Джекил и хайд цитаты
Обновлено: 03.07.2024
Остров Детства. Вот он - всегда светлый, добрый, лучистый, с абрикосовыми деревьями. Плывешь ли куда-то, тонешь ли, дрейфуешь в проруби - на остров Детства ты всегда можешь вернуться. Там всегда ждут друзья, они тебе искренне рады. Но на этот Остров кое-кого лучше высадить сразу и навсегда, чем топить его уже потом на вполне взрослой глубине. Куда лучше образы некоторых авторов оставить в своей памяти чистыми, детскими, незапятнанными. Вот, ты подплываешь и они машут своими разномастными шляпами издали. Здравствуйте, дорогие друзья детства, Теодор Драйзер, Джек Лондон, Майн Рид, Рафаэль Сабатини, Эмилио Сальгари. Примите еще в свои ряды Фенимора Купера. Конан-Дойль? Ну, что вы. Плывет дальше. Пристли тоже. И Ремарк. Ну и что, что весь прочитан. В перечитывании особый смак. Ах да, простите, попросите господина Стивенсона на борт. За ним-то мы и приплыли.
Когда я просмотрел список прочитанного у любимого Стивенсона (впрочем, а у кого он не любимый), то пришел в ужас. Пять произведений! И это при том, что собрание сочинений демонстративно стояло в дефицитные книжные годы на самом видном месте. Справедливости ради следовало бы заметить, что основные тяготы чтения легли на второй том, он выделялся на общем фоне своей потрепанностью, ибо заключал в себе "Остров сокровищ" и "Черную стрелу". Остальное же или было читано по одному разу, или было оставлено на черный день. В результате со Стивенсоном в детстве произошло тоже самое, что сейчас происходит с Диккенсом. Мне жалко его читать. Что делать, если он кончится?
Почему это так? Вряд ли сам Стивенсон ориентировался на подобную аудиторию, поэтому корни ответа на этот вопрос следует искать в самой личности автора. И действительно, нечто лирическое из-под пера Роберта Льюиса выглядело бы несколько неестественно, но такие вещи как схватки с пиратами, лесные охоты, поединки, любой другой экшн, требующий недюжинной фантазии и концентрации волевых усилий - это именно то, что всегда привлекало читателей. И, хотя на войне чаще всего четко разделается свой и чужой, белое и черное (все это является ярким признаком детского произведения), мы хорошо помним неоднозначные образы очаровательного Сильвера или мастера Хэтча из "Черной стрелы", которым просто невозможно не симпатизировать. У каждого автора свои сильные и слабые стороны. Похожим путем сейчас, вслед за Робертом Льюисом идет Джоан Роулинг. Пройдет время и, дай бог, читательская община забудет ее невнятные эксперименты, навсегда вписав ее в мировую историю литературы как писательницу для детей и юношества.
Доктора Джекила и мистера Хайда было бы недостаточно только сравнивать, делая упор на том, что в человека мы превращаемся лишь тогда, когда над нами властвуют не только одни животные инстинкты. Все мы изображаем в этой жизни кого-то другого, играем какую-то роль в своей пьесе жизни, стараемся казаться лучше в чужих и собственных глазах. Наш личный мистер Хайд всего лишь затаился и ждет своего часа. "Эффект Джекила", свойственен на разных уровнях только общей недоразвитой массе. Пример доброго и вечного искусно используется истинными Хайдами, которые пускают в дело это свойство обучаемости народа в своих личных корыстных целях. В идеале человек развитый приходит к собственным понятиям и на него больше не влияют ханжеские тиски общества и ограничения. Природу добра и зла рассматривать не буду - это слишком банально.
Если углубиться в дальнейшие дебри этого необъятного произведения, то можно бы было сделать много выводов о проблемах воспитания детей и формировании у них личности Джекила и личности Хайда. Не думаю, что злобный образ Хайда все же является потаенным желанием самого Стивенсона и он воплотил в нем все то, что не смог получить в реальной жизни. Скорее, он, со свойственной ему проницательностью, просто видел и чувствовал ту самую грань лучше многих, которую так мистически описал. История бы была странной, если бы была написана кем-то другим. В данном случае достаточно упомянуть лишь фамилию автора.
Роберт Льюис Стивенсон Мистер Аттерсон, нотариус, чье суровое лицо никогда не освещала улыбка, был замкнутым человеком, немногословным и неловким в обществе, сухопарым, пыльным, скучным – и все-таки очень симпатичным. В кругу друзей и особенно когда вино ему нравилось, в его глазах начинал теплиться огонек мягкой человечности, которая не находила доступа в его речь; зато она говорила не только в этих безмолвных средоточиях послеобеденного благодушия, но и в его делах, причем куда чаще и громче. Он был строг с собой: когда обедал в одиночестве, то, укрощая вожделение к тонким винам, пил джин и, горячо любя драматическое искусство, более двадцати лет не переступал порога театра. Однако к слабостям ближних он проявлял достохвальную снисходительность, порой с легкой завистью дивился буйному жизнелюбию, крывшемуся в их грехах, а когда для них наступал час расплаты, предпочитал помогать, а не порицать. – Я склонен к каиновой ереси, – говаривал он со скрытой
Хайд весело напевал, составляя напиток, и выпил его за здоровье убитого.
Храните нерушимость этих уз — С ветрами, с вереском незыблем наш союз.Вдали от родины мы знаем, что для нас Цветет на севере душистый дрок сейчас.
привычка принесла – нет, не смягчение этих мук, но некоторое огрубение души
На этот раз, чтобы стать собой, мне потребовалась двойная доза, и – увы!
Всему наступает конец; переполняется даже самая вместительная мера; и эта краткая уступка моему злому началу оказалась последней соломинкой, безвозвратно уничтожившей равновесие моей души. А я даже не встревожился!
но душевная двойственность по-прежнему оставалась моим проклятием
Но время притупило остроту моей тревоги, спокойная совесть становилась чем-то привычным, меня начинали терзать томительные желания, словно Хайд пытался вырваться на волю, и наконец в час душевной слабости я вновь составил и выпил магический напиток.
Однако два месяца я свято соблюдал свое решение, два месяца я вел чрезвычайно строгую жизнь, о какой и мечтать не мог прежде, и был вознагражден за это блаженным спокойствием совести.
Роберт Льюис Стивенсон — английский писатель, классик неоромантизма и автор приключенческих романов, вошел в историю литературы как тонкий стилист и мастер психологического портрета. "Остров сокровищ", "Черная стрела", "Клуб самоубийц", "Алмаз Раджи" и многие-многие другие произведения, вышедшие из-под пера Стивенсона, занимают прочное место среди шедевров мировой литературы. В настоящем издании вниманию читателей предлагаются широко известные и значимые для творчества самого писателя повести и рассказы: "Странная история доктора Джекила и мистера Хайда", "Дом на дюнах", "Окаянная Дженет", "Маркхейм", "Олалла" и "Похититель трупов".
Таким образом все наталкивало на единственно возможный вывод: Я постепенно утрачивал связь с моим первым и лучшим «Я» и мало по-малому начинал полностью сливаться со второй и худшей частью моего существа.
Я понял, что должен выбрать между ними раз и навсегда.
Действие разворачивается в Лондоне 1930-х годов, где Роберт Джекил, внук Генри Джекила, воспитанный на Цейлоне приёмными родителями, пытается узнать правду о своей настоящей семье и понять причину своих странных «приступов».
По пятам за Робертом следует «Ми-И», британская спецслужба, занимающаяся паранормальными явлениями, а также агенты некоего сообщества, называемого «Тенебри».
Вам будет что рассказать внукам, мистер Сакклер. Вот только, если расскажете — я убью вас.
— Из платочков и клубочков, из загадок и мармеладок сделаны наши девчонки.
— А из чего же сделаны мальчишки?
— Кровь, рубцы и бубенцы.
Страх забавная штука — обостряет все чувства.
Уходите отсюда, а лобстера оставьте мне! Знаешь, никогда не любил морепродукты — мне от них становится тошно.
Роберт, если выбор стоит между мной и твоей человечностью. пожертвуй собой, дружище!
— Мы живем здесь много веков, дом, конечно же, захирел.
— А по-моему, ничего.
— Он очень стар и требует ухода.
— Я тоже стар и требую ухода, но я все равно ничего.
— Мне правда очень жаль! [Макс вырубает Ренату, которая обращалась в оборотня] Думаешь, это было верным решением?
— Не волнуйся, если она такая же как я, то скоро придет в себя.
— Вот этого, как раз, я и боюсь! Что теперь!?
— Как забавно. я всегда так боялся жить, а оказывается, что не слишком боюсь умереть.
— Ты не умрешь.
— Я всегда думал, что умру от сердца. Это было так весело, Роберт, спасибо, что показал мне как жить, дал мне возможность пожить.
— Он умер из-за меня.
— Это лучше, чем умереть ни за что.
— Мы ваши друзья, Роберт.
— Разумеется, мои друзья всегда стреляют, а затем связывают меня.
— Ты другой. Что-то изменилось.
— Привыкай видеть меня таким, Белла. Доктором Джекиллом.
— Прости, но сейчас мне Джекилл не нужен, мне нужен Хайд.
— Как и всем. А когда он появляется, вы его презираете. Но на этот раз он не придет, я сам разберусь, в качестве доктора Джекилла.
— Доктор нам уже не поможет!
Порой правда таится в разуме сумасшедших.
Даже не представляю каково это — иметь такую силу, знать, что ты неуязвим. Все боги сходят с ума.
— Я скажу тебе, чего я хочу, ты будешь меня внимательно слушать, а потом дашь мне это.
— Запираешь меня наедине с монстром?
— Не-а, с двумя монстрами.
— Ты не можешь вести жизнь обычных людей.
— Ты говоришь как Олала.
— Я знаю о чем говорю. Я любила Хайда.
— То была не любовь.
— Тогда ты не знаешь, что такое любовь. Это не всегда цветы да сердечки.
— Опа, а это интересно.
— Как ты сказал, тебе нечего больше боятся.
— Либо у тебя тоже раздвоение личности, либо пора объясниться. <. >
— Забудь о Лили, её одной тебе будет мало. Ты обманываешь себя, говоря, что защищаешь её от правды. Ты бежишь, потому что не желаешь её, ты желаешь меня. А иначе, почему я здесь оказалась?
— В том-то и дело, почему ты здесь оказалась?! Таинственные ласки в подземелье не смогут убедить меня, что это реально!
Читайте также: