Код да винчи молот ведьм
Обновлено: 05.07.2024
Реальный код да Винчи
Оккультные игры элиты
© Вадим Шегалов, 2018
Глава 1
Роберт Лэнгдон проснулся не сразу.
Где-то в темноте звонил телефон. Вот только звонок звучал непривычно резко, пронзительно. Пошарив на тумбочке, он включил лампу-ночник. И, щурясь, разглядывал обстановку: обитая бархатом спальня в стиле Ренессанса, мебель времен Людовика XVI, стены с фресками ручной работы, огромная кровать красного дерева под балдахином.
Где я, черт побери?
На спинке кресла висел жаккардовый халат с монограммой: «ОТЕЛЬ „РИТЦ“, ПАРИЖ».
Туман в голове начал постепенно рассеиваться.
Лэнгдон поднял трубку:
– Месье Лэнгдон? – раздался мужской голос. – Надеюсь, я вас не разбудил?
Щурясь, Лэнгдон посмотрел на настольные часы. Они показывали 12.32 ночи. Он проспал всего час и был еле живым от усталости.
– Это портье, месье. Извините за беспокойство, но к вам посетитель. Говорит, что у него срочное дело.
Лэнгдон все еще плохо соображал. Посетитель? Взгляд упал на измятый листок бумаги на тумбочке. То была небольшая афишка.
АМЕРИКАНСКИЙ УНИВЕРСИТЕТ ПАРИЖА
имеет честь пригласить
на встречу с Робертом Лэнгдоном, профессором религиозной символики Гарвардского университета
Лэнгдон тихонько застонал. Вечерняя лекция сопровождалась демонстрацией слайдов: языческий символизм, нашедший отражение в каменной кладке собора в Шартре, – и консервативной профессуре она наверняка пришлась не по вкусу. А может, самые религиозные ученые даже попросят его вон и посадят на первый же рейс до Америки.
– Извините, – ответил Лэнгдон, – но я очень устал и…
– Mais, monsieur, [3] – продолжал настаивать портье, понизив голос до интимного шепота. – Ваш гость – весьма влиятельная персона.
Лэнгдон ничуть не сомневался в этом. Книги по религиозной живописи и культовой символике сделали его своего рода знаменитостью в мире искусств, только со знаком минус. А в прошлом году скандальная слава Лэнгдона лишь приумножилась благодаря его участию в довольно двусмысленном инциденте в Ватикане, который широко освещался прессой. И с тех пор его просто одолевали разного рода непризнанные историки и дилетанты от искусства, так и валили толпой.
– Будьте добры, – Лэнгдон изо всех сил старался говорить вежливо, – запишите имя и адрес этого человека. И скажите, что я постараюсь позвонить ему в четверг, перед отъездом из Парижа. О'кей? Спасибо! – И он повесил трубку прежде, чем портье успел что-либо возразить.
Он сел в кровати и, хмурясь, уставился на лежавший на столике ежедневник для гостей отеля, на обложке которого красовалась казавшаяся теперь издевательской надпись: «СПИТЕ КАК МЛАДЕНЕЦ В ГОРОДЕ ОГНЕЙ, СЛАДКАЯ ДРЕМА В ОТЕЛЕ „РИТЦ“, ПАРИЖ». Он отвернулся и устало взглянул в высокое зеркало на стене. Мужчина, отразившийся там, был почти незнакомцем. Встрепанный, усталый.
Тебе нужно как следует отдохнуть, Роберт.
Особенно тяжелым выдался последний год, и это отразилось на внешности. Обычно такие живые синие глаза потускнели и смотрели уныло. Скулы и подбородок с ямочкой затеняла щетина. Волосы на висках серебрились сединой, мало того, седые волоски проблескивали и в густой черной шевелюре. И хотя все коллеги женского пола уверяли, что седина страшно ему идет, подчеркивает ученый вид, сам он был вовсе не в восторге.
Видели бы меня сейчас в «Бостон мэгазин»!
В прошлом месяце, к изумлению и некоторой растерянности Лэнгдона, журнал «Бостон мэгазин» включил его в список десяти самых «интригующих» людей города – сомнительная честь, поскольку это стало предметом постоянных насмешек со стороны коллег по Гарварду. И вот сейчас в трех тысячах миль от дома оказанная ему журналом честь обернулась кошмаром, преследовавшим его даже на лекции в Парижском университете.
– Дамы и господа, – объявила ведущая на весь битком набитый зал под названием «Павильон дофина», – наш сегодняшний гость не нуждается в представлении. Он – автор множества книг, в их числе: «Символика тайных сект», «Искусство интеллектуалов: утраченный язык идеограмм». И если я скажу, что именно из-под его пера вышла «Религиозная иконология», то не открою вам большой тайны. Для многих из вас его книги стали учебниками.
Студенты энергично закивали в знак согласия.
– И вот сегодня я хотела представить его вам, очертив столь впечатляющий curriculum vitae [4] этого человека. Но… – тут она игриво покосилась на сидевшего за столом президиума Лэнгдона, – один из наших студентов только что предоставил мне еще более, если так можно выразиться, интригующее вступление.
И она показала номер бостонского журнала.
Лэнгдона передернуло. Где, черт побери, она это раздобыла?
Ведущая начала зачитывать отрывки совершенно идиотской статьи, а Лэнгдон все глубже и глубже вжимался в кресло. Тридцать секунд спустя аудитория уже вовсю хихикала, а дамочка никак не унималась.
– «Отказ мистера Лэнгдона рассказать средствам массовой информации о своей необычной роли в прошлогоднем совещании в Ватикане определенно помог ему набрать очки в борьбе за вхождение в первую десятку „интриганов“». – Тут она умолкла и обратилась к аудитории: – Хотите послушать еще?
Ответом были дружные аплодисменты.
Нет, кто-то должен ее остановить, подумал Лэнгдон. А она зачитывала новый отрывок:
– «Хотя профессора Лэнгдона в отличие от некоторых наших молодых претендентов нельзя считать таким уж сногсшибательным красавчиком, в свои сорок с хвостиком он в полной мере наделен шармом ученого. И его очарование лишь подчеркивает низкий баритон, который, по мнению студенток, действует „прямо как шоколад на уши“».
Зал так и грохнул от смеха.
Лэнгдон выдавил робкую улыбочку. Он знал, что последует дальше – пассаж на тему «Гаррисон Форд в твиде от Гарриса». И поскольку сегодня он опрометчиво вырядился в твидовый пиджак от Гарриса и водолазку от Бербери, то решил срочно предпринять какие-то меры.
– Благодарю вас, Моник, – сказал Лэнгдон, поднялся и сошел с подиума. – В этом бостонском журнале определенно работают люди, наделенные даром художественного слова. Им бы романы писать. – Он вздохнул и оглядел аудиторию. – И если я только узнаю, кто приволок сюда этот журнал, потребую вышвырнуть мерзавца вон.
Все снова дружно расхохотались.
– Что ж, друзья мои, как всем известно, я пришел сегодня к вам поговорить о власти символов…
Звонок телефона прервал размышления Лэнгдона.
Он обреченно вздохнул и снял трубку:
Как и ожидалось, это снова был портье.
– Мистер Лэнгдон, еще раз прошу прощения за беспокойство. Но я звоню сообщить вам, что гость уже на пути к вашей комнате. Вот я и подумал, может, лучше предупредить вас.
Лэнгдон проснулся окончательно.
– Так вы направили его ко мне в номер?
– Прошу прощения, месье, но человек такого ранга… Просто подумал, что не вправе останавливать его.
– Да кто он такой наконец?
Но портье уже повесил трубку.
И почти тотчас же раздался громкий стук в дверь.
Лэнгдон нехотя поднялся с кровати, босые ступни утонули в толстом пушистом ковре. Он накинул халат и направился к двери.
– Мистер Лэнгдон? Мне необходимо переговорить с вами. – По-английски мужчина говорил с акцентом, голос звучал резко и властно. – Я лейтенант Жером Колле. Из Центрального управления судебной полиции.
Лэнгдон замер. Центральное управление судебной полиции, или сокращенно ЦУСЛ? Он знал, что эта организация во Франции примерно то же, что в США ФБР.
Не снимая цепочку, он приотворил дверь на несколько дюймов. На него смотрело худое лицо с невыразительными, как бы стертыми чертами. Да и сам мужчина в синей форме был невероятно худ.
– Я могу войти? – спросил Колле.
Лэнгдон колебался, ощущая на себе пристальный изучающий взгляд лейтенанта.
– А в чем, собственно, дело?
– Моему капитану требуется ваша помощь. Экспертиза в одном частном деле.
– Прямо сейчас? – удивился Лэнгдон. – Но ведь уже за полночь перевалило.
– Сегодня вечером вы должны были встретиться с куратором Лувра, я правильно информирован?
У Лэнгдона возникло тревожное предчувствие. Действительно, он и достопочтенный Жак Соньер договаривались встретиться после лекции и поболтать за выпивкой, однако куратор так и не объявился.
– Да. Но откуда вы знаете?
– Нашли вашу фамилию у него в настольном календаре.
– Надеюсь, с ним все в порядке?
Агент вздохнул и сунул в щель снимок, сделанный «Полароидом».
Увидев фотографию, Лэнгдон похолодел.
– Снимок сделан меньше часа назад. В стенах Лувра.
Лэнгдон не сводил глаз с леденящей душу картины, и его отвращение и возмущение выразились в сердитом возгласе:
– Но кто мог сделать такое?!
– Это мы и хотим выяснить. И надеемся, вы поможете нам, учитывая ваши знания в области религиозной символики и намерение встретиться с Соньером.
Лэнгдон не отрывал глаз от снимка, и на смену возмущению пришел страх. Зрелище отвратительное, но дело тут не только в этом. У него возникло тревожное ощущение déjà vu. [5] Чуть больше года назад Лэнгдон получил снимок трупа и аналогичную просьбу о помощи. А еще через двадцать четыре часа едва не расстался с жизнью, и случилось это в Ватикане. Нет, этот снимок совсем другой, но, однако же, явное сходство в сценарии имело место.
Агент взглянул на часы:
– Мой капитан ждет, сэр.
Но Лэнгдон его не слышал. Глаза по-прежнему были устремлены на снимок.
– Вот этот символ здесь, и потом то, что тело так странно…
– Он отравлен? – предположил агент.
Лэнгдон кивнул, вздрогнул и поднял на него взгляд:
– Просто представить не могу, кто мог сотворить такое…
– Вы не поняли, мистер Лэнгдон. То, что вы видите на снимке… – Тут он запнулся. – Короче, месье Соньер это сам с собой сделал.
Предисловие
Задача, которую взял на себя автор этой книги настолько монументальна, что если бы сам автор оказался на месте читателя этой книги еще лет 15 назад, то он бы сам не поверил, что подобные вещи возможны в современном мире. Сложно поверить, что в ХХI веке до сих пор применяются магические формулы, алхимические символы и нумерология, все то, что казалось кануло в Лету несколько сотен лет назад, а сейчас ограничиваются только узким кругом эзотериков-любителей, которые никоем образом не могут влиять, ни на политический курс правительств, ни на медиапространство. Для того, чтобы показать, что это совсем не так, я вынужден обильно снабдить эту книгу иллюстрациями и стоп-кадрами из фильмов, дабы не ввергать даже благосклонно настроенного читателя в бесконечные поиски подтверждающей мои выкладки информации. Я сделаю за вас это сам, так как прекрасно понимаю, что любой человек не мог видеть всех художественных фильмов, запомнить все кадры оттуда, а также знать даты рождений и имена всех актеров. Это было бы подобным попытке чтению книги на иностранном языке со словарем. Автор отдает себе отчет, что все нижесказанное может показаться читателю настолько маловероятным и случайным, что любое мое заявление, по крайней мере на начальной стадии, потребует от меня самых веских доказательств и четких иллюстраций. Не хотелось бы уподобляться среднестатистическому теоретику заговора, который строит далеко идущие выводы, базируюсь на ложной, абсолютно непроверенной или непроверяемой информации. Подобных выводов я делать не буду, пока не обзаведусь абсолютно неоспоримыми доказательствами, а не туманными ссылками на «анонимный источник в Белом доме “или «Голливудского инсайдера». Я не буду ссылаться на никакие закрытые источники, ибо сам я никакого доступа к ним никогда не имел. Я представлю вам простой и надежный метод цифрового анализа информации, который основан на моем собственном знании истории религий, оккультизма и религиозной символистики, метод, который любой из читателей может применить дома и перепроверить за считанные минуты любое из моих утверждений. Иными словами, я беру на себя роль настоящего профессора Лэнгдона из романов Дэна Брауна, но с одним огромным отличием от него– я не ставлю своей целью написание увлекательного, но фактологически неаккуратного художественного произведения. Надеюсь, что в дальнейшем, читатель, вооружившись моим методом пойдет гораздо дальше меня и разрешит для себя другие задачи, которые пока оказались мне самому не по силам.
Пролог
Париж, Лувр 21.46
Знаменитый куратор Жак Соньер, пошатываясь, прошел под сводчатой аркой Большой галереи и устремился к первой попавшейся ему на глаза картине, полотну Караваджо. Ухватился обеими руками за позолоченную раму и стал тянуть ее на себя, пока шедевр не сорвался со стены и не рухнул на семидесятилетнего старика Соньера, погребя его под собой.
Как и предполагал Соньер, неподалеку с грохотом опустилась металлическая решетка, преграждающая доступ в этот зал. Паркетный пол содрогнулся. Где-то вдалеке завыла сирена сигнализации.
Несколько секунд куратор лежал неподвижно, хватая ртом воздух и пытаясь сообразить, на каком свете находится. Я все еще жив. Потом он выполз из-под полотна и начал судорожно озираться в поисках места, где можно спрятаться.
Голос прозвучал неожиданно близко:
Стоявший на четвереньках куратор так и похолодел, потом медленно обернулся.
Всего в пятнадцати футах от него, за решеткой, высилась внушительная и грозная фигура его преследователя. Высокий, широкоплечий, с мертвенно-бледной кожей и редкими белыми волосами. Белки глаз розовые, а зрачки угрожающего темно-красного цвета. Альбинос достал из кармана пистолет, сунул длинный ствол в отверстие между железными прутьями и прицелился в куратора.
– Ты не должен бежать, – произнес он с трудно определимым акцентом. – А теперь говори: где оно?
– Но я ведь уже сказал, – запинаясь, пробормотал куратор, по-прежнему беспомощно стоявший на четвереньках. – Понятия не имею, о чем вы говорите.
– Ложь! – Мужчина был неподвижен и смотрел на него немигающим взором страшных глаз, в которых поблескивали красные искорки. – У тебя и твоих братьев есть кое-что, принадлежащее отнюдь не вам.
Куратор содрогнулся. Откуда он может знать?
– И сегодня этот предмет обретет своих настоящих владельцев. Так что скажи, где он, и останешься жив. – Мужчина опустил ствол чуть ниже, теперь он был направлен прямо в голову куратора. – Или это тайна, ради которой ты готов умереть?
Соньер затаил дыхание.
Мужчина, слегка запрокинув голову, прицелился.
Соньер беспомощно поднял руки.
– Подождите, – пробормотал он. – Я расскажу все, что знаю. – И куратор заговорил, тщательно подбирая слова. Эту ложь он репетировал множество раз и всякий раз молился о том, чтобы к ней не пришлось прибегнуть.
Когда он закончил, его преследователь самодовольно улыбнулся:
– Да. Именно это мне говорили и другие.
Другие?– мысленно удивился Соньер.
– Я их тоже разыскал, – сказал альбинос. – Всю троицу. И они подтвердили то, что ты только что сказал.
Быть того не может! Ведь истинная личность куратора и личности трех его sénéchaux [2] были столь священны и неприкосновенны, как и древняя тайна, которую они хранили. Но тут Соньер догадался: трое его senechaux, верные долгу, рассказали перед смертью ту же легенду, что и он. То была часть замысла.
Мужчина снова прицелился.
– Так что, когда помрешь, я буду единственным на свете человеком, который знает правду.
Правду. Куратор мгновенно уловил страшный смысл этого слова, весь ужас ситуации стал ему ясен. Если я умру, правды уже никто никогда не узнает. И он, подгоняемый инстинктом самосохранения, попытался найти укрытие.
Грянул выстрел, куратор безвольно осел на пол. Пуля угодила ему в живот. Он пытался ползти… с трудом превозмогая страшную боль. Медленно приподнял голову и уставился сквозь решетку на своего убийцу.
Теперь тот целился ему в голову.
Соньер зажмурился, страх и сожаление терзали его.
Щелчок холостого выстрела эхом разнесся по коридору.
Соньер открыл глаза.
Альбинос с насмешливым недоумением разглядывал свое оружие. Хотел было перезарядить его, затем, видно, передумал, с ухмылкой указал на живот Соньера:
– Я свою работу сделал.
Куратор опустил глаза и увидел на белой льняной рубашке дырочку от пули. Она была обрамлена красным кольцом крови и находилась несколькими дюймами ниже грудины. Желудок! Жестокий промах: пуля угодила не в сердце, а в живот. Куратор был ветераном войны в Алжире и видел немало мучительных смертей. Еще минут пятнадцать он проживет, а кислоты из желудка, просачиваясь в грудную полость, будут медленно отравлять его.
– Боль, она, знаете ли, на пользу, месье, – сказал альбинос.
Оставшись один, Жак Соньер взглянул на железную решетку. Он был в ловушке, двери не откроют еще минут двадцать. А ко времени, когда кто-нибудь подоспеет на помощь, он будет уже мертв. Но не собственная смерть страшила его в данный момент.
Я должен передать тайну.
Пытаясь подняться на ноги, он видел перед собой лица трех своих убитых братьев. Вспомнил о поколениях других братьев, о миссии, которую они выполняли, бережно передавая тайну потомкам.
Неразрывная цепь знаний.
И вот теперь, несмотря на все меры предосторожности… несмотря на все ухищрения, он, Жак Соньер, остался единственным звеном этой цепи, единственным хранителем тайны.
Весь дрожа, он наконец поднялся.
Я должен найти какой-то способ…
Он был заперт в Большой галерее, и на свете существовал лишь один человек, которому можно было передать факел знаний. Соньер разглядывал стены своей роскошной темницы. Их украшала коллекция знаменитых на весь мир полотен, казалось, они смотрят на него сверху вниз, улыбаясь, как старые друзья.
Поморщившись от боли, он призвал на помощь все свои силы и сноровку. Задача, предстоявшая ему, потребует сосредоточенности и отнимет все отпущенные ему секунды жизни до последней.
Глава I. Власть и оккультизм
С незапамятных времен люди во власти обращались за помощью к потусторонним силам. Происходило это, как в рамках официальных религиозных верований тех времен, так и за их пределами. Не были исключением и российские самодержцы. К примеру, царь Иоанн IV Грозный держал при себе в качестве врача вестфальца Элоизиуса (Елисея Бомелия) Бомелиуса. Псковские хроники небезосновательно называли Бомелиуса «волхвом зело лютым». Он готовил для царя яды, от которых жертвы «умирали в назначенную минуту». Царь Иван настолько доверял своему врачу и советнику, что даже обсуждал с ним план женитьбы на Елизавете Английской. Известно, что Елисей Бомелий был и астрологом. Народ частом мог наблюдать его на колокольне кремлевской церкви Иоанна Лествичника, где он обозревал расположение небесных светил, наводя ужас на простой народ.
Несмотря на множество доносов на него царь продолжал доверять «арканисту».
Б 1579 году Иван Грозный приказал Бомелию предсказать будущее его рода. Скрючившись в судорогах у хрустального шара нн начал предсказывать, что вторая супруга старшего сына царя умрет при родах, самого царевича Иван IV убьет лично. Сыновья Федор и Дмитрий также умрут раньше отца. Род Рюриковичей прекратится и настанет смута. Это вызвало немедленный гнев царя и послужило началом конца деятельности Бомелия при дворе. Позднее Бомелиус был обвинен в измене и сожжен заживо в Москве в 1580 году. Эта расправа произвела совершенно определенное впечатление на иностранцев при дворе, поскольку на своей родине Бомелиус также слыл недобрым человеком. По точно такому же обвинению он находился в заключении в Лондоне. Известно, что по просьбе Ивана IV, на смену Бомелиусу, Елизавета I в 1581 году послала в Москву медика Роберта Якоби и аптекаря Джемса Френчема.
Другой, подлинный титан математических наук, криптографии, алхимии и астрологии, валлиец Джон Ди был советником нескольких коронованных особ. В Праге, где он прожил 3 года, он консультировал самого Императора Священной Римской империи Рудольфа Второго, который имел в то время репутацию короля Алхимиков. В Англии Джон Ди был знаком и даже работал вместе со знаменитым итальянцем Джероламо Кардано (изобретатель карданного вала) в построении вечного двигателя. Последний неудачно, по науськиванию придворных, составил гороскоп 15 летнему королю Эдварду VI, предсказав ему тяжелую болезнь в 55 лет. Однако король скончался еще подростком, после чего Кардано был опозорен. Наследница Эдварда Мария Тюдор доверила составления гороскопа самому Джону Ди, чем он заслужил прочное доверие королевы. Ходили слухи, что он предсказал воцарение Елизаветы и сообщил принцессе об этом в письме, которое было перехвачено шпионами Марии. Несмотря на это, Ди удалось избежать наказания. Отношения с ее наследницей Елизаветой I сложились у Ди еще удачнее. Коронация Елизаветы 15 января была назначена по настоянию Ди. При Елизавете Первой Ди занимался не только научными изысканиями, но и разведовательной деятельностью в других странах во благо английской короны. Свои донесения Ди подписывал «агент 007». Это послужило прототипом уже фиктивного персонажа Джеймса Бонда у автора, разведчика и оккультиста Яна Флемминга.
Всего 4 года назад в лондонской Королевской коллегии врачей 18 января 2014 проводилась выставка «Ученый, придворный, маг: потерянная библиотека Джона Ди», посвященная знаменитому математику, астроному, алхимику и оккультисту. Одним из экспонатов выставки стала картина «Джон Ди проводит опыты перед королевой Елизаветой I» художника викторианской эпохи Генри Гилларда Глиндони. При подготовке выставки картину исследовали в рентгеновских лучах и неожиданно обнаружили, что знаменитый алхимик первоначально был изображен художником в круге, образованном человеческими черепами. Куратор выставки Кети Бирквуд полагает, что художник закрасил черепа, так как заказчик картины посчитал их слишком мрачной деталью.
Таланты Ди были признаны во многих европейских столицах. Еще Марии Тюдор Джон Ди предлагал основать Королевскую библиотеку, которая должна была стать крупнейшим собранием научных книг. Когда этот проект не получил поддержки, Ди стал собирать свою собственную библиотеку, которая быстро превратилась в самую богатую частную библиотеку в стране. Часть книг (3000) из библиотеки Ди пожертвовал в Национальную библиотеку. Джон Ди считается так же основателем Британского музея.
Интерес московского двора и самого царя Федора Иоанновича к алхимии и астрологии подтверждается попыткой в 1586 году пригласить на службу в Россию и математика, астролога, алхимика и мага Джона Ди. Сын Джона, Артур станет позднее придворным лейб-медиком и советником у московского царя Михаила Романова. По просьбе царя Михаила король Джеймс I послал его в Россию. Изучение относящихся к этому делу источников со всей определенностью показывает, что он был выбран не столько английским королем, сколько русскими агентами (которые были направлены в Лондон для нахождения врача достаточно сведущего и образованного).
В архивной записи, уничтоженной московским пожаром 1812 года, упоминалось «Посланники Юрий Родионов и Андрей Керкерлин, отправленные царем Михаилом Фёдоровичем со специальной секретной миссией в Германию, Францию и Англию, во время своего пребывания в Англии и Голландии со всей несомненностью обнаружили, что доктор Артур Ди ««премного славен своим искусством»». Таким образом, Артур Ди был широко известен еще до своего прибытия в Московию, причем не только в Лондоне. Еще до своего отъезда Артур Ди был придворным врачом короля Джеймса I и королевы Анны, и это ко всему прочему подтверждается документом за подписью Чарльза I, где Артур Ди именовался «верным врачом короля Джеймса». Возможно, выслушав русских посланников, король послал Артура Ди в Москву «по специальной просьбе царя». Одновременно с этим Джеймс отправил царю Михаилу в Москву письмо, в котором рекомендовал Артура Ди как умелого врача. Письмо было датировано 21.06 1621 года. При московском дворе Артур Ди был известен под именем Артемия Ивановича Дия. Через 14 лет верной службе Романову Артур Ди вернулся на родину, где стал личным врачом и советником у короля Чарльза Первого.
Не была чуждой оккультизму и последняя царская чета Российской Империи. Кроме постоянного увлечения разного рода юродивыми и «пророками», которое в разное время оказывали огромное влияния на Николая II и императрицу Александру Федоровну, при дворе подвизались и более серьезные оккультисты. Французский лекарь-шарлатан Филипп Антельм Низье из Лиона был одним из первых оккультистов, манипулировавшим августейшей четой. Изгнанный из медицинской школы Лиона за некие сенсационные лекарства, неоднократно оштрафованный за практикованиe медицины без лицензии во Франции, «доктор» Филипп стал практиковать «психические токи» и «астральные силы». Две русские дворянки, находившиеся среди его обширной клиентуры, представили его венценосной российской чете. Он был приглашен пожить в Царском селе. Там он занялся «научной» деятельностью: совершенствовал практики гипноза, предсказания будущего, реинкарнации и некромантии. С помощью Филиппа Николаем мог «общаться» с призраком своего отца, Александра III. Помимо этого, он якобы творил и другие чудеса: управлял погодой и становился невидимым.
Благодаря близким отношениям с царем шарлатану присвоили звание доктора медицины в России, а французские власти вынуждены были это признать, так как за него ходатайствовал лично император.
Филипп утверждал, что может определить пол будущего ребенка за счет своих оккультных практик, после чего у императрицы случилась ложная беременность. К весне 1903 года глава заграничной агентуры департамента полиции Петр Рачковский подготовил доклад, в котором на основе сведений, полученных из Парижа, маг был обвинен в шарлатанстве. Даже после всего этого Николай отказывался признать шарлатанство Низье, обвинив в его очернении иностранных агентов влияния. Однако доверие было потеряно, хотя Низье был удален от двора с почестями и деньгами.
Ученик Низье, Жан Анаклет Венсан Анкосс, известный в истории как Папюс, сделал еще более головокружительную карьеру в России, основав в Санкт Петербурге тайную Ложу Мартинистов, членами которой стал сам царь, многие его приближенные и даже знаменитый художник Николай Рерих. В 1901 году он приехал в Россию для основания несуществующей даже во Франции школы психофизиологии. Ко двору Папюс был представлен Великим Князем Николаем Михайловичем, с которым он подружился еще во Франции. Несмотря на то, что Николай и Александра были поражены способностями Папюса, он не пожелал остаться в России, приехав в страну снова только в 1905 году, по приглашению Николая. Тогда оккультист, посетив Царское Село, «вызвал» дух Александра III, который посоветовал царю безжалостно подавлять революцию.
В последний раз Папюс посетил Россию в 1906 году, но переписывался с Николаем и Александрой по крайней мере до 1915 года. В одном из писем он предупредил императрицу о зле, заключенном в Григории Распутине, «святом демоне». Папюс пишет, что с точки зрения каббалиста он является «сосудом наподобие ящика Пандоры, в котором сосредоточено все зло, все пороки и грязные побуждения русского народа». «Стоит этому сосуду разбиться, и его ужасное содержимое разольется по России», – предупреждал он. Узнав о кончине оккультиста в 1916 году, Александра Федоровна написала мужу на фронт: «Папюс умер, а значит, мы обречены». Вероятно, именно после знакомства с этими двумя персонажами царская семья сделала своей личной эмблемой свастику, которую ранее активно продвигала Елена Блаватская и ее Теософское общество, которое на момент ее смерти насчитывало 60000 членов по всему миру. Даже на стене Ипатьевского дома, где погибла царская семья, на стене была найдена свастика, начертанная императрицей.
Свастика на личном автомобиле Николая II Delaunay-Belleville
Свастика на открытке и дневнике Императрицы Александры
Впоследствии, свастика еще некоторое время кочевала от банкнот Временного правительство до ранней большевистской символики.
«„Российский государственный военный архив, созданный в 1920 году для „сбора исторического материала по боевой деятельности Красной армии“, отмечает свое 80-летие. Обозреватель „Власти“ Евгений Жирнов побывал на выставке, посвященной этому событию, и обнаружил, что во время гражданской войны некоторые красноармейцы ходили в атаку в кожаных лаптях и со свастикой на рукаве.“» Газета Коммерсантъ от 01.08.2000
Примечательна оккультная деятельность некоторых высоких должностных лиц в ВЧК-НКВД, в начале 20 до середины 30х гг. Начальник Криптографического отдела (Специальный отдел при ВЧК) Глеб Иванович Бокий был членом тайной оккультной организации «Единое Трудовое Братство», изучающую «Древнюю науку Дюнхор». Несколько раз занятия общества посещал сам Генрих Ягода – будущий глава НКВД.
Бокий привлек к работе Спецотдела зимой 1924 года ученого-мистика Александра Барченко. Основные научные интересы этого исследователя были сосредоточены в области изучения биоэлектрических явлений клетки, работе мозга и в живом организме в целом. Свои лабораторные опыты Барченко совмещал с должностью эксперта Бокия по психологии и парапсихологии. В частности, им разрабатывалась методика выявления лиц, склонных к криптографической работе и к расшифровке кодов. Ученый выступал и консультантом при обследовании всевозможных знахарей, шаманов, медиумов, гипнотизеров и прочих людей, утверждавших, что они общаются с призраками. С конца 1920-х годов Спецотдел активно использовал их в своей работе.
Так же известно, что знаменитый художник и мартинист Николай Рерих одно время пользовался покровительством самого Ф.Д Дзержинского, который выделил на экспедицию последнего в Тибет, для поисков таинственной Шамбалы 600 000 долларов по линии ВСНХ, что по тем временам было огромной суммой. В экспедицию было включено несколько членов «Единого Трудового Братства». Несмотря на то, что Рерих не был даже советским гражданином Москва запросила у МИД Монголии охранную грамоту «академику Н. К. Рериху» с супругой и сыном на право беспрепятственного перехода границы МНР в пункте Юм-Бейсе – в документе не было указано ни гражданство Рериха, ни причина интереса СССР в его дипломатическом иммунитете, ни конечный пункт путешествия. Рерих оказывал большое влияние на своего ученика, вице-президента США Генри Уоллеса, что в дальнейшем повредило его политической карьере. Во время президентских выборов 1940 года республиканцами была выявлена серия писем, написанных Уоллесом Николаю Рериху. В этих письмах Уоллес обращался к Рериху как к «Дорогому Гуру» и подписывал все свои письма буквой «G» (Галахад). Имя ему было дано Рерихом. Сам Николай Константинович именовал себя тибетским именем Рета Ригден. В этих письмах Уоллес писал Рериху, что он ожидает «прихода Нового Дня», когда люди из «Северной Шамбалы» положат начало эре мира и благополучия. Уоллес отрицал подлинность этих писем.
Уоллес был приверженцем Рериха и его идей с середины 1920-х годов. С согласия Рузвельта Уоллес активно лоббировал в Конгрессе США «Пакт Рериха» об охране художественных, научных учреждений и исторических памятников, который был подписан в Вашингтоне делегатами 22 американских стран в 1935 году. В 1934 году Министерство сельского хозяйства США отправило Рериха с экспедицией на поиск засухоустойчивых растений для предотвращения повтора ситуации Пыльного котла. Однако во время экспедиции Николай Рерих и его сын Юрий вели политическую деятельность, которой скомпрометировали правительство США, в результате чего Уоллес досрочно прекратил экспедицию. В своих мемуарах он даже делал попытки затушевать свои связи с Рерихом и его духовным учением.
Когда в 1940 году республиканцы пригрозили обнародовать оккультные убеждения Уоллеса, демократы ответили угрозой разглашения информации о республиканском кандидате Уэнделле Уилки, который по слухам имел внебрачные отношения с писательницей Иритой Ван Дорен. Республиканцы согласились не публиковать «письма Гуру». Однако, зимой 1947 года независимый обозреватель Вестбрук Пеглер опубликовал выдержки из этих писем в газете и использовал их в своих статьях, как доказательство того, что Уоллес несовместим с постом президента. На выборах 1948 года Уоллес был кандидатом на пост Президента США от Прогрессивной партии.
Некоторые приписывают именно Николаю Рериху дизайн однодолларовой купюры, знаменитой своими масонскими символами, который он якобы пролоббировал через Уоллеса. Утверждали, что автор дизайна – русский эмигрант Сергей Макроновский, под псевдонимом которого скрывался Рерих. Проверить истинность этого утверждения сейчас не представляется возможным, но связь Рериха с Уоллесом и их оккультные увлечения – это исторический факт.
И снова посвящается Блит…
Еще в большей степени, чем всегда
Факты
Приорат [1] Сиона – тайное европейское общество, основанное в 1099 году, реальная организация.
В 1975 году в Парижской национальной библиотеке обнаружены рукописные свитки, известные под названием «Секретные досье», где раскрывались имена многих членов Приората Сиона, в их числе сэр Исаак Ньютон, Боттичелли, Виктор Гюго и Леонардо да Винчи.
Личная прелатура Ватикана, известная как «Опус Деи», является католической сектой, исповедующей глубокую набожность. Заслужила печальную известность промыванием мозгов, насилием и опасными ритуалами «умерщвления плоти». Секта «Опус Деи» только что завершила строительство своей штаб-квартиры в Нью-Йорке, на Лексингтон-авеню, 243, которое обошлось в 47 миллионов долларов.
В книге представлены точные описания произведений искусства, архитектуры, документов и тайных ритуалов.
Читайте также: