ожидая подкрепления. Оно не заставило себя долго ждать — после захвата батареи Пэйджет с кличем «4-й лёгкий драгунский — на помощь 11-му!», повёл свой полк к гусарам Дугласа. Правда, даже после объединения двух полков у британцев набралось лишь около ста человек, многие люди и лошади были ранены.

Автор выражает благодарность Даниилу Бержицкому за ценные рекомендации и помощь в подготовке статьи

Читайте также: