Рога и копыта директор фунт имя отчество
Обновлено: 07.07.2024
— Это состав преступления! — кричали практиканты. — Мы и тогда еще удивлялись. За всю кампанию заготовлено только двенадцать кило несортовых рогов.
— Вы пойдете под суд! — загремели басы и баритоны. — Где начальник отделения? Где уполномоченный по копытам?
— Контора умерла, — шепнул Остап, — и мы здесь больше не нужны. Мы пойдем по дороге, залитой солнцем, а Фунта поведут в дом из красного кирпича, к окнам которого по странному капризу архитектора привинчены толстые решетки.
Экс-начальник отделения не ошибся. Не успели поверженные ангелы отдалиться от конторы на три квартала, как услышали за собой треск извозчичьего экипажа. В экипаже ехал Фунт. Он совсем был бы похож на доброго дедушку, покатившего после долгих сборов в гости к женатому внуку, если бы не милиционер, который, стоя на подножке, придерживал старика за колючую спину.
— Фунт всегда сидел, — услышали антилоповцы низкий глухой голос старика, когда экипаж проезжал мимо, — Фунт сидел при Александре втором освободителе, при Александре третьем миротворце, при Николае втором — кровавом, при Александре Федоровиче Керенском.. .
Действие первого романа происходит в 1927 году, второго — в 1929-31.
Несмотря на популярность, в 1949-56 оба романа были запрещены по идеологическим мотивам. Жданов в 1947 году сказал с трибуны: «Это клеветнические, пасквилянтские писульки, лишь маскирующиеся под советскую литературу, на деле же сосредоточенные на пошлом быте и форсирующие многочисленные наши недостатки. Вместо главного героя — подлец, вместо остальных персонажей — целая галерея моральных уродов». Но уже в 1956 году, с подачи Константина Симонова, бывшего большим поклонником творчества Ильфа и Петрова, книги были снова переизданы с его предисловием.
За рубежом о дилогии отзывались иначе. Анри Барбюс: «Это шедевры, давно так не смеялся!». Лион Фейхтвангер: «Заслужили место в ряду самых значительных образцов мировой сатиры».
С творчеством великих соавторов можно ознакомиться на сайте Илья Ильф и Евгений Петров.
Содержание
| « | Этот персонаж просто обречён на популярность. Это же мечта почти любого интеллигента — такой герой, который, во-первых, интеллектуален, а во-вторых, в любой момент может грозно сказать «Чё-ё?» и ка-ак врезать… | » |
| — Сергей Юрский, исполнитель роли Остапа в швейцеровском «Золотом телёнке» | ||
Остап родился в 1897 (или, что весьма сомнительно, в 1899) году. Он антигерой, трикстер и обаятельный мошенник (кодификатор последнего для русского читателя). Он саркастичный циник, который во всем ищет выгоду для себя. Он то и дело совершает безнравственные поступки и получает от такой деятельности огромное удовольствие. Но его любят. За что?
За остроумие и чувство юмора, которые выгодно отличают его от Кисы, совершенно не понимающего искромётного великого комбинатора, и крайне мрачного Корейко. За невероятную способность импровизировать и не теряться в самых непредсказуемых ситуациях. За умение легко сходиться с людьми благодаря пониманию человеческой натуры. За мастерство актёра и богатую фантазию, порождающую широченный диапазон почти законных афер. За оптимизм и независимость. И, пожалуй, главное — необычайно выразительную, образную речь, которой щедро отсыпали своему детищу авторы-одесситы.
Остап Бендер функционально (в т. ч. как заезжий нарушитель спокойствия) схож с Чичиковым, протагонистом поэмы в прозе «Мёртвые души». Однако если Чичиков — фигура более чем спорная, то Бендер симпатичен чуть менее чем всем читателям/зрителям.
Частенько по роду деятельности О. Б. становился самозванцем: полицейский милиционер, инспектор пожарной охраны, художник, гроссмейстер, сын лейтенанта Шмидта, командор автопробега, а если проанализировать текст «Золотого телёнка», то станет очевидно: Остап нарочно провоцировал геркулесовцев, чтобы они принимали его за сотрудника ОГПУ под прикрытием . И ведь не боялся разоблачения! Кроме того, он гениальный силач — описан как человек атлетического телосложения и вполне способен за себя постоять. В тексте есть намёки, что он умеет весьма профессионально наносить удары (а в адаптациях это показано прямо). Мышцы у Остапа так хорошо развиты, что двух мнений быть не может: герой регулярно занимается физическими упражнениями — даже когда, например, находится в местах лишения свободы.
Кроме того, авторы уверяют, что «мужская сила и красота Бендера были совершенно неотразимы». В начале второго романа даётся повторное указание на его красоту: «Перед ним [Шурой Балагановым] сидел атлет с точёным, словно выбитым на монете, лицом».
В обеих книгах О. Б. совершает различные аферы и махинации — «Я знаю 400 сравнительно честных способов отъёма денег у населения», при этом редко повторяется и часто придумывает новые, отталкиваясь от ситуации. Любит и умеет врать, зачастую невероятно нагло, и наслаждается этим даже тогда, когда это не несет особой выгоды. Постоянно говорит с характерным одесским ёрничеством. Когда один раз вышло, что не объяснишь иначе как прямо, он отметил, что не в его духе говорить прямо, но придётся.
При этом надо признать что Остап способен испытывать симпатию и привязанность: он таскал за собой Воробьянинова, натуральный камень на шее, по-своему о нем заботился и старался не ставить под удар. А получив вожделенный миллион, хотел поделиться с товарищами.
Информация о возрасте противоречива: в первом романе, летом 1927 года, он называет себя «мужчиной двадцати семи лет», а во втором, в 1930 году — «Мне тридцать три года, возраст Иисуса Христа…». Среди исследователей принято считать, что в первом случае он молодится, а во втором — называет настоящий возраст.
При первом знакомстве перед читателями предстаёт «молодой человек в зеленом, узком, в талию, костюме. Его могучая шея была несколько раз обернута старым шерстяным шарфом, ноги были в лаковых штиблетах с замшевым верхом апельсинного цвета. Носков под штиблетами не было». Критики и исследователи убеждены, что и нижнего белья у Остапа не имелось: он только что вышел из тюрьмы, где верхняя одежда была казённой, а вот трусы с носками — своими, и за время отсидки они пришли в полную негодность. Потом, заимев деньги, для визита к Грицацуевой великий комбинатор прикупил «новые малиновые башмаки, к каблукам которых были привинчены круглые резиновые набойки, шахматные носки в зеленую и черную клетку, кремовая кепка и полушелковый шарф румынского оттенка [т. е. розовых тонов]». А весь «Золотой телёнок» он проходил в фуражке с белым верхом — не то артистической, какую по большей части носят администраторы летних садов и конферансье, не то морской капитанской.
У Остапа сложные отношения с алкоголем («г-гусарство в р-ресторанном зале…»( ©), ему лучше много не пить. Он даже не звереет, когда выпьет, а попросту излишне борзеет в такие моменты — и этим крупно осложняет себе жизнь.
Итак, в конце первого романа компаньон перерезал ему горло. «Великий комбинатор издал звук, какой производит кухонная раковина, всасывающая остатки воды». Но бешеный успех и коллекция историй, которые можно было бы использовать для описания новых похождений великого комбинатора, побудил авторов оживить героя, тем более что смерть О. Б, по сути, была случайной — авторы кидали жребий, убить его или пощадить. Во втором романе он сам говорил Корейко: «Хирурги еле-еле спасли мою молодую жизнь, за что я им глубоко признателен».
Списать на «разные вселенные» не получится: вселенная одна и та же, в сиквеле герой прямо и с подробностями упомянет это несостоявшееся убийство, расскажет о нём (антагонисту, предостерегая его — мол, «не вздумай отмочить такое же, оно у тебя не прокатит») со своим обычным едким изяществом и шармом.
И этот обаяшка терпит фиаско в финале обеих книг! Бедный злодей! Но скорее всё-таки антигерой. А ведь «Его любили домашние хозяйки, домашние работницы, вдовы и даже одна женщина — зубной техник». (О. Б. о себе в третьем лице).
Самая оптимальная на данный момент историческая версия, что Остап — сын местного иудея или обрусевшего грека. Причём более вероятно, что иудея: именно они, дабы избежать ограничений, связанных с «чертой оседлости» в Российской империи, часто принимали турецкое подданство. Надо полагать, на самом деле он Остап Абрамович, а то даже и Осип/Иосиф Абрамович. Хотя в Турции его отца Абрама, разумеется, именовали не иначе как Ибрагимом. В этом случае «Остап-Сулейман-Берта-Мария-Бендер-бей» — очевидно, вымышленная, пародийная версия имени: одессит Остап явно троллит собеседников этой длинной псевдотурецкой конструкцией. Также Остап неоднократно (при этом заметно прикалываясь) называет себя «потомком янычар», таковым — практически однозначно! — не будучи. А вот как шутка сына турецкоподданного «потомок янычар» вполне годится. Исходно янычары комплектовались из детей других национальностей и религий (преимущественно христиан), которых вывозили в метрополию и воспитывали как мусульман. Т. е. это вполне может быть намёком на не вполне турецкое происхождение папы-турецкоподданного.
Возможен и другой вариант с еврейским происхождением и тюркскими корнями одновременно: Остап может быть караимом — потомком хазар, являвшихся тюрками-иудеями.
Но есть также версия, что сложное имя Бендера, включающее имена, характерные для разных народов, подчёркивает его смешанное происхождение, не дающее возможность отнести его к определённой национальности. Следите за руками:
- Этническим евреем был не отец Бендера, а дед по отцу, подаривший внуку свою фамилию. А отец — действительно Ибрагим, потому что дедушка-иудей, принявший турецкое подданство, ради женитьбы на бабушке-турчанке принял ещё и ислам. Такое нечасто, но всё же случалось в истории Османской империи.
- Два же явно европейских женских имени — память о родственниках по материнской линии, среди которых были римо-католики. Например, в состав полных имён многих австрийцев мужского пола входило «Мария» или «Берта-Мария» — в германской культуре считалось очень уместным «посвящать» младенца, хотя бы и мальчика, не только какому-нибудь святому мужского пола, но ещё и Богоматери и/или святой Берт[рад]е; отсюда, к примеру, и доподлинный немец Генрих Мария Заузе в «Золотом телёнке») или реальный писатель Эрих Мария Ремарк.
- Почему именно австрийцы, а не немцы? Пролить свет на этот момент позволяет неожиданная шовинистическая реплика, сорвавшаяся с уст Остапа перед обучением Кисы искусству нищенства: «Пан или пропал. Выбираю пана, хоть он и явный поляк». Столь сильная нелюбовь к полякам в сочетании с чисто украинским именем, которое получил будущий великий комбинатор, — примета галичан или иных «западенцев», до XX века находившихся под властью Австро-Венгрии. Тогда матушка нашего героя родилась в морганатическом браке австрийца «из образованных» и местной девушки.
- В результате и получились украинское имя, еврейская фамилия, а средние имена — пополам турецкого и германского происхождения.
- Есть также версия, что корни Остапа бессарабские. Его предки могли происходить из городка Бендеры, а после присоединения Бессарабии к Российской империи рванули (как и многие мастера-торговцы) в начавший активно развиваться Кишинёв, где условный прадед Остапа и был записан под фамилией Бендер. А уже отец свалил в Украину после в период Кишинёвского погрома в 1903 году (поэтому в гимназию юный Ося ходил уже одесскую). Указывает на это и тот факт, что Остап недурно рубит в молдавских реалиях (бывал у родственников?), да и из СССР решил свалить именно через румынскую границу. Этническое происхождение у него, при таких раскладах, конечно смешанное (а что, красавцы часто происходят от смешанных браков): возможно, папа еврей или греко-еврей, а мама украинка (из ассимилированных русин молдавского севера) по отцу и молдаванка по матери. Отсюда украинское имя, еврейское (если он таки Абрамович, а не Ибрагимович) отчество, молдавская смуглость.
Дополнительный прототип героя (что касается не криминальной биографии, а внешности, телосложения, стиля в одежде, пижонской манеры себя вести, ёрнически-цветистой речи и характерных шуточек) — писатель Валентин Петрович Катаев, брат Е. П. Петрова (Катаева).
Кстати, первоначально должно было стоять имя ещё и Катаева. В итоге тот решил, что его вклад недостаточен для имени на обложке, и снял своё имя, но попросил, чтобы книгу посвятили ему. Надо сказать, что без Катаева книги не было бы вообще (издательство заключило договор на ещё не написанный роман именно под поручительство Катаева), так что посвящение (а также золотой портсигар, который потребовал с первого гонорара авторов) он честно заслужил.
А ещё есть литературные теории, что к созданию книги причастен ещё и Булгаков. Насколько — мнения расходятся, по самой радикальной теории — сам всё написал, а имена Ильфа и Петрова были поставлены с их согласия ради того, чтобы книгу напечатали — якобы цензура имени Булгакова не пропускала. На самом деле в то время его пьесы вовсю шли в театрах, так что аргумент спорный. Теория также не стыкуется ни с воспоминаниями всех причастных (в том числе родни Булгакова — неужели он работу даже от жены скрывал?), ни с участием Катаева (зачем он книгу брата продвигал, понятно, а вот зачем ему так впрягаться за какого-то малознакомого коллегу брата?). Впрочем, взаимное влияние Ильфа с Петровым и Булгакова — неоспоримо, и какие-то идеи он вполне мог им подсказать сам, а какие-то они подсмотрели в его произведениях и, может быть, даже специально вставили как отсылки.
Также в реальности существовало не менее трёх разных российских (а затем советских) евреев с фамилией Бендер, которую они получили от города Бендеры.
Обе книги явно написаны «при свете» западноевропейских плутовских романов. Бендер — тип трикстера, отсылающий (невольно?) скорее к ним, а не, скажем, к русским народным сказкам. Заодно получилась пародия на Арсена Люпена (не того, что из аниме, а изначального, французского, придуманного Морисом Лебланом!) и похожие типажи.
О. Б. лёгок на подъём. Например, в первом романе он со спутником побывал в Москве, Н. Новгороде, Чебоксарах и Волгограде, Пятигорске, Минеральных Водах, Беслане и Владикавказе, проехал по Грузии через Тбилиси (а отец Фёдор оказался в Батуми) и, наконец, прибыли в Ялту. Во втором в погоне за жертвой добрался до Средней Азии и написал о ней «прекрасное» четверостишие. Авторы сделали его таким не случайно — на похождение этого очаровашки, как на стержень, нанизано Дофига персонажей, которые служат для высмеивания или воспевания советской реальности.
Также Ильф и Петров использовали бафосные имена для создания комического эффекта на постоянной основе. Самые выдающиеся образцы: — Ипполит Матвеевич Воробьянинов. — Максим Петрович Чарушников. — Никифор Ляпис-Трубецкой. — Авессалом Владимирович Изнурёнков. — Александр Иванович Корейко. — Егор Скумбриевич. — Люция Францевна Пферд.
Любопытно, что современный человек знаком с тогдашней попсой только по этим книгам. «Матчиш прелестный танец, тара́-та, [та́-ра, его привёз испанец, тара́-та, та́-ра]» (эстрадная песенка), «А теперь уже танцует шимми целый мир». Последнее, внезапно — не что иное, как дуэт Мариэтты и Филиппа из кальмановской «Баядеры» (1921), но не в современном каноническом, а в другом, забытом ныне переводе.
Ещё пример влияния творчества «одесского тандема» на советскую культуру: отдел юмора и сатиры «Литературной газеты», застолбивший место на 16-й странице этого издания, именовался «Клуб 12 стульев», а стенгазета этого клуба — «Рога и копыта». А потом появилась телепередача «Кабачок 13 стульев», в которой имитировалось польское кафе.
А поскольку один из авторов тоже был евреем то, кроме главного героя, он подарил свою этническую принадлежность массе эпизодических персонажей в обеих частях дилогии — в пропорции приблизительно одного Залкинда на четырёх Галкиных, Палкиных, Малкиных и Чалкиных. И Кислярский — тоже да. И зиц-председатель Фунт — очень вероятно.
Впервые она появилась даже не в России, а в Германии, где в конце XIX века пресса была "полусвободной" - цензуры вроде как бы и не было, но за публикацию "лживых" статей газету могли либо оштрафовать на огромную сумму, либо посадить её редактора в тюрьму на 1-2 месяца. В результате редакторы начали формально уступать свою должность подставным лицам,т.н. "зиц-редакторам" ( от немецкого слова " sitzen" - "сидеть") , от которых требовалось лишь "в случае чего" посидеть в тюрьме. Позже подобная практика распространилась и на Россию.
" В царское время за оппозиционные статьи в СМИ было предусмотрено 2 вида наказания: крупные штрафы (от 300 до 3000 рублей, на наши деньги от 300 тысяч до 3 млн. руб. ) или арест редактора на срок 1-3 месяца, - пишет телеграм-канал "Толкователь". - И газеты изобрели способ, как с наименьшими потерями обходить такие наказания.
Например, журналист И. А. Волков в книге "Двадцать лет по газетному морю", изданной в 1925 году, рассказывал об этом: "Я неофициально редактировал "Рыбинский Вестник" в 1908 и в 1909 г. В это время Разроднов уже не числился редактором, а подписывался лишь как издатель. Официально редактировали газету подставные лица, "сидючие редакторы", как их тогда называли.
"Сидючий редактор" давал газете лишь своё имя, подписывая её; держался он собственно на случай высидки, фактическим же редактором обычно был секретарь редакции. В эту эпоху в каждой газете "сидючих редакторов" было в запасе два-три, а то и больше. Сидючие редакторы были изобретены газетами как противовес и противоядие немилосердным штрафам, придуманным царским правительством для обуздания печати вместо отменённой в 1905 году предварительной цензуры. Положение было такое: "провралась газета" - значит, или плати крупный штраф, или - "пожалуйте, господин редактор, в кутузку".
Для бедных провинциальных издателей было выгоднее содержать "сидючих редакторов", чем платить единовременно большие штрафы, из которых правительство создало для себя статью дохода.
В "сидючие редакторы" шли обычно ни к чему иному не способные люди: инвалиды, бездельники и безнадёжные алкоголики. С "сидючими редакторами" обычно заключалось такое условие: в обычное время, т.е. будучи на свободе, они получали одно жалованье, во время "отсидки" это жалованье платилось вдвойне. В случае, если один редактор и его подпись под газетой должна быть снята, на место её немедля появлялась подпись следующего "сидючего редактора".
В "Рыбинском Вестнике" было два "сидючих редактора". Они сидели в тюрьме, чередуясь, сменяя один другого. Это было столь обычным явлением, что в кутузке при полиции была даже особая "редакторская камера", в которую вместе с редакторами сажали более или менее приличных и привилегированных арестантов.
Я, как фактический редактор, получал жалованья 45 рублей, а хроникёры зарабатывали 15-18 рублей в месяц. "Сидючие редакторы" получали по 10 рублей в месяц, во время отсидки в тюрьме - по 20 рублей. После выхода из тюрьмы каждый из них ещё выпивал по три стакана водки, это тоже входило в их зарплату".
Только не "фермы" ,а фИрмы
Зицпредседатель Фунт (зиц- от нем. Sitz — «сиденье» ) — один из второстепенных персонажей романа «Золотой телёнок» . Профессия Фунта с дореволюционных времен — номинальный руководитель фирм-однодневок, создаваемых ради финансовых махинаций. Обязанность Фунта — вместо подлинного махинатора попасть под суд и в тюрьму, во время отсидки ему полагается двойной оклад. В этом смысле фамилия «Фунт» после публикации романа стала в русской речи синонимом подставного лица.
Читайте также: